Страница 6 из 25
Глава четвертая
Теперь можно было и немного перекусить. Еще до начала официального рабочего дня, подошли два уважаемых заказчика, на примерку костюмов. Моня Моисеевич, уточнил с ними отдельные детали, пометил у себя, что необходимо доработать по мелочам, а когда заказчики ушли, – решил позавтракать. Не стал переходить в дом, а сварил себе кофе в кабинете, приготовил бутерброды, открыл дверь, чтобы был виден вход в мастерскую, подумал, решился (слава Богу, теща-то в доме!), налил себе рюмочку хорошего Тираспольского коньяка, выпил и принялся за бутерброды. Мастерская у него имела чисто мужское направление, – костюмы, брюки, куртки, рубашки, иногда даже головные уборы. Моня работал на правах кооператива, он- закройщик, а еще в коллективе -три женщины- швеи-мотористки. Кооператив перерос из подпольного цеха, в котором раньше – днем только принимали заказы, а вечером, на том же государственном оборудовании, те заказы исполняли. Чтобы не было проблем с властью, отдельные, как правило, мелкие и недорогие заказы, исполнялись и днем, для проверяющих органов и отчетности. Теперь- «перестройка», свобода, кооперация входит в моду. Мастерская пользовалась заслуженным уважением в городе, выполняла заказы качественно, но её услугами могли пользоваться далеко не все желающие, так как, не всем заказы у Мони, были по карману.
Неделя начиналась довольно удачно. Вчера удалось отправить солидную партию высокопробного серебра. Вдоль черноморского побережья Кавказа, от Одессы, до Батуми, регулярно ходили пассажирские теплоходы, с «республиканскими» названиями: – «Грузия», «Украина», «Молдавия», «Абхазия», «Аджария» и еще с целым рядом подобных имен. Ходили и как просто пассажирские, и как круизные, по кольцу -туда и обратно. На отдельных из них, у Мони были «свои» люди. Где директор ресторана, где шеф-повар или музыкант, а где и какой-нибудь, по номеру, – помощник капитана, от первого до четвертого. Моня иногда пользовался их услугами по доставке чего-то нужного «там» или « здесь». Вот, к примеру, на той неделе, отправил партию серебра в Батуми, этот металл пойдет в Турцию, там его используют для различных украшений, своего качественного серебра у них не хватает. Почему в Батуми? – Там раньше жила его тетя, сестра мамы, сегодня её уже нет, а в их доме, где, кстати, родилась и мама Мони, сегодня живет его двоюродный брат по матери, Артак. Отец у него был армянин, поэтому Артак считает себя армянином, а не евреем, по матери, и гордится этим. Он, помимо всего разного, имеет дело с валютой и дорогими металлами, в районе Колхиды. Ему Моня и отправил ту партию серебра.
А из Батуми в Турцию, металл перенесут местные ребята, с которыми работает Артак, для них переход советско-турецкой границы – не есть проблема. Моня взял себе за правило, – не хвататься за непонятное – необъятное, не стремиться иметь сверх прибыли, чтобы блистать в обществе, а – работать тихо, малозаметно, по одному главному направлению, небольшими партиями, но уверенно, надежно, гарантированно и постоянно, а главное – не лезть в чужие дела и не путаться под ногами. Он хорошо помнил, как совсем в недавние времена, в Одессе, поступали с теми, кто хотел много и сразу. Как говорится – многих уж нет, а еще многие находятся далече. Зачем?! Ему хватало того, что его окружало. Иногда он выходил за рамки дозволенного государственными нормами, но очень осторожно относился к соблюдению законов «по понятиям», по которым жило одесское «блатное» сообщество. Даже в недавнем случае с покупкой серебра; да, это был не его профиль, но с той партии, что была отправлена в Батуми, он не только неплохо «наварился» сам, но и дал заработать представителю городского «сообщества», тому самому посреднику, и, попутно, – представителям Госавтоинспекции (именно они по его наводке, подстроили аварию племяннику деда Степана, ехали за ним следом и забрали себе деньги, которые тот получил за серебро). Причем, деньги, которые пошли милиционерам, были засчитаны в актив Мони, как взнос в городской воровской «общак».
Моня жевал бутерброд с замечательной одесской колбасой, запивая его коньяком, и так хорошо ему было с самого утра, может быть, и день сегодня выдастся удачным. Он налил в чашку кофе, подумал и решил добавить «до пары» еще рюмочку коньяка. Наполнив рюмку, потянулся к чашке с кофе и в это время, – в кабинете потух свет. Кабинет был в дальнем углу мастерской, дневной свет из окон туда проникал слабо. Моня, чертыхаясь, поднялся –пощелкал выключателем в кабинете, потом- в мастерской. Там свет горел, -значит у него, в кабинете, лампочка перегорела. Принес новую лампочку, посмотрел на абажур- высоко, даже со стремянки – не достанешь. Поставил на стол табурет из мастерской, встал на стул, поднялся на стол и влез на табурет. Выкрутил старую лампочку, положил её в карман рабочего халата, поставил на место новую и слез с табурета. В это время –из кармана халата – выпадает сгоревшая лампочка, Моня непроизвольно пытается её подхватить, резко нагибается и…падает со стола на пол. Но не просто падает. Полой халата, он цепляется за письменный прибор, стоящий с передней стороны стола, и, падая, – тоже сбрасывает его на пол. Повезло ему, что они с тем прибором, упали с разных сторон стола, если бы прибор упал на него, даже страшно подумать, что бы с ним (Моней) было.
Прибор был отлит из какого-то, на вид пористого черно-серого металла. Большое, сантиметров в тридцать в длину и высотой в мужскую ладонь, основание, сверху – по краям- два небольших гнезда под чернильницы, ближе к середине- два невысоких прямоугольных пенала, для ручек и карандашей, а между ними, – тоже отлитый в металле, крестьянский домик, покрытый снопами, посредине крыши– дымоходная труба, из которой, ехидно улыбаясь, вылезает черт, держа в руках курительную трубку. Вся эта устрашающе-уродливая конструкция, сплошь черная, с отдельными серыми пятнами, у всех, кто на неё смотрел, ничего, кроме отвращения не вызывала. Но она стояла на этом столе, с тех пор, как Моня себя помнил, и, наверное, даже в те времена, когда за этим столом работал еще его дед, то есть -от царских, до нынешних «перестроечных» времен. Этот, страшный на вид, старинный письменный прибор, был довольно тяжелым, поэтому и сохранился до сих пор, пережив и царизм, и революции, и интервентов – оккупантов, и даже всех жуликов и погромщиков. Благодаря всем своим отрицательным внешним качествам, при той же внешней ничтожной ценности, он за многие годы, так и не был никем ни уворован, ни забран или реквизирован, даже властью, а просто вызывающе стоял на этом столе, наверное, ждал своего часа.
И вот тот час настал….Моня больно ударился об тоже упавший табурет, до крови разбил себе колено, но, когда он увидел то, что увидел, то сразу -забыл про боль в ноге. С торцевой стороны стола, лежал развалившийся на три части, письменный прибор, домик был фактически не разрушен, только дымовая труба, вместе с чертом, отломилась и отлетела в сторону. Моня подошел ближе развернул разбитые куски и понял, что основной корпус прибора был полым, то есть пустым внутри, но, практически все основание было чем-то заполнено, каким-то предметом, похожим на широкий плоский брусок. Когда Моня раздвинул пошире изломанные куски, оказалось, что в основание был вложен, похожий на отрезок доски, слиток желтого металла, завернутый со всех сторон в блестящую фольгу, снизу –брусок прикрывала вырезанная по размеру жестянка, а дальше – все основание было залито слоем какого-то легкоплавкого металла или сплава- возможно – оловом или свинцом, почерневшим от времени.
Моня взял в руки тот желтый брусок, развернул фольгу, и…руки его непроизвольно задрожали, да и по всему телу прошелся непонятный холодный озноб. Он осмотрел брусок со всех сторон; по внешнему виду и весу, было похоже, что это ничто иное, как золото! ЗОЛОТО! На обеих торцевых узких сторонах бруска – было вдавлено клеймо – 750. Можно было предположить, что, если это -таки золото, то оно 750-й пробы, то есть самый подходящий материал для изготовления ювелирных изделий и украшений. Вот это да! Кто же подготовил такой подарок для Мони?! И -для него ли!?. Моня не верил своим глазам, он вышел из кабинета в мастерскую, еще раз осмотрел брусок и убедился, что это действительно золото. В углу мастерской стояли небольшие бытовые весы, Моня машинально подошел к ним, и, также машинально, взвесил тот брусок, он потянул на полтора килограмма, без нескольких граммов. Похоже – брусок действительно золотой, Моня мгновенно прикинул его примерную стоимость по нынешним ценам – выходила сумма в несколько десятков тысяч. Вот это подарок! Вот это Клад! Это тебе не те две сотни серебряных царских рублей, найденных в заброшенном селе! Это – целое состояние!.