Выжить в Антарктиде

– Простите, – Белоконев, как на уроке, поднял руку. – Я немного читал о Козыреве и его исследованиях. Так, на любительском уровне, без особого понимания физических процессов. Однако мне всегда казалось, что речь там шла о едва уловимых, микроскопичных воздействиях. Если время, то это наносекунды, если притяжение, то тоже что-то весьма маленькое. Получается, «черное солнце» очень чувствительно к малейшим изменениям фоновых излучений?

– Так и есть, это крайне чувствительный прибор, - кивнула Патрисия.

– Тогда как получилось, что оперируя таким маломощным источником, как антигравитационные частицы, «солнце» может выдавать столь разрушительный эффект?

– Атом тоже малая величина, однако вас не смущает, что его расщепление породило атомную бомбу.

– То есть, наше «солнце» это не прибор, как вы его называете, а нечто вроде электростанции, преобразующей один вид энергии в другой?

– Наверно, я употребила не то русское слово, - Пат слегка нахмурилась, - это «engin», машина, агрегат, генератор…

– Проще говоря, что она делает? – спросил Дима.

– Она вырабатывает энергию, излучает ее и строит из нее разные вещи. Например, этот пузырь.

– Иными словами, это совсем не двигатель? – уточнил Павел.

– Да, но может служить прототипом двигателя. «Солнце» это больше, чем один двигатель или турбина. Оно совершенно само по себе, самодостаточно.

– А какого рода энергию оно излучает? – поинтересовался Громов. – Речь же не об электричестве, как понимаю.

– Этот род энергии малоизучен. На древнем Востоке мудрецы говорили об энергии Ци или пране, древние греки называли его эфиром, некоторые наши современники – полем Хиггса, хотя все эти определения не совсем тождественны. Но если не углубляться в детали, то «черное солнце» вырабатывает именно ее – концентрированную прану [5], энергию жизни.

– Ничего себе! – пробормотал Грач и оглянулся  на присутствующих, проверяя, верят ли они прозвучавшим словам. Лица у всех были растерянные и по большей части скептические, и только Ашор казался задумчивым.

– Как понимаете, слово «прана» мы предпочитаем не употреблять. Мы называем это полем гравитационного магнита.

– Это очень страшная энергия, - прошептала Вика.

– В идеале «черное солнце» очень безопасно, – возразила Патрисия. – То, что происходит сейчас, следствие большой ошибки. В отличие от упомянутой атомной энергии, работа с частицами, исторгаемыми из земных недр, безотходна и не требует затрат. Например, сегодня в домах вовсю используется электричество, но чтобы заставить электроны двигаться в общем потоке, надо тоже затратить энергию. При этом почти всегда используется топливо: торф, нефтяные производные, уран. Закончится топливо, закончатся свет и тепло. Гравитационное поле не закончится никогда, и потоки космического излучения будут вечно падать на Землю, а лишенные массы левитоны вечно изгоняться из ее недр с громадным ускорением. Это как ветер или солнечный свет, но в отличие от ветра и солнца, генератор не будет зависеть от капризов природы: полного штиля или многокилометровых облаков. Вы понимаете, что выгода очевидна.

– Если выгода очевидна, почему эти идеи не получили повсеместной поддержки и распространения? – спросила Завадская.

– Много причин, - Патрисия опустила взгляд и принялась обводить пальцем узоры на деревянной столешнице. – Противодействие нынешних магнатов, чье состояние зависит от нефти, газа и других источников. Сопротивление части ученого мира, чьи диссертации и звания были получены отстаиванием ошибочных теорий. Дешевизна гравитации, с которой не настрижешь процентов. Наконец, многие не желают марать себя даже относительной связью с фашистами, которые плотно работали над гравитационными установками в сороковые годы. Так называемое «Копье Сатаны» было не выдумкой, а вполне реальной возможностью, к счастью, не реализованной. Но все, кто так или иначе начинает говорить о вихревой природе антригравитационных установок, ассоциируются с научными проектами Новой Швабии и Вацлавской шахтой, где было убито несколько тысяч заключенных, причастных к изготовлению нацистского оружия[6].

– А откуда о «черном солнце» стало известно вашему фонду? – спросил Белоконев.

– Вся заслуга принадлежит Жаку Дюмону, – Патрисия посмотрела через стол на своего притихшего соотечественника. – Ему в руки попали ценные бумаги времен Второй мировой, и он обратился к нам…

– То есть, бумаги тех самых нацистов?

– Я руководствовалась не политическими взглядами немецкого физика, а его научной теорией, которая показалась мне достойной внимания, - парировала Патрисия. – И хочу напомнить, что Советский Союз точно так же заинтересовался «черным солнцем» и начал разработку антарктического проекта. Знания это сила, из какого бы источника она не проистекала.

– Не будем спорить о нацистах, – остановил разгорающуюся дискуссию Громов, – мы в сложном положении, поскольку «солнце» ведет себя не по правилам. Надо понять, что с этим делать?

– Нам еще повезло, – сказала Патрисия, – наш пузырь рос медленно. Гораздо медленнее, чем мог. В противном случае, людей, отправившихся за помощью через перевал, непременно задело бы краем вспухающей сферы. Капсулирование пространства-времени по программе «Авалон» начинается стремительно, но «солнцу», видимо, не хватило энергии, чтобы войти в максимально активный режим за стандартное время. В оазисе, впрочем, недостаточно холодно, чтобы полностью заморозить программу. Недра тут изначально разогреты, они продолжают нагревать почву, воду, воздух – сказывается близость магмы и гравитационно-магнитной аномалии, за счет которых артефакт постоянно подпитывается. Последний фактор неустраним.

– Почему бушевала такая сильная гроза? – спросил Громов.

– Грозовой механизм запустили взрывы осколков астероида. Воздух был насыщен парами воды, мелкими частицами породы и пыли. Получилось то, что происходит при извержении вулкана – «грязная гроза». [7]Молнии в пылевом шлейфе рождаются, когда на высоте температура падает до минус двадцати градусов. Над нашим оазисом за счет разницы температур всегда образуются облака, которые сейчас вращаются над нашими головами, как воронка смерча. Вихревые процессы являются следствием работы «черного солнца». Воронки обычно не видно из-за малого количества облачного покрова, и кажется, что над оазисом ясное небо, но когда поле гравитационного магнита вокруг артефакта лавинообразно выросло, оно, если сильно упрощать, высвободило электроны и зарядило электричеством окружающее пространство. Так сформировался грозовой фронт.

– То, что гроза закончилась, хороший признак?

– Это означает, что программа «Авалон» завершена. Защитная сфера сформирована, и долина выпала из привычного континуума.

– То есть, мы имеем дело не с обычным барьером? – уточнил Грач. – Это еще и смещение во времени и пространстве.

– Время и пространство едины. Уже упомянутый мною Томас Калуца рассчитал математическую модель, предполагающую пятое измерение – закапсулированное или свернутое время. Писатели-фантасты любят называть его «гиперпространством», что неверно по сути, однако вам будет проще воспользоваться подобной аналогией. Считайте, что наш пузырь, словно космический корабль, выпал из континуума в «гиперпространство». Смещение по осям координат, как мне представляется, было незначительным, но оно препятствует взаимопроникновению.

–И как это выглядит со стороны? – поинтересовался Ишевич.

–Пузырь невидим обычному глазу, но все же фиксируется внешними наблюдателями как точечная магнитная аномалия с четкой границей. Вблизи нее вертится стрелка компаса, сбоит техника и портятся электронные приборы на спутниках, если таковой пройдет непосредственно над нашими головами. Проникнуть в пузырь извне, прорвав стенки, никому не удастся. Ни человеку, ни пушечному ядру, ни лазерному лучу.

– А выйти? – быстро спросил Павел.

– Выйти тоже, пока режим «Авалон» не отключен. Со временем сила барьера слабеет, как показывает практика, пузырь становится проницаем, но спустя год-два возвращается к своему максимуму. С чем это связано, еще предстоит понять. Это либо неисправность прибора, его полная неспособность функционировать в заданном режиме, либо на «солнце» был изначально выставлен плавающий режим.