Повелитель Ифритов

Искореженный ржавый корпус. Закопчённая черным броня. Башни нет. Сверху огромная дыра. За-то ифритная составляющая присутствовала во всей красе.

“Маруся” поползла ко мне на пузе. Задребезжали разорванные, запутавшиеся в катках гусеницы. По обоим бортам танкового остова росли чудовищные руки. Трал — каток увешанный цепями, бешено вращался. Цепи свистели в воздухе. Выбивали из пола искры и бетонную крошку. Одержимость смотрела на меня полными ужаса глазами. Ее беспокойное, женское лицо разместилось на передней части покатой брони.

Я видел, как внутри корпуса, лихорадочно бился обезумевший ифрит. Это был Ифрит Жажды Спастись от Бомбардировки.

Все эти звуки, все то, что шумело вокруг, — лишь раздражители для ифрита. Попытка вызвать в нем те эмоции, которых он наелся, в боях. Если есть они, значит должен быть и основной раздражитель — катализатор.

Не было в попытке бояр совладать с ифритом ничего удивительного. Это не что иное, как подобранные наобум звуки-раздражители. Видимо, Добронравовы проводили испытания и поняли, что на ифрита воздействуют разные явления, например, звуки (но не только они). Причем такие, которые вызывают в духе соответствующие эмоции. Отсюда шум авианалета.

И этот фон держал ифрит в постоянном стрессе. Должен быть еще один звук, который заставит его действовать. Выполнять примитивные команды. Такой простой контроль ифритов известен мне давно. Это не первая параллель, где его используют. И он заведомо тупиковый. На раздражителях далеко не уедешь. Особенно если не представлять себе природы одержимых вещей.

— Дай угадаю, — проговорил я себе под нос, — еще один звук?

Сзади раздался громкий сигнал противовоздушной тревоги. Ифрит немедленно оживился. Стал активнее. Он задвигался. Перебирая руками, пополз ко мне.

Я медленно попятился. Тральщик же, приподнял свой каток. Каток внезапно остановился, цепи забренчали, повисли плетьми, заколебались. Тогда каток задрожал, лопнул посередине. Я видел, что в месте слома оказались огромные, но изящные женские кисти. Только длинные когти придавали им опасности.

— Значит, ты и правда Маруся, — проговорил я, — экипаж звал тебя так. Думал о тебе в женском роде. Вот ты такая и вышла. Красавица. Да и ифрит в тебе интересный…

Вой сирены усилился. Маруся сфокусировала на мне беспокойные глаза. Ее черные на красном зрачки припадочно тряслись.

Одержимость задрала руку. Половина катка тральщика вокруг предплечья закрутилась. Засвистели цепи. Маруся ударила о землю там, где был я. Грохнуло. Искры и камни брызнули в разные стороны. Заколотили по стенам и моей броне.

Я отскочил в сторону. Легко увернулся. И хотя внутри ифритной брони я был далеко не таким быстрым, скорости мне хватало. Я бы мог легко покончить с одержимостью. У меня был пистолет исполнения желаний и я мог пожелать ей развалиться на куски. Но я решил поступить иначе. План мести созрел в моей голове.

Я мимолетно оглянулся. На трибуне, защищенные магическими щитами, стояли хозяева арены. Рядом с ними был и Литвинин. Все четверо смотрели на нас с Марусей. Добронравов держал в руках какой-то предмет. Кажется, пульт управления звуком. Когда он жал кнопку. Вновь зазвучала сирена противовоздушной тревоги. Тогда ифрит активизировался.

Ну что ж. Придется устроить все так, чтобы представитель РосАрмы уцелел. Он нужен мне живым. Да и мужик он, кажется, нормальный.

Маруся попятилась назад, низко заворчала, сжала кулаки. Когда звук сирены усилился. Она бросилась ко мне. Скакнула на своих конечностях. Да так, что танковый остов поднялся в воздух.

Я прыгнул, подключил ифрит скорости. Мгновенного рывка случиться не могло из-за брони. Но и этого хватило, чтобы увеличить расстояние прыжка. Я отлетел, перекатился. Сел на колено. Прямо в трех метрах от меня Ифрит врезалась в стену.

Вся арена затряслась, заходила ходуном. Я видел, как бояре сверху вздрогнули. Тучный Зосимов даже тяжело опустился на свое кресло. Все продолжали следить за мной.

Маруся же вцепилась когтями в стену. Катки на ее руках стали вращаться. Цепи замолотили по бетону. Звенья брызнули в стороны.

Когда она потянулась за мной рукой. Я отпрыгнул вновь, замер в нескольких метрах от ее пятерни. Огромные серые пальцы жадно хватали воздух. Ифрит стал медленно отрываться от стены. Разворачиваться ко мне.

У меня появилось время. Я напрягся, всмотрелся в ифирт. Увидел, как он нервно дрожит. Переливается красно-серым цветом крови, смешанной с грязью. Покорить я его не мог. Никто не мог. Однако эмоции Ифритора — это оружие Ифритора.

Я применил ифритное усмирение. Когда я схватил ифрит ментальной техникой. Он вздрогнул. Замер на месте.

— Какого черта? — заорал Добронравов, — какого черта она не двига… — его заглушил звук сирены.

Я же впустил в себя эмоции этого чудовища. Ощутил всей душой страх того, что авиабомба вот вот рухнет на голову. Животный, иступленный страх. Перемешенный, однако, с надеждой на спасение.

Тогда я напряг волю. Пустил по каналу, что проложил страх ифрита, другую эмоцию. Эмоцию спокойствия. Несвойственная ифриту, она подействовала на него, как кувалда.

Маруся вздрогнула, опустила руки. Ее испуганное лицо сменило выражение. Стало спокойным.

— Ваша машина — дрянь! — орал Литвинин, — разделайтесь с одержимостью! Немедленно! Она вышла из-под контроля!

Что говорил Добронравов, я не слышал. Он что-то неуверенно мямлил. Внезапно (для них, а не для меня), Маруся медленно развернулась, уставилась на шумящие колонки по окружности потолка. Одержимость подползла к стене, размахнулась и впилась рукой в бетонное покрытие. Потом второй. Когда она стала карабкаться вверх, на трибуне началась паника.

Все шло по плану. Новая эмоция Маруси изменила ее поведения. Несвойственное ифриту спокойствие, скоро выветрится из ее сущности. Страх смерти и желание спастись возьмут верх. А пока, я сменил полярность. Теперь раздражители, все эти звуки, что резонировали с ее природой, стали ей противны. Ифрит направился выламывать колонки.

И тут дело было за мной. Я должен был “подстелить соломку” Марусе. Я разбежался, прыгнул. Тут же подключил ифрит скорости. Рывок вверх оказался непривычно низким. Я оттолкнулся еще и от стены, прыгнул вправо. Зацепившись за ограждение трибуны, забрался наверх.

Никто не обращал внимания на то, что я оказался сверху. Все уставились на ифрита. Маруся же, вцепилась в трибуну, погнула ограждение. Со скрипом и лязгом металла, она, как огроманя улитка, перевалилась вперед. С железным грохотом опустила корпус на зрительские ряды. Погнула, разметала кресла.

— ПРОКЛЯТЬЕ! — орал представитель Армы, — ДА ЧТО ВЫ НАТВОРИЛИ, ИДИОТЫ?!

— Уничтожить одержимость! — скомандовал Добронравов.

Маги-гвардейцы разделились. Было их тут десятка полтора. Большинство остались держать щиты. Шестеро выступили вперед. Стали метать в ифрит магические снаряды. Я знал, что они не смогут использовать свою силу на максимум. Если в глубине арены можно было разгуляться, то сверху очень легко начать пожар. Тогда погибнут все.

Огненные шары и молнии, ледяные осколки, забарабанили по броне Маруси. Кое-где проделали новые дыры. До конца раздробили правую гусеницу.

Ифрит не обращала на них внимания, только прополз к ближайшей стене. Маруся потянулась, полезла по стене выше, стала почти вертикально. Дотянувшись до колонки, с хрустом вырвала ее. Размяла в руках. Проводка вспыхнула искрами. Звук двигателей самолета и шум бомб исчезли.

— Спасаемся! Все на выход! — заорал Ланской.

Тут же, немедленно, все помчались к широкой двери парадного входа. Рядом с ней и разрывала колонку Маруся. Я видел, как несколько гвардейцев юркнули вниз. Они помчались к неприметным ходам, которыми пользовалась прислуга. Мне даже стало смешно, что бояре не подумали о них. Не привыкли ходить такими путями.

— Ну что, — я смотрел, как Ланской и Добронравов приближаются к входу. Тучный Зосимов плелся следом. Все были в окружении гвардии — проверю, как Аврора поработала над вытяжателем. Но сначала…