Страница 49 из 83
Эльф проскрипел зубами. Могу поспорить, что его так и подмывало ответить моему напарнику в духе: у тебя ее вообще нет. Но Рихейнэль сдержался. Почти.
— Пять золотых, — отчеканил он. Как по мне, цена была баснословной. — И чтоб твоя не-кро-мант-ка, — это слово он выделил особо, вложив в него всю свою неприязнь, — к энергетическим сетям с МОИМИ личами не подходила. И в их сторону не дышала даже!
Ух, какой гневный спич вышел у капитана! Видимо, он так и не смог простить уворованного моей предшественницей духа.
Дьяр и бровью не повел, лишь холодно уточнил:
— С едой. И не помоями, а нормальной.
— С питанием — семь. — Остроухий всем своим видом показывал, что не намерен уступать, и с остервенением бился за каждую медьку.
Вот только по итогу они сошлись на четырех золотых, пяти сребрах и шести медьках за провоз и питание. Дьяр согласился помогать матросам магией. Зато после таких напряженных «дипломатических» переговоров уважения в глазах эльфа к Дьяру, ну и ко мне, как к спутнице Йорана заодно, прибавлялось. Видимо, умение вести торги и выбивать выгодные для себя условия у остроухих было возведено в ранг искусства и постигшие его признавались перворожденными за равных.
Дьяр обернулся и уже было хотел спуститься в каюту за оговоренными деньгами, как я протянула ему кошель. Напарник принял его, не оборачиваясь к капитану, открыл мешочек и, отсчитав положенное, прошептал мне: «Умница».
А затем, повернувшись, сделал два шага к эльфу, но перед тем, как отдать деньги, задумчиво утонил:
— Когда отчаливаем?
— С заходом солнца, — отозвался остроухий, подходя к Дьяру и беря у того мзду.
— Хорошо, я к этому времени вернусь. А пока принесите еду в каюту для моей спутницы. — И напарник указал взглядом капитану на меня.
Недоумевала я недолго. Дьяр, пояснив, что ему нужно кое-что купить в городе до отбытия, ушел.
Остались я, капитан и Смерть.
— Госпожа Смерть еще меж нами? — первым делом уточнил эльф.
— Тут-тут я, касатик, — игриво отозвалась костлявая.
Я подтвердила, что да, Хель в наличии. И попыталась донести мысль, что она, возможно, будет в базовой комплектации дирижабля на все время нашего путешествия до столицы. Капитан, и до этого бывший от некромантки на борту в легком негодовании, и вовсе опечалился. Выразительно так, что аж матросня, сновавшая поблизости, но не рисковавшая подходить, заслушалась. Видимо, капитан истово бранился еще и оттого, что приказать Хель, как мне, «держаться от его личей подальше» он не мог.
Я же, проигнорировав его речь, лишь напомнила:
— Хотела бы заметить, что нас, магов Смерти, не стоит обижать хотя бы потому, что неизвестно, к кому в случае обиды мы пойдем жаловаться.
На меня посмотрели, хотя по ощущениям — измерили и взвесили, и вынесли вердикт:
— Ты не некромантка. Ты само зло во плоти!
— Да, — не стала отпираться я. — Причем зло голодное. И оно отправляется в каюту ждать обещанный обед.
Я повернулась и пошла к лестнице, отчетливо услышав, как остроухий скрипит зубами. Рядом плыла Хель. И (вот странность!) не пыталась меня провоцировать. Последнее было еще подозрительнее, чем улыбка костлявой.
— Тиг, — наконец заговорила чернобалахонница, когда мы оказались внутри каюты, — у меня к тебе есть деловое предложение.
— Какое? — насторожилась я.
— Хочешь, чтобы я недельку не пыталась тебя убить?
Я едва не поперхнулась воздухом. Дожили! Смерть мне неприличности, ей по должности не положенные, предлагает.
Вместо ответа лишь заинтересованно изогнула бровь. Хель посчитала это согласием и начала:
— Помнишь, мне в Рутке поплохело? Мне! Вечной!
Я кивнула, не перебивая.
— Так вот, я метнулась выяснить, в чем дело, и оказалось… — Впервые я видела Хель столь смущенной. Она даже на миг замялась, словно набираясь смелости для признания: — Мой алтарь в столице… Представляешь, его приказано перенести из центра города ближе к погосту. А на этом месте поставить дом.
Я вспомнила, как в советское время целые улицы кирпичных пятиэтажек двигали вместе с фундаментами, чтобы проспекты расширить, и прикинула, как это может выглядеть в Эйсе. И под впечатлением от картины, нарисованной воображением, выдала:
— Зачем вообще строить на месте твоего алтаря какой-то дом?
— Не какой-то, а публичный! Даже не доходный, не торговый, а элитный бордель, едрит их Апокалипсис за пятку! Дескать, с него прибыли больше всего. Это оскорбление. Меня. Личное. И я этого не прощу! — она прошипела последнее так многообещающе, что я поняла: тем, кто это решил провернуть, крышка. — Но убить я сама этих гадов не могу, поэтому предлагаю тебе сделку: ты за меня мстишь, а я, так и быть, не пытаюсь расшатать твое магическое здоровье.
— Под «сделкой» ты имеешь в виду, что не будешь меня эти дни бесить, чтобы некромантский дар не рванул водородной бомбой? А я в это время, мстя за честь твоего алтаря, буду сама пытаться самоубиться? То есть умру в любом случае?.. — уточнила я без всякого пиетета к бессмертной компаньонке. — Знаешь, предложеньице у тебя из серии: не хочешь быть патриотом — не будь! Флаг тебе в руки!
— Ишь, дерзкая какая, — с интонацией: «Ну ты и грубиянка!» — протянула Хель.
— Дерзость — лишь четкая формулировка мысли, без толики лжи. — Я философски пожала плечами с видом инвестора, который ждет других, более заманчивых предложений по вложению капитала.
Смерть недовольно побарабанила костяшками пальцев о черен косы.
— А если не неделю, а, скажем… две? — Видно было, что она столь щедрый дар оторвала от самого сердца.
— А как насчет всей моей жизни? Лет так… — Я призадумалась: сколько в этом мире в среднем живут? И на всякий случай, как мне казалось, произнесла с запасом: — Лет сто.
Смерть так выразительно сжала косу, что и гадать не нужно было: на месте древка она представляла мою шею.
Ну а я, выражусь местным языком, начала ковать проклятье, пока горячо. В смысле, договариваться со Смертью, пока она на это готова. Правда, желательно это было сделать на выгодных для себя условиях. В идеале — выторговать у Хель жизнь.
Для костлявой же оптимальным было, чтобы я безропотно согласилась помогать, а после мести сразу же легла в гроб и ручки на груди сложила. В общем, нашла коса на камень, демон — на экзорциста, а воскресшая — на Смерть.
Торги вышли эпичными. Если бы их увидел капитан дирижабля, то наверняка прослезился бы от умиления. А его скаредная натура узрела бы во мне сестру по духу.