Седьмая вода

— Не только слышал, но и встречаться довелось, — ответил Рем. — Приятного мало. А вот это словечко — «гёз» — его раньше не слыхал.

Ему было примерно лет шестнадцать, когда под знаменами своего отца он впервые поучаствовал в схватке с пиратами. Да и потом пришлось встретиться с ними уже в качестве стихийного лидера сводного отряда самообороны, о чем вспоминать ему было крайне неприятно…

— Популярское словечко, с северо-востока. Они ведь себя пиратами ни за что не признают… В общем, ты уж как-нибудь поосторожнее. Жилетку сними, рубаху испачкай… А то как забросили тебя в трюм, так я сразу подумал, что ты рвань подзаборная, уж больно видок у тебя был специфический. Наверное, вербовщики тоже так посчитали. Если бы они разглядели в тебе аристократа — либо укокошили бы на месте, либо вообще связываться бы не стали…

— Погодите, Разор, какие к черту вербовщики? Я никуда не завербовывался! — все таки он был старшим по возрасту, и Рем продолжал называть собеседника на «вы», хотя и последовал его примеру, не употребляя через слово «маэстру».

— Ну, это ты думаешь, что никуда не вербовался. Сейчас сверху сухари подадут, мы свою порцию возьмем и я тебе кое-что расскажу…

Молодой человек снял с себя жилет и протянул его Разору:

— Возьмите.

Ммужчина принял подарок с благодарностью. Всяко лучше чем прохлаждаться в одних штанах.

Откуда-то сверху вдруг пробился лучик света, разогнав пыльный и дурно пахнущий полумрак корабельного трюма.

— Все отошли от люка! — заорал грубый голос. — Иначе пайка останется у нас!

Никого там и не было, видимо местные старожилы уже уяснили этот момент. А Рем сидел рядом с Разором и наблюдал за происходящим, находясь в некоем отстраненном состоянии: трюм, популяры, вербовщики — всё это еще не укоренилось в его мозгу, который не совсем отошел от кошмарного вчерашнего дня, когда Аркану навязали участие в интригах вокруг скипетра, и чуть не прикончили.

— Вот, смотри, — сказал Разор. — Сейчас будет цирк.

Какие-то люди, лиц которых не удалось рассмотреть из-за яркого света, придвинули к краю люка внушительных размеров корзину и вывернули ее вниз.

Прямо на доски корабельного днища обрушился поток из сухарей и, кажется, соленой рыбы.

— Жрите, — сказали сверху, и люк захлопнулся.

В трюме всё замерло. Люди настороженно смотрели друг на друга, а потом с кормы к куче еды сунулся кто-то, видимо, самый голодный.

С носа раздался странный, но очень четкий звук:

— Псть!

Мужичок в потертой одежде испуганно замер и уставился на приподнявшегося на своем месте одного из каторжан. Тот снова повторил:

— Псть! — и указал пальцем в направлении кормы.

Несчастный ссутулился и отошел на корму. Снова всё замерло. Наконец, тот самый тип, который пытался обокрасть Аркана, выдвинулся вперед. Он по хозяйски осмотрел провиант и принялся выбирать лучшие куски для своих товарищей.

— И что, — обратился Рем к Разору. — Мы будем на это вот так смотреть? Там же наша порция тоже есть? Мне как-то не улыбается подбирать объедки с днища.

Разор ухмыльнулся, и улыбка эта получилась у него довольно зловещей:

— Я, можно сказать, ожидал этих твоих слов. Нас теперь двое… — он глянул в сторону толстого северянина, который хмуро наблюдал за тем, как воришка щупает и перебирает провизию. — А может и трое… Пора навести здесь порядок!

В этот момент трюмный сиделец уже набирал себе еду — прямо в загнутую для удобства рубаху, абсолютно не переживая по поводу того, что оставалось прочей публике.

Компания на носу явно ожидала развития событий. Кто-то из каторжан цыкнул по-особенному и воришка закончил выбирать, и двинулся к своим.

— А ну стоять, — вдруг четко проговорил Разор и распрямился.

Теперь все глаза смотрели на него. Рем встал рядом с этим бывалым человеком. Даже северянин отринул свою апатию, и из положения лежа переместился на корточки.

— Здесь, в трюме, больше двух дюжин человек. Вас там, на корме, пятеро. И еще этот, — тут Разор показал пальцем на замершего в нелепой позе типа с едой. — Он взял больше половины. Так дела не делаются.

Тот, который цыкал зубом эдак вальяжно произнес:

— А ты деловой, дядя? Обзовись-ка?

— Я тебе не дядя. Племянничек нашелся… Делить будем поровну, понятно?

— А ты что, самый правильный? Люди хотят есть, и они будут есть. А те слизняки, — каторжанин указал на корму. — Они могут жрать друг друга. Если ты силён, дядя, то возьми что осталось, на тебя хватит.

— Здесь не каторга, и не тюрьма. Мы все здесь в одной заднице. У нас тут нет мастей и нет обиженных, — настаивал Разор. — Поэтому делить будем поровну.

Рем не очень понял про масти, но каторжане, видимо, знали о чем идет речь. Вон как глаза загорелись!

— Здесь будет так, как решат люди, — гнул свою линию их предводитель.

Именно у него были татуировки на руках. Он как-то особенно выдохнул:

— Хо! — и все его сообщники поднялись, и встали у него за спиной.

Воришка, кстати, проворно переместился в глубокий тыл.

Драться с превосходящими силами противника было страшно. С другой стороны, Рем был в своих ботфортах, с ним был Разор — судя по всему мужик очень непростой, а у каторжан не было никакого оружия…

— Ты просто прикрой мне спину, — буркнул Разор.

Рем кивнул, ощущая как противно тяжелеют колени, и несколько раз резко выдохнул: иногда это помогало. Вдруг ситуация коренным образом изменилась: северянин, мимо которого как раз продвигались каторжане, резко привстал и огромной ручищей отвесил ужасной силы оплеуху главарю. Тот кубарем покатился на нос, на ходу сбив двоих своих людей. Не дожидаясь продолжения, Разор и Рем кинулись на врага. Разор разделался со своим противником двумя хлесткими ударами в корпус, еще одного дернул за ногу северянин, обрушив каторжанина на доски днища. Рему остался воришка, и парень не стал церемониться: схватив за грудки швырнул его о борт. Вор сполз вниз, теряя продукты: рыбу и сухари, которые вываливались из-за пазухи и из карманов.

Каторжане были разгромлены.

— А теперь каждый может подойти сюда и получить по два сухаря и одной рыбине. Спокойно, без шума, по очереди. После этого мы пересчитаем остатки и разделим всё поровну, — отдышавшись, сказал Разор.

Северянин одобрительно кивнул, и первым протянул свою лапищу. Ладонь его была похожа на лопату. Два куска хлеба и сушеная рыба смотрелись в такой лапе совсем по-детски. Однако он ничего не сказал, спокойно взял свою еду и принял привычное положение, привалившись к балке.

Потихоньку, недоверчиво потянулись несчастные с кормы. Они делали руки «лодочкой» и Разор клал туда положенную порцию. Наконец, остались только побитые каторжане.

— А вы чего? Давайте, подходите!

Эти шестеро были несказанно удивлены.

— Я же сказал: мастей и обиженных тут нет. Всё будет поровну. Мы в одной заднице.

— Ну ты даешь, дядя! — крякнул главный сиделец, массируя ушибленное лицо.

И они действительно подошли и взяли каждый свою порцию. Последним остался главный, татуированный:

— Я — Сухарь, — сказал он и протянул руку для рукопожатия. — Ты теперь тут всё держишь, дядя?

— Меня Разор зовут. И я тебе не дядя. Будь ты моим племянничком, я бы отлупил тебя раз в пять сильнее, чем этот парень… И да, я буду тут следить за порядком и дисциплиной.

— Так ты из легионеров?.. — полуутвердительно произнес Сухарь.

— Почти, — хмыкнул Разор.

Сухарь пожал руку и Рему, так что тому пришлось назвать свое имя.

— Благородный?.. — с той же интонацией проговорил Сухарь.

Аркан сделал неопределенный жест рукой, чем каторжанин был вполне удовлетворен.

— Рыбку лучше сразу не кушать, — доверительно сообщил Сухарь напоследок. — От нее пить сильно хочется, так что лучше подождать, пока ведро спустят.

Все сидели и грызли сухарики, и слушали как за бортом плещется вода. А потом Рем подобрался к северянину поближе и сказал:

— Меня Рем зовут. А тебя?