Страница 23 из 111
— Послушай, я пришёл сюда не для того, чтобы ругаться. Я пришёл, потому что прошлой ночью скучал по тебе и переживал, что что-то произошло. Почему ты не пришла?
— Я потеряла ленту.
Если он и понимает что я лгу, он ничего мне не говорит.
— Тебе хотя бы понравилось платье?
Я перевожу на него всё внимание.
— Ты…
Я облизываю губы, чтобы скрыть удивление, которое чуть не выдало меня. Я готова опять солгать, потому что — какой у меня ещё есть выбор? Если я признаюсь, что не получила его подарка, из-за меня в беду попадет либо бабушка, либо его крылатый посланник.
— Ты его не получила?
— Нет, я… его получила. Оно великолепное.
— Фиолетовое, как твои глаза.
— Как раз моего оттенка. Ты как будто знаешь их оттенок наизусть!
— Я не знаю, какого они точно оттенка, и платье не фиолетовое, оно золотое. Как насчёт того, чтобы начать говорить мне правду и не заставлять меня применять соль?
Я морщу нос, чувствуя себя почти как паук, пойманный в свою же собственную паутину.
— Я ничего не получала.
— Но почему ты солгала?
— Потому что считаю, что бабушка спрятала их от меня.
Слова Бронвен звенят у меня в голове: «Ты здесь, потому что время пришло».
Могла ли она украсть моё платье и ленту? Я даже не рассматривала такую возможность. Гнев начинает закипать у меня в груди. Если слепая женщина стоит за всем этим, то чёрт бы побрал её и эти глупые поиски сокровищ. Она может отправляться сама искать этих проклятых воронов.
Но затем мысль о том, что эти птицы могут стать моим билетом в королевы, душит на корню моё негодование. Может быть, она работает не против меня? Жаль, что она не смогла выбрать более удачный вечер, чтобы вмешаться в мою жизнь.
Данте наблюдает за игрой эмоций на моём лице.
— Я могу каким-нибудь образом поучаствовать в том разговоре, что ты ведёшь сама с собой?
— Я размышляла о том, что моя бабушка, возможно, и не замешана во всей это истории.
Его губы кривятся.
— Я отрежу крылья своему эльфу, если он забыл…
— Пожалуйста. Не надо. Не надо никого наказывать. Это в прошлом.
Я кладу руку ему на плечо, через которое проходит так много мускулов, что оно напоминает мне плети глицинии.
— К тому же, это всего лишь одна ночь. Теперь, когда ты дома, у нас может быть другая. Их может быть даже много.
Мое обещание смягчает его настроение, но портит моё. Пророчество не имеет никакого значения, если Данте узнает, что прошлой ночью я целовалась с другим мужчиной. И он пожалеет о том, что послал мне платье. Я почти собираюсь признаться ему, но прежде, чем успеваю произнести эти ужасные слова, рука Данте, которая не держит бутыль, ложится мне на спину, а его губы приземляются на мои.
Пахнущий плесенью подвал исчезает, и я возвращаюсь на четыре года назад, где в тенях Тарелексо этот же самый мужчина, тогда ещё мальчик, коснулся своими губами того, чего никогда не касался никто другой.
Поцелуй кажется знакомым, но другим, как первый, но всё-таки как второй. Он заставляет моё сердце припечататься к груди, и вместе с его биением мои соски начинают пульсировать. Эти розовые пуговки плоти такие твёрдые, что я опасаюсь, как бы они не проткнули жёсткую ткань моего платья и не порвали униформу Данте.
Я поднимаю руки к его шее, касаюсь ладонями его горячей кожи и мышц, которые перекатываются под ней. Язык Данте проникает мне в рот и начинает атаковать его, он требовательный и резкий, и он присваивает себе каждый тёмный уголок, словно этот мужчина напоминает мне о том, что он мой принц, и что всё в Люсе принадлежит ему, включая моё тело.
— Ой. Я… — голос Джианы возвращает меня в сырой подвал с низкими потолками.
И хотя широкое и высокое тело Данте скрывает меня из виду, я не смею пошевелиться. Я благодарна всем богам за то, что он такой большой, хотя я, наверное, должна благодарить его родителей. Но я не сильно люблю его мать, которая считает, что круглые уши не заслуживают никакого внимания, так что благодарить богов, на мой взгляд, более уместно.
— Прошу прощения, Альтецца. Мне нужно вино.
Мои щёки вспыхивают. Данте улыбается, его забавляет, что нас застукали. А может он улыбается, потому что гордится тем, что заставил моё тело так ярко на него реагировать? Я всё ещё надеюсь, что Джиа решит, что Данте целовал какую-то другую женщину, но затем он отодвигается в сторону и протягивает бутыль, которую взял у меня ранее, а я не успеваю спрятаться за деревянными полками.
Серые глаза Джианы останавливаются на мне, и в них отражается столько упрёка, что все мои внутренности сжимаются. Я хочу сказать ей, что я не была инициатором ни этого свидания, ни поцелуя, но она уже идёт вверх по лестнице вместе с вином. Я закрываю лицо и свешиваю голову вниз.
— Эй…
Данте просовывает руку под моё запястье и обхватывает мою щёку.
— Я знаю, что ты на работе, но я принц. У тебя не может быть неприятностей из-за того, что ты целовалась с принцем.
Чувство вины так сильно поглотило меня, что я не могу заставить себя открыть глаза и посмотреть на него.
— Если из-за неё у тебя будут какие-то проблемы, — он кладёт большой палец на мою острую скулу, — я отрежу ей язык.
Это заставляет мои веки взмыть вверх, и я делаю отрывистый вдох.
— Данте, — резко шепчу я. — Нет.
Я качаю головой, и в то же время убираю его ладонь со своего лица.
— Я не потерплю, чтобы кто-то обижал тебя, Фэл. Словами или делом.
— Джиана никогда меня не обидит.
— Я видел, как она на тебя посмотрела.
— Она мне как сестра, Данте. Заботливая сестра, которая беспокоится.
Он смотрит на меня из-под опущенных ресниц, его радужки кажутся ещё более прекрасными, чем полуденное небо.
— Тогда ей не о чем беспокоиться, потому что я никогда не причиню тебе вреда.
— Ты принц. Тот самый принц. А я… я девушка с неправильной стороны канала с закругленными ушами. Именно это она и видит. Именно это видят все остальные.
Он опускает подбородок ещё ближе к шее.
— Ты девушка, с которой я хочу проводить свои ночи, Фэллон.
И снова сильное сердцебиение ударяет мне в рёбра и стирает прочь моё чувство вины и нервозность. Что если Бронвен не предсказала мне, что я выйду за него замуж, но каким-то образом заставила его желать меня?
— Ты говоришь — ночи. А что насчёт дней? Разве ты не хочешь проводить со мной и их тоже?
Он снова придвигается ко мне и запускает свои длинные пальцы мне в волосы.
— Я не сказал «дни», потому что они заняты работой.
— То есть, это не потому что твой брат и мой дед будут против?
И не из-за твоей принцессы?
— Меня не волнует их одобрение, Заклинательница змеев.
Он убирает прядь волос с моей щеки, после чего снова меня целует.
— Сегодня вечером я опять буду нужен во дворце, и на следующей неделе, но как только я закончу со своими обязанностями принца, я приглашу тебя на свидание.
Он отступает на шаг.
— И я хочу, чтобы ты надела своё новое платье.
Интересно, Антони уже здесь? И если это так, то рассказала ли ему обо всём Джиа?
— Фэллон?
Я стараюсь подавить чувство вины широкой улыбкой, потому что мне суждено занять трон, а не рыбацкую лодку, и Данте предназначен мне, а не заграничной принцессе.
— Просто скажи мне, когда, и я буду готова.
Губы Данте приподнимаются.
— Буду считать часы до того мгновения, когда мы снова увидимся. Минуты. Секунды.
Моё сердце начинает колотиться в груди, когда он удаляется, подмигнув мне, и я начинаю чувствовать себя очень коварной. Я прокручиваю в голове то, что произошло, и то, что мне предстоит сделать: пережить ужасный разговор с Антони. Я решаю говорить честно и прямо. Он же не может обвинить меня в чувствах к Данте?
К тому же я не давала ему никаких обещаний.
Прокручивая всевозможные варианты в голове, я, наконец, возвращаюсь в обеденный зал.
«Время пришло».
Слова Бронвен снова звенят у меня в голове, ускоряя мой и без того бешеный пульс.