Страница 13 из 18
Старожилы и местные охотники жили ожиданием зимней ярмарки. Каждый год в здешних местах она проходила в декабре. Съезжалось много охотников и шла бойкая торговля пушниной, одеждой из меха, которую селькуповские женщины делали на славу, украшая орнаментом. Они слыли большими мастерицами по сшиванию в самых различных сочетаниях беличьих и собольих лапок. Из искусно подобранных лоскутов шились даже шубы. Над изготовлением шкурок трудились долго, поэтому они получались красивыми, прочными и были дорогими.
Как оказалось позже, поселение селькупов было обжитым; имелась церковная Инородческая управа, хлебозапасный магазин, хозяйственные амбары, а для детей школа грамотности. И что оказалось немаловажным, фельдшерский пункт, в помещении которого сразу же разместились люди с обморожениями и простудившиеся, которые за последние дни с санных повозок уже почти не сходили. Появилась надежда, что в скором многие больные и слабые встанут на ноги и можно будет продолжить намеченный путь к Нарыму. На долгое время в поселении оставаться было небезопасно; охотники разнесут молву и тогда встречи с кочующими Красными бандами или партизанами не миновать. Пусть не сразу, советовали бывалые охотники, но их след могут отыскать не только лесные, голодные волки, лучше иного человека чувствующие, что война и смерть бродят всегда рядышком, но и люди, которые не всегда готовы делиться добром и проявлять чувство сострадания, почти утраченное братоубийственной бойней.
Не смотря на сутки отдыха и хорошую, сытную еду, к выходу были готовы не все. Три человека лежало в фельдшерском доме с обморожением ног и четверо были сильно простужены и непременно нуждались в тепле, покое и хорошем питании. Понимая, что оставлять их в поселении селькупов небезопасно, а брать с собой еще более рискованно, штабс-капитан Киселев искал решение, от выбора которого зависели жизни не только больных, но и всех тех, кто волей судьбы обязан был идти дальше.
За помощь и услуги, за продовольствие, которое брали с собой с запасом, за несколько мешков с овсом для лошадей и за теплый приют, Киселев платил золотом. Увидев царские червонцы, местные торговцы соглашались, однако не в ущерб своим жизненно важным интересам. В преддверии ярмарки товар в амбарах был и оставшиеся в строю двадцать три офицера к походу в суровых условиях зимы были готовы куда лучше прежнего. Многие приобрели одежду из меха и пимы вместо сапог, оказавшихся совсем непригодными для длительного нахождения на холоде. Киселев и для себя присмотрел хорошую парку, но для выхода предпочел остаться во френче. Иное дело открытая степь, без тепла и уюта, тогда меховая одежда станет просто незаменимой.
– Оленя бежит быстро, но везет мало, а народ большой с тобой, вон сколько, – торговался один из селькупов, – Столько оленя не дам… Два дам и нарта одна дам, мясо дам… – И тут же, рядом, другой торговец со своим приставал:
– Патрона совсем мало дал… Водка мало… Дай еще… Шапка дам, соболь дам. Тепло надо тебе… Голова никак нельзя морозить, правильно думать не будет – пропадешь…
Прощаясь с остающимися офицерами конвоя, командующий велел каждому действовать по обстоятельствам. Приказывать им более он не мог, не имел морального права, а вот совет дал лишь один; ждать весны, а в случае прихода «красных» поступать как велит совесть и долг офицера. Не смотря на молодость и жажду жизни, они солдаты, присягнувшие Царю и Отечеству, поэтому спрос с них могут учинить соответствующий.
– Ты правильно иди, берега держись, – вновь советовал подошедший селькуп, – Большая река есть – рыба есть… Тайга не ходи, волк найдет не отстанет. И, медведь еще не весь спит… Зима быстрый пришел, не успел лечь – шибко злой…
На нарты погрузили продовольствие и, легко скользя по над берегом, упряжь с оленями пошла в голове колонны. Верховой дозорный всадник ускакал в заснеженную даль и вскоре совсем исчез из вида. Тронулись и остальные, печально поглядывая на хранившие уют и тепло юрты, с прежним таинством выставившие устремленные худые рога жердей в затянутое морозной пеленой небо. Впереди ждал трудный переход, длинною в триста верст, до Нарыма.
Война – это отмена всех законов, обычаев, отмена жалости и сострадания, а братоубийственная гражданская война считается еще, и самой жестокой. Мощным подспорьем для побед Красной армии явилось партизанское движение. Среди партизан было немало зажиточных крестьян, которые видели в этом действии единственный способ избавиться от диктатуры Колчака. Ближе к осени Сибирские, партизанские отряды насчитывали уже около двух десятков тысяч человек. А страшны они были для Белой армии еще и тем, что порой не имея даже оружия, они обладали страшным желанием побеждать, будто теряли при невозможности победить, что-то свое, кровное. Это был даже не патриотизм или стремление стоять за Советскую власть до конца; откуда среди малограмотного крестьянства было ему взяться, а больше желание приобрести или даже силой забрать у богатеев или купцов то, к чему по жизни доступа не было.
Регулярная армия – это поход за тысячи верст от родного порога с неизвестными перспективами, а партизаны всегда здесь, у себя под боком, к тому же и дело прибыльное; всегда в дом принести можно, то, что удавалось награбить при очередной вылазке в соседних или дальних деревнях…
К возникновению и развитию партизанского движения во многом привели преследования крестьян и бывших красноармейцев, активных сторонников Советской власти. Недовольство значительной части населения порождалось восстановлением дореволюционных порядков. Реквизиция и конфискация имущества, продовольствия, проводившиеся белогвардейскими властями и отрядами, пришедшими с Колчаком, были не по душе местным жителям, ровно, как и насильственная мобилизация крестьянской молодежи в Белую армию.
Что всего более поражало в партизанском движении Томской Губернии; это его обладание свойством «воскрешения», быстрого обновления и возрождения после почти смертельных ударов со стороны Белогвардейских войск. Другим фактором живучести Красных партизан стало недовольство крайне низким земельным обеспечением беднейших элементов с одной стороны, и налоговыми повинностями – с другой. В большинстве этих районов на крестьянах лежали тяжкие недоимки и долги по ссудам, что никак не давало им возможности свободно хозяйствовать на их исконных землях.
Штабс-капитану Киселеву в какой-то степени были известны непосильные нужды крестьянства, безысходность мужиков вынужденных бросать землю и идти воевать за ту или другую стороны, но партизанщины он понять не мог. Дикий разгул и грабеж таких же людей какими они, по сути, являлись и сами; что правило их поступками и какими устремлениями они оправдывали свои деяния, заблуждаясь в выводах и не осознавая, не чувствуя за собой вины. Плохая осведомленность и управляемость, бесчинства одного отряда, превратившего себя, по сути, в банду, действующую без целей и задач, вызывало гнев и месть другого, по статусу ничем не отличавшегося от первого. Пусть в условиях отступления Белой армии они и оказывали необходимую «красным» помощь, нарушая планы противника, но сейчас Киселеву никак не хотелось столкнуться с подобными отрядами партизан где-нибудь на подходах к Нарыму. Эти места, славившиеся своей каторжанской историей, необходимо было обойти, сделав крюк по левобережью Оби. В надежде на то, что только так обоз сможет сохранить свою секретность и не навлечь на себя естественную немилость и преследование разбойничающих в округе партизан, командующий конвоем тщательно изучал карту местности. Еще из наставлений Пепеляева он хорошо знал, что многие партизанские формирования, располагаясь вдоль стратегически важной Транссибирской магистрали, постоянно нападали на станции, выводили из строя железнодорожные пути, мосты, обрывали телеграфные провода, организовывали многочисленные крушения поездов, нарушая движение и срывая планы командования «белых». Однако, оказавшись сейчас не в Томске, вместе с остальными частями армии, а в суровых тисках ледяной Сибирской пустыни, с малым отрядом отрезанного от жизни конвоя, Киселев стремился остаться преданным долгу и выполнить миссию до конца. Он верил в свои силы, проявляя терпение и мужество ежедневно, плечом к плечу со своими сослуживцами, шел к цели, которая пусть медленно, но приближалась.