Жорж - иномирец

Пока мы общались со змеем на тему его сходства с представителями внутреннего мира млекопитающих, кошка нарисовала, довольно правдоподобно, наше местечко у реки, из которого нас выгнал гигантский волк. Я видел, как ветер гонит рябь по реке, как колышутся прибрежные лопухи, только протяни руку и окажешься там. Я не стал бороться с искушением, медленно просунул рук в изображение.

Вопреки ожиданию, рука не затуманилась нарисованной картинкой, она явно просматривалась внутри нее. Я коснулся травы и почувствовал ее. Сорвал пучок и вытащил руку назад. Трава, абсолютно натуральная, осталась у меня в руке.

— Ляля, ты Шишкин. Шишкина Ляля. А ну-ка, попробуйте вы?

Змей и кошка одновременно просунули свои конечности в картину и у обоих получилось вытащить из нее доказательства ее телепортационных свойств. Тогда я снова попробовал потревожить гусеницу, спящую на нарисованной мной картине, и опять ничего не получилось.

— Чего же нам не хватает? — Я нервно потер затылок. — Чего мы не можем понять? В чем разница между тем и этим миром?

— Мне очевидно, что разница в восприятии. — Произнес змей. — Мы не должны воспринимать другие миры так же, как и те, в которых мы жили.

— Тебе, как магистру философии, легко сказать что-то заумное. Ты на деле покажи, как мы должны воспринимать эти миры.

Когда говорят философы, ты вроде понимаешь о чем, но повторить сказанное не получается, и еще хуже, теряется мысль, а вместе с ней и вся концепция.

— Смотрите, — змей поднял хвост, вместо указующего перста, — вначале мы были совсем разными, и не умели не то, что ходить по мирам, между собой договориться не могли. Помните?

— Ближе к делу, Антош.

— Потом, между нами стала появляться гармония, и мы смогли открыть проход в другой мир.

— Ну, может не столько гармония, сколько страх перед костром инквизиции.

— Не сбивай. — Попросил меня змей. — Это была гармония, между нами тремя, основанная на взаимном желании выкрутиться из этой истории. Дальше, по мере нашего совместного сосуществования, страх отошел на второй план, появилось взаимное уважение, понимание и ощущение единства. Верно?

— Верно. Да, единство между нами существует. — Согласилась Ляля. — Не дружба, а именно единство.

— Святая триединая троица. — Я не удержался от иронии.

— Жорж в нашей троице отвечает за юмор. — Не остался без ответа змей. — Я считаю, что следующий наш шаг это ментальное единство, объединение сознаний в одно.

— Это как? Обряд посвящения или трепанация? — Сложно было представить себе процесс объединения.

— Позволь возразить, Антош. — Ляля показала рукой в сторону гусеницы. — Эта дама одна и преспокойно выбралась в свой мир через картину.

— Позвольте не сравнивать нас с существами из миров другого порядка. Не думаю, что мы способны видеть ее такой, какая она есть на самом деле. Сколько их там живет под оболочкой гусеницы, и гусеница ли она? Дело в другом, мы почти стали одним существом, осталась самая малость, объединиться в один разум. — Змей многозначительно замолчал, давая нам оценить всю весомость его выводов.

— Эпичненько, но как сказала бы моя маман, вокруг головы и в пазуху.

— Моя бы вообще ничего не поняла.

— Причем здесь ваши мамы? Им и на кухне места хватает для воображения. — Змей занервничал, видя, что мы не поддерживаем его.

— Не сердись, Антош, давай попробуем объединить наше сознание в одно целое. Как мы будем это делать? — Я не представлял, как можно добиться этого.

— Легко. — Змей развернулся к моей картине с Транзабаром. — Мы будем смотреть на эту картину, пока не объединимся, или пока у нас не вылезут глаза. Я уверен, когда наше троекратное усилие придет к общему знаменателю, мы откроем этот чертов город и сможем переместиться в него.

— Мне кажется, что если у нас получится, то это будет какой-то иной способ попасть в Транзабар, не как у всех. С другой стороны, сколько этих способов, мы не знаем.

— Вот именно. Занимайте места перед картиной. — Змей первым устроился перед картиной города.

Мы с Лялей заняли места слева и справа от змея. Антош, по многократно выработанной привычке, скрутил нас в кольца. Я уставился на город, в оперении белых облаков. Я знал, какое чувство должно появиться, когда он станет достижимым.

Потянулись минуты, но чувство осязаемости города не появлялось. Картина вибрировала, как зацикленная на секундной записи, не более того. Первой начала вздыхать кошка, видя тщетность попыток. Потом и я заерзал, отсидев задницу.

— Антош, передохни, а то надорвешься. — Мне стало жалко змея, неистово таращившегося в картину. — Смотри, глаза скоро лопнут.

Змей заморгал, увлажняя пересохшие глазные яблоки.

— Мы, не святая троица, мы команда идиотов, которые делают то, не знаю что и идут туда, не знаю куда. — Произнес он упавшим голосом.

— Не переживай, даже отрицательный результат приближает нас к цели. — Я погладил Антоша по голове. — Ляля, ты как?

— Нормально. Смотрела изо всех сил.

Она поднялась, подошла к картине и замазала Транзабар. Осталось только небо.

— Зачем ты это сделала? — Спросил я.

— Помните того мужика, который сказал, что в воду бросают, чтобы научиться плавать, а в небо, чтобы научиться летать?

— Конечно! Ты хочешь, чтобы мы прыгнули в небо?

— В небо над Транзабаром. — Ляля провела рукой перед картиной. — Мы видим только небо, но знаем, что под ним город, но представлять его не нужно, достаточно представить небо.

— А, это такой чит! — Догадался я. — Представляем то, что можно представить, а там, куда кривая выведет. А кто нас ловить будет?

— Даю хвост на отсечение, этого не понадобится. Там все предусмотрено. Что, трусы, готовы?

— Я так устал, что готов на что угодно. — Согласился понурый змей.

— А, погибать, так с музыкой. Держи нас Антош.

— Головокружительно. — Змей подозрительно уставился на картину одним глазом. — Если что, я перенесу нас на воду, чтобы не разбиться насмерть.

— Тогда сразу в воду, чтобы не разбиться о ее поверхность. Физика!

— Идет. Предупреждаю, это будет планета рыб.

— Символично. — Я усмехнулся.

Не сговариваясь, мы заняли привычную позу для перемещения и приступили к воображению транзабарского неба. Долго ничего не получалось. Небо ускользало от нас, как кусок мокрого мыла. Не хватало еще ментальных мышц, чтобы удержать ощущение его достоверности.