Страница 14 из 19
— Какая жалость. — Саша с наигранным сожалением вскинул брови. — Тогда посмеюсь над твоей шуткой в другой раз.
Я не стала ему отвечать, иначе этот обмен любезностями мог растянуться до бесконечности. Вместо этого повернулась к Гите, чтобы обнять ее.
— Напиши мне, — попросила она, обнимая меня в ответ.
Гита смотрела с долей тревоги, и немного беспокойная улыбка выдавала ее с головой. Да уж. А ведь когда-то мы втроем прекрасно проводили время вместе. Гита всегда считала Сашу тем самым забавным другом, который постоянно рядом и вечно несет какой-то бред, изрядно веселя всех присутствующих. В его компании в самом деле было легко и забавно.
Если, конечно, вы не встречаетесь.
И уж тем более если вы не встречались когда-то в прошлом.
— Напишу. И ты пиши.
— Хорошо.
Ее небольшая ладошка погладила меня по плечу, и через несколько мгновений я отстранилась.
Момент истины. Несколько секунд — наверное, самых долгих на свете, — и этот кошмар закончится.
Я обернулась, даже не удосужившись натянуть на лицо вежливую улыбку. Даже взгляд, уверена, был недоброжелательным. Может, из-за этого Саша едва заметно усмехнулся, встретившись со мной взглядом.
А может, и нет.
Все равно.
— Всего доброго.
Мой голос звенел. Голос Саши оставался спокойным.
— И тебе, Лиз.
Я в последний раз бросила взгляд на его шею, туда, где за воротником рубашки прятался след от моего вчерашнего поцелуя. А затем развернулась и направилась в сторону выхода, каждым нервным окончанием чувствуя пристальный взгляд на своей спине и пытаясь выкинуть из головы выражение его лица.
Только выйдя на улицу, я заметила, как сильно стискиваю пальцами пластиковый стакан с кофе. Лед внутри успел растаять, и напиток стал слишком холодным, но я до последнего не замечала этого, заставив себя идти и не останавливаться, даже когда дверь кофейни закрылась за спиной с негромким хлопком. В нос ударил свежий воздух, не перебитый запахом выпечки или сладких сиропов, и я жадно втянула его в себя, ощущая легкое головокружение от избытка эмоций. Они кипели прямо под кожей, вздуваясь мерзкими пузырями.
Надо же было так разнервничаться. И из-за кого? Невероятно!
Я твердо шагала в сторону маленького зеленого сквера, раскинувшегося через дорогу, с каждой секундой увеличивая скорость. Стакан переместился в другую руку, и ледяная ладонь потянулась к лицу, касаясь щеки. Холодно. Это привело меня в чувство.
Торговый центр, в который я изначально хотела попасть, находился совершенно в другом направлении, но тогда мне пришлось бы пройти мимо высоких окон кофейни, где сидел сейчас Воскресенский. Но все мое существо противилось тому, чтобы возвращаться туда. Поэтому я решила пройти окольным путем, сколько бы времени это ни заняло. Хоть по другому полушарию, лишь бы не видеть больше насмешливого взгляда Саши.
Я глубоко вздохнула и ступила за высокие кованые ворота парка.
Тропинка петляла между высокими тополями. Все случайные прохожие давно остались позади, где-то у главной аллеи, поэтому я слышала лишь крики немногочисленных птиц, шелест листьев над головой и неторопливый стук собственных каблуков по тротуару. А затем пришло прояснение: голова стала в разы легче. Очистилась от ненужных мыслей.
Или от ненужной злости.
Свежий воздух отвлек меня и помог успокоиться. Я даже усмехнулась, вспомнив, как нелепо и забавно сложились обстоятельства, если наблюдать эту историю со стороны.
Было бы прекрасно поскорее выбросить свои ночные похождения из головы. Забыть, как страшный сон, и не вспоминать. Будто беспокоиться больше не о чем, в самом деле.
Однако несколько вопросов упрямо не давали мне покоя.
Безумно хотелось верить, что я больше не увижу его, что Саша приехал только ради встречи с одноклассниками и уедет сразу после нее, первым же рейсом. Это стало бы быстрым, а значит, прекрасным завершением нашей маленькой истории. Тогда я бы вскоре забыла о нем и провела остаток каникул спокойно и приятно.
Странно, что он никак не выдал меня перед Гитой. То есть, конечно, были все эти намеки и красноречивые взгляды, провокации с засосом на его шее и многозначительные фразы, взвинчивающие мозг, но ничего открытого. И все же где-то глубоко внутри меня сидел, сжавшись, крохотный комочек страха и молился, чтобы Воскресенскому не пришла в голову идея выложить все как на духу, не скрывая даже самых интимных подробностей этой ночи. Высмеять меня, пошло пошутить, хорошенько поиздеваться.
Облегчение накрыло с головой, когда я поняла, что ничего такого он делать не собирается. Все его намеки сразу показались такой мелочью по сравнению с тем, что он мог бы сделать. И над причинами этого думать совершенно не хотелось. Он просто поступил разумно. Это в некоторой степени даже удивило меня.
Да, может, я и была несколько предвзята по отношению к нему, но в то же время это не более чем осторожность. Вчера — под действием коктейлей и нескольких рюмок текилы — он казался милым парнем, но теперь я была трезва и хорошо видела все его недостатки. Пять лет назад, когда я разорвала наши отношения, он вел себя грубо, дерзко и глупо. И сейчас я банально не знала, чего от него ожидать, особенно после того, как, возможно, сама дала ему повод, сбежав утром.
Я вообще не понимала, что он думал обо всем случившемся вчера вечером и ночью, обо мне, о нашей встрече в кофейне. Я не смогла ничего увидеть за его постоянной усмешкой. Может, он лучше меня умеет скрывать свои эмоции, а может, и правда решил лишь подшутить надо мной.
Но думать о Саше и разбираться в его мотивах мне не слишком хотелось.
Пусть все останется как есть. Ничего не изменить. Никак не повлиять. Поэтому стоит ли заморачиваться? Нет. Совсем не стоит.
Надеюсь, после моего ухода между Гитой и Воскресенским не осталось неловких пауз. Хотя, скорее всего, их одноклассники уже пришли, и им не придется лишний раз вспоминать весь наш разговор. В их компании найдутся темы поинтереснее, чтобы отвлечь обоих. Оно и к лучшему. Не хотелось заставлять Гиту волноваться, а Саша…
Я снова разозлилась на саму себя за воспоминание о нем.
Черт с ним, с Сашей.
Рука непроизвольно потянулась к засосу. Снова. Кончики холодных пальцев коснулись места, спрятанного под густыми волосами, и мне тут же захотелось передернуть плечом. А затем хорошенько выругаться.
Все воспринималось по-другому, когда мозг затуманивала текила.