Оставаясь в меньшинстве

При этом в еврейской истории в рассеянии подчеркивались именно страдания и беды еврейского народа. Экспозиция начиналась с огромных камней разрушенного Второго Храма и арки Тита, на барельефе которой изображены римские солдаты, марширующие с храмовой менорой и другими трофеями из разграбленного Храма (это были муляжи из гипса и папье-маше). Все три этажа пронизывала черная металлическая решетчатая конструкция, символизирующая жертвы еврейского народа во время Холокоста. Конечно, были в музее и залы, посвященные еврейским праздникам, традициям, духовным достижениям, был зал с замечательными моделями синагог, но в целом посетитель выходил с ощущением, что еврейская история — это погромы, лишения и скитания по враждебному миру. Через это ощущение передавался в 1970-е годы призыв лидеров Израиля к евреям диаспоры: «Хватит прозябать среди чужих — возвращайтесь на историческую родину!» — в изложении на музейном языке.

Моя дочь Ирина в Музее еврейского народа «АНУ»

Мы же начинали нашу «перестройку» в начале XXI века, когда многое изменилось. Израиль превратился в одну из ведущих экономических, военных и технологических держав на Ближнем Востоке. Далеко не все евреи совершили алию, примерно половина народа продолжала жить в других странах. Более того, сотни тысяч израильтян перебрались в США, Англию, Францию и даже Германию.

Перед нами стояла непростая задача отразить эту изменившуюся ситуацию, это новое самоопределение в обновленном музее.

На одном из первых совместных обсуждений представителей нашего фонда с работниками музея Алла Леви произнесла ключевую фразу: «Новый музей должен рассказывать не о прошлом еврейского народа, а о его настоящем и будущем». Именно поэтому сегодня новый Музей еврейского народа, в который мы превратили Бейт ха-Тфуцот, открывается с обзора современного еврейского мира.

Саби Майонис, Ирина и я на семинаре участников программы «Хабогрим»

Тогда же мы сформулировали девиз музея: «Эта история — твоя». Мы хотели, чтобы посетитель выходил из музея не просто сторонним наблюдателем, а с ощущением, что он сам — часть огромного и многообразного еврейского мира, с которым он связан личными узами. И он должен испытывать не только горечь былых утрат, но и гордость за принадлежность к еврейскому народу.

Этот девиз стал основой нашего подхода к работе над новой концепцией и экспозицией музея.

Пятнадцать лет реконструкции — это долгий путь. И, должен признаться, весьма непростой.

За эти годы сменилось несколько директоров, неоднократно обновились составы попечительских советов и музейных комиссий. Сколько яростных споров — до криков, слез и смертельных обид — велось о том, что должно быть включено в экспозицию, а что — нет. Вопросы обсуждались непростые. Например, как показать многообразие современного иудаизма? Должны ли мы рассказать о женщинах-раввинах в реформистском и консервативном течениях? Можем ли упомянуть однополые браки, освящаемые реформистами в США, но считающиеся богопротивными с точки зрения ортодоксов?

Несколько лет мы искали дизайнерскую фирму для работы над новой экспозицией. Местные предложения нас не удовлетворили, и мы объявили международный конкурс. Его выиграла компания Gallagher & Associates, во главе которой стоит Патрик Галлахер — ирландец, принявший иудаизм.

Мы не могли просто закрыть музей, разобрать старую экспозицию и начать создавать новую. Все работы велись параллельно с повседневной деятельностью музея. Уже через несколько лет с начала нашего партнерства был достроен новый музейный корпус для проведения лекций и семинаров. Мы начали реформировать работу экскурсионного и лекционного отдела. На его основе открыли Международную школу по изучению еврейского народа. Именно сотрудники этой школы должны были не только готовить экскурсоводов на будущее, но и одновременно проводить лекции, семинары, образовательные мероприятия, постоянно расширяя круг участников этих мероприятий — от молодых пар с детьми до пенсионеров.

Каждый год мы открывали новые выставки, причем как традиционные по тематике для Музея диаспоры (такой была, например, выставка, посвященная иранским евреям), так и принципиально иные (например, о евреях — звездах шоу-бизнеса Бобе Дилане и Эми Уайнхауз). Большим успехом пользовалась экспозиция, посвященная еврейскому юмору. Многие из этих выставок потом отправились путешествовать по миру — например, выставка, посвященная советским евреям, борющимся за выезд в Израиль.

Наш подход стал быстро приносить результаты. Аудитория музея помолодела, его начали посещать семьи с детьми, группы солдат и офицеров Армии обороны Израиля, участники программы «Таглит». Музей наполнялся новой энергетикой.

Значительную роль в процессе реновации музея сыграла моя старшая дочь Ирина.

Я уже писал, что она первой в нашей семье получила еврейское образование, окончив в 1995 году еврейскую школу в Москве. Но, что не менее важно, Ирина рано начала заниматься филантропической деятельностью как волонтер. В девятнадцать лет она работала в Hill Foundation. Затем, в начале 2000-х, — в созданной ЮКОСом «Федерации интернет-образования». Ирина окончила экономический факультет МГУ и несколько лет проработала в международной консалтинговой компании АРСО.

После ареста Ходорковского я попросил ее переехать в Лондон, где она продолжила работать в той же фирме.

Несколько раз Ира приезжала ко мне и через пару лет пребывания в Лондоне, в 2006 году, решила перебраться в Израиль, где к тому времени уже жили все ее родственники: папа, мама, отчим, дедушка и бабушка. Пока она искала работу в области PR, я предложил ей попробовать свои силы в филантропии. Но уже не добровольцем, а административным работником. Она организовала некоммерческую организацию Israeli Center For Better Childhood, которая помогала обеспечивать лекарствами детей, больных раком. Потом деятельность организации расширилась — к ней присоединился выходец из Греции филантроп Саби Майонис, и они стали помогать репатриантам из Эфиопии, а также предоставлять стипендии для обучения в израильских университетах талантливым ребятам из провинции (сейчас эта программа называется «ХаБогрим» — «Выпускники»),

Ирина на своем опыте познакомилась с израильской бюрократией и израильским законодательством. Не говоря уж о том, что за два года она выучила иврит настолько хорошо, что могла общаться с чиновниками!

Когда я убедился, что это дело Ирине близко и она его успешно осваивает, я попросил Аллу Леви постепенно вовлекать ее и в дела фонда «НАДАВ». Со временем Ирина стала директором фонда и сама инициировала несколько проектов. При этом она все больше времени посвящала музею. Она прошла долгий путь от представителя фонда до наблюдателя в совете директоров, затем заместителя председателя совета директоров и, наконец, председателя правления АНУ (ивр. Мы) — Музея еврейского народа — так стал называться бывший Дом диаспор.

Должен подчеркнуть, что подобное сотрудничество между представителем семейного фонда и государственного музея означало прежде всего огромную ответственность. Фактически моя дочь взяла на себя все риски, связанные с переустройством музея. Конечно, в случае успеха ей и другим работникам музея достанутся все лавры, а в случае провала? Возьмем прозаический вопрос: стоимость новой экспозиции. Вначале нам говорили, что она обойдется в пятьдесят миллионов долларов, но в результате потребовалось сто. И половину этой суммы собрала Ирина, встречаясь с еврейскими филантропами по всему миру. А что касается второй части, то тридцать миллионов за эти годы внес фонд «НАДАВ», а двадцать — правительство Израиля.