Страница 3 из 111
Жаль, что этот молодой змей не может почувствовать того, что я не хочу причинить ему вред. Может быть, я каким-то образом могу ему это показать? Или ей. Я разжимаю кулаки, широко развожу руки в стороны, желая показать существу, что я безобидна. Морские змеи, может, и не обладают эмпатией, но они без сомнения умные.
Вода начинает вибрировать от шума, резких криков и громких голосов. Несмотря на то, что чистокровные фейри могут истечь кровью, они бессмертны и, тем не менее, никто не прыгает в воду, чтобы спасти меня. Да и зачем им это делать? Незаконнорожденные дети находятся на самой низшей ступени иерархии, всего на одну ступень выше людей. Готова поспорить, что некоторые зеваки надеются, что змей утащит меня в Филиасерпенс, их логово, которое уходит на несколько тысяч метров вглубь.
Когда язык змея скользит вдоль его безгубого рта, по всему моему телу прокатывается дрожь, уничтожая остатки кислорода. Я начинаю выталкивать себя на поверхность, и, наконец, моя голова выныривает из воды.
— Фэллон, Фэллон, — кричит бабушка.
Её удерживают стражники, но она отталкивает их, падает на колени, вскидывает руки, а затем опускает их и протягивает в мою сторону.
— Капелька, моя рука. Хватайся за мою руку!
Но розовый змей плавает туда-сюда между нами, не давая мне приблизиться к ней.
Седовласый стражник, широко раскрыв глаза, смотрит то на бабушку, то на меня, то на тело, покрытое розовой чешуей. Он, вероятно, не понимает, почему я всё ещё жива.
Я тоже этого не понимаю.
— Като, сделай же что-нибудь! — кричит ему бабушка.
Он вынимает из ножен меч и поднимает его в воздух. Змей хватает меня за талию и тащит назад, к центру канала, после чего поднимает голову и шипит на Като.
— Фэллон, — рыдает бабушка.
Змей обвивает меня своим телом, и хотя моё сердце учащенно бьётся, я не смею пошевелиться. Я едва дышу.
— Ржавый котел, что это он делает? — вскрикивает у меня над головой какой-то фейри, стоящий на стеклянном мосту.
Какая-то дама из Тарекуори, одетая в парчовые одежды красного и золотого цвета, прикрывает от солнца глаза, чтобы лучше видеть происходящее.
— Играет со своей едой.
Я начинаю извиваться всем телом, пытаясь высвободиться, но существо поворачивает ко мне голову. Я замираю. И хотя змей не шипит на меня, он высовывает язык и проводит им по моему подбородку.
Неужели он только что… только что лизнул меня?
Я хмурюсь, после чего поднимаю руку, решив схватить змея за шею и отодвинуть его голову, но он снова это делает. Его бархатистый язык проходится по моей шее в сторону подбородка. Когда я касаюсь ладонью его чешуи, существо замирает, уставившись на меня, а затем лижет повреждённую плоть на моих костяшках. Кожу начинает щипать, и к моему удивлению прямо у меня на глазах она заживает.
Существо утыкается своим коротким рогом в мою ладонь и продолжает зализывать мою кожу.
— Пробует свой обед, — говорит дама, облаченная в занавеску.
Но мне так не кажется.
Мне кажется, что змей меня лечит.
Вместо того чтобы ущипнуть его за шею, я провожу пальцами по его сморщенным спинным плавникам. Животное закрывает глаза, а его длинное тело начинает вибрировать. Эти вибрации проникают мне под кожу и заставляют меня завибрировать в ответ.
— Ты меня вылечил, — говорю я в благоговении.
Он открывает свои чёрные глаза.
— Зачем ты это сделал? Я же твой враг.
— Она разговаривает с этой тварью? — спрашивает женщина, одетая в занавеску.
— На каком языке? — отвечает её сосед.
Пока они сплетничают, я глажу чешую змея, и существо снова начинает вибрировать.
«У морских змей нет сердца, Фэллон. Это животное. Опасное и бездушное». Наша учительница флоры и фауны, Синьора Децима, прожужжала мне этим все уши.
Но это создание, похоже, что-то чувствует.
Боковым зрением я замечаю вспышки света.
— Сдвинь свою голову вправо, — приказывает капитан. — Или я спалю тебя вместе с ним.
— НЕТ! — кричу я хриплым голосом, который доносится до огненного фейри на мосту, выставившего руки вперёд.
Тело змея напрягается.
Я провожу рукой вниз по его шее и шепчу:
— Иди.
Он не двигается с места.
Я отталкиваю его и повторяю просьбу. Но он всё еще не двигается, как вдруг его тело, обернутое вокруг моих ног, резко опускается вниз, отпустив мои ноги, и зверь начинает скулить.
— Что ты?.. — мои слова превращаются во вздох, когда я вижу бабушку, которая шевелит пальцами, словно управляет нитями марионетки.
Она вырастила цветочные лианы, которые опутали мост, и которые она превратила в веревки. Они обвились вокруг безобидного дракона, поймав его в ловушку. Змей начинает выть, когда бабушка вытаскивает его тело из воды.
— Нонна, нет!
Лицо моей бабушки сейчас бледное как снег.
— Сейчас же вылезай из воды, Фэллон!
— Он не…
— Вылезай! — её голос звучит очень нервно, что ускоряет мой и без того бешеный пульс.
Я плыву к берегу. Зеваки замирают, словно кто-то заколдовал всех жителей королевства и превратил их в камень.
Я хватаюсь за скользкие камни, вытаскиваю свое мокрое тело из воды и плюхаюсь на спину, чтобы отдышаться.
— Я в порядке. Отпусти его, бабушка. Пожалуйста.
Кровь начинает сочиться из-под его чешуи в том месте, куда врезались плети лиан.
Я принимаю сидячее положение.
— Нонна, пожалуйста!
Она выходит из ступора и отпускает змея, который резко падает вниз, еле слышно поскуливая.
Огненные вены покрывают ладонь капитана.
— Какой магией обладает твоя внучка, Церес?
— Добротой. Это единственная магия, которой обладает Фэллон.
Бабушка опускается на колени рядом со мной, обхватывает моё лицо, и хотя её ресницы не блестят от слёз, её глаза сияют от страха.
— Моё бессмертное сердце чуть не остановилось, Капелька. И всё из-за чего? Из-за рябиновых веток?
Веток, которые я так и не смогла вернуть.
Я смотрю на канал в поисках рябинового пучка, и не могу оторвать взгляд от воды, потому что на дне канала апатично лежит змей. Кровь чернильного цвета поднимается от его тела, словно краска.
Бабушка хватает меня за подбородок и поворачивает к себе моё лицо.
— Первый и последний раз.
Она имеет в виду погоню за эльфами, мой прыжок в канал или то, что я погладила змея? Вероятно всё вместе.
Капитан резко сжимает руку в кулак.
— Ты оштрафована за использование магии, Церес.
Бабушка не отвечает. Она даже не смотрит в его сторону.
— Домой. Сейчас же.
Тон её голоса не терпит возражений, как и её пальцы, и её рука, которая обвила меня за талию, как только я встала на ноги.
Она, молча, тащит меня по рынку в сторону наших корзин, которые теперь пусты. Должно быть, их обчистили голодные полукровки или другие эльфы. Подобрав их с земли, она вешает их себе на руку. Я пытаюсь ей помочь, но, увидев её суровый взгляд, больше не настаиваю.
Когда мы добираемся до нашего двухэтажного дома на самом дальнем острове, бабушка сваливает корзины на кухонный стол и обхватывает руками толстую деревянную столешницу. Её спина сгорбилась, грудь вздымается и опускается.
Я подхожу к ней и прижимаю руки к её сгорбленной спине. Её рыдания сотрясают воздух и проникают в моё маленькое сердце, которое учащённо бьётся.
— Я в безопасности, нонна. Пожалуйста, не плачь. Я в безопасности.
— Ты не в безопасности, — отрезает она и смотрит на потолок в сторону маминой комнаты, которую та никогда не покидает.
— Он не причинил мне вреда, он меня вылечил. Смотри.
Я шевелю пальцами у неё перед глазами.
Она отодвигает от себя мою руку.
— Я говорю не о змее, я говорю о капитане, — её спешно произнесенные слова плывут по воздуху, точно пылинки. — Он придёт и заберёт тебя.
— За то, что я выжила в канале?
— Нет, Капелька. За то, что ты приручила зверя.
— Приручила? Я всего лишь его погладила, нонна.