Страница 9 из 111
Все эти годы я замечала каждый новый белый шрам на теле Минимуса. У него их было пять — четыре шрама оставили лианы бабушки, и один — рог такого же змея.
Я знала их наизусть, потому что я гладила его голую, резиновую плоть каждый раз, когда мы встречались. Мне так хотелось иметь возможность вылечить его, как он когда-то вылечил меня.
Като стоит перед принцем, сдерживая толпу. Когда он замечает меня, он слегка качает головой. Неужели он думает, что я причиню вред Данте за то, что он убил животное? Несмотря на всё моё отчаяние и чувство отвращения, я могу причинить человеку не больше вреда, чем зверю.
Фибус касается ладонью моей поясницы и, приблизившись губами к моему уху, говорит:
— Идём.
И хотя я благодарна ему за поддержку, я не могу уйти.
Пока не увижу.
Я прохожусь взглядом по свёрнутым в кольца останкам змея в поисках повреждений на розовой чешуе, но не нахожу их. Я ещё раз на всякий случай оглядываю вытянутое тело. Несмотря на то, что змей такой же длинный и толстый, как Минимус, это не он. Слёзы облегчения, и стыда из-за того, что я испытываю облегчение, катятся по моим щекам.
Я быстро утираю их, в надежде, что их никто не увидит, но глаза Данте обращены на меня.
Я быстро моргаю, чтобы прийти в себя, и уже начинаю разворачиваться, как вдруг рядом с принцем причаливает гондола, и королевский лекарь-фейри гигантских размеров, одетый в традиционные чёрные одежды, выходит из лодки.
Данте передает кусок мяса одному из своих многочисленных стражников, после чего подходит к лекарю, который стоит так близко ко мне, что я могу сосчитать золотые колечки в раковине его уха — тридцать. Каждое из них украшает целебный камень. Он касается их своими пальцами, чтобы получить их силу для работы со своими пациентами.
Данте наблюдает за мной, на его лбу появляется складка. Так же, как и Фибус, он, должно быть, чувствует мою боль, поскольку знает, что я не выношу жестокого обращения с животными. Он медленно поворачивается и обнажает спину для лекаря. Кровь сочится из глубокой раны у него под лопаткой и стекает по спине.
— Зверь первый напал на меня, — Данте не произносит моё имя, но я понимаю, что его слова предназначаются мне.
И хотя мои глаза пощипывает, я не закрываю их и неотрывно смотрю на его рану.
Данте был ранен первым.
«Он был ранен первым», — повторяю я.
Когда я снова смотрю на безжизненное тело змея, моё сердце болит уже меньше. По правде говоря, оно стало болеть чуть меньше, когда я поняла, что это не Минимус.
Как эгоистично.
Я такая эгоистка.
Лекарь сжимает пальцами огненно-красный кристалл и подносит ладонь к спине Данте, после чего его бронзовая кожа начинает срастаться. Когда процесс излечения подходит к концу, огромный мужчина кланяется Данте. По пути к лодке, его взгляд перемещается на меня и задерживается.
Похоже, он ищет повод сообщить обо мне Юстусу Росси. Рассказать ему что-то, что может меня дискредитировать.
Я отвожу глаза, пока он чего-нибудь не обнаружил, и смотрю на жемчужину Люса — замок династии Регио из стекла и мрамора, окружённый чистыми каналами и золотыми мостами, ведущими к острову. Исолакуори. Сердце нашего королевства, бьющееся у него внутри.
— Фибус, — Данте кивает моему другу, сжав в кулаки окровавленные руки. — Уведи Фэл отсюда.
Фибус обхватывает меня рукой за талию.
— Я как раз хотел это сделать.
Когда мы начинаем пробираться сквозь оголодавшую толпу, Фибус делает глубокий вдох, после чего целует меня в макушку.
— Когда-нибудь из-за твоего сердца у нас будут очень большие проблемы.
— У нас?
Я поднимаю на него слезящиеся глаза.
— Да. У нас. У тебя, у меня и у Сиб. В горе и в радости. И так до конца наших очень долгих жизней. Мы дали клятву и обменялись кровью. Забыла?
Боже, я люблю этого парня. Я обхватываю его рукой за талию и сжимаю. Когда мы выбираемся из толпы, я говорю:
— Нонна оказалась неправа.
— Насчёт чего?
— Насчёт того, что Данте изменится, переплыв канал. Это не сделало его тщеславным. Она даже как будто раскаивался. Это укрепляет мою веру в то, что власть меняет не всех мужчин.
ГЛАВА 5
Дни проходят, и никаких убийств змеев больше не наблюдается. Впрочем, как и самого Данте. Я надеюсь, что он не навещает меня из-за предстоящей помолвки Марко и других государственных дел, а не из-за романтических свиданий с кем-то ещё.
Воспоминания о том, как пальцы Катрионы проходятся по его тёмной коже, постоянно прокручиваются у меня в голове, когда я не достаточно занята, и это заставляет меня всё время чем-нибудь заниматься. Когда я не работаю и не помогаю бабушке по дому, я ухожу в книги.
Чтение одно из любимых времяпрепровождений мамы, может быть, поэтому мне оно тоже очень нравится. Вместо того чтобы читать истории про себя, я читаю их вслух своей маме.
— И жили они долго и счастливо, дикие и свободные.
Я закрываю книгу в кожаном переплете, где рассказывается о двух фейри из враждующих королевств, которые преодолели свои различия и отбросили предрассудки, чтобы быть вместе.
Страницы книги истрепались и истончились из-за того количества раз, что я их перелистывала. Шёлковая нить, которая соединяет страницы обложки, начала распускаться. По словам бабушки, «Сказание о двух королевствах» было самой любимой книгой мамы. Не знаю, насколько это правда, потому что она не выказывает никаких эмоций, но это определенно моя любимая книга.
— Опять эта книга? — усмехается каждый раз бабушка, заходя в спальню во время чтения. — Ну, конечно же, теперь это и твоя любимая история.
Бабушка говорит, что я мечтатель, но если я не буду мечтать, то что тогда мне остаётся? Мать, которая отдала своё тело недостойному мужчине, и бабушка, которая отдала своё сердце тирану? Реальность слишком суровая. Ну, хотя бы у меня есть родители Сиб. Их любовь прекрасна.
Сиб так часто упрекает меня за мои романтические увлечения и нереалистичные ожидания. Самое ироничное в том, что это говорит девушка, чья семья представляет собой воплощение мечты. Но счастливцы часто не замечают своей удачи.
— Бронвен наблюдает за тобой, — шепот срывается с маминых губ, как только я ставлю книгу на её маленькую полочку рядом с гладким камешком, на котором вырезана буква «В».
— Кто такая Бронвен, мама?
Проведя большим пальцем по выемкам на камешке, я подхожу к окну и смотрю на коричневую гладь канала, которая блестит золотом в заходящем солнце. Мой палец замирает, потому что кто-то стоит в поле нашего зрения под склонившимися ветвями кипариса — женщина в тюрбане и платье такого же чёрного цвета, как и тени, окутывающие её.
Может быть, это та же самая женщина, которую я заметила на набережной пару дней назад?
У неё такое же телосложение. И одежда. Я щурюсь, желая разглядеть её в темноте, но под моим окном проплывает гондола, отвлекая моё внимание. Я чувствую, как взгляды мужчин в лодке перемещаются на моё лицо, и слышу, как один из них спрашивает, не буду ли я сегодня в «Кубышке», потому что он, по-видимому, собирается там быть.
Мне хочется, чтобы их лодку сдуло подальше отсюда.
Когда гондола скрывается из виду, женщина тоже исчезает.
Я ещё сильнее сжимаю камешек в руке.
— Дама на берегу и есть Бронвен, мама?
Тишина.
— Мама?
Я машу рукой у неё перед лицом, но она уже погрузилась в своё покалеченное сознание.
Вздохнув, я возвращаюсь к полке и кладу камешек рядом с книгой. В течение нескольких минут я неотрывно смотрю на резьбу. Интересно, что означает буква «В»? А точнее — кого? Я нашла этот камешек в кармане одного из маминых платьев, когда моё тело оформилось, и ко мне перешёл её гардероб. Я сказала бабушке, что он теперь принадлежит мне, чтобы она его не выкинула.
Не то, чтобы бабушке недоставало эмпатии, это было не так; она просто считала, что прошлое может ещё больше навредить маме, и старалась оградить её от него.