Выжить в Антарктиде

– Все изменилось, – Аня старалась на него не смотреть. – Я заплачу тебе обещанную сумму, но ты останешься в отеле.

– Почему? – повторил Сергей, и в интонации проскользнули обиженные нотки. – Ты же не отказываешься от поездки.

– Мне нужно, – глухо ответила она, – а тебе нет. Эта поездка для серьезных и ответственных людей, а ты случайный человек. Я передумала, вот и все.

– Значит, я лишний и буду мешать?

– Я не понимаю, чего ты обижаешься? – она наконец-то повернулась, созерцая в желтоватом сумраке неясное пятно вместо лица. – Ты позавчера сам не хотел, так что теперь? Я освобождаю тебя от всех обещаний. А если боишься, что в отеле к тебе пристанут нехорошие люди, забудь! Я пошутила.

– Пошутила? – он задохнулся. – По-твоему, я трус?!

Аня хотела спросить: «А разве нет?», – но прикусила язык.

– Разговор окончен! Ты остаешься.

– Я лечу, – твердо произнес Сергей. – Я знаю, что в долине будет опасно, и знаю, что предполагается борьба за какие-то ценности. Возможно, речь о сокровищах, возможно, о чем-то еще. Я не идиот, Аня, и все прекрасно понимаю. Именно поэтому я и полечу с тобой.

– Если ты рассчитываешь на исполнение желаний, я и в этом пошутила, – буркнула Егорова. – Нет там могущественного артефакта, похожего на волшебную палочку. В долине нас ждет только драка не на жизнь, а на смерть, и тебе не стоит в нее лезть.

– Если ты полезешь, я тоже полезу, – упрямо сказал Давыдов. – Аня, я тебя не оставлю, тем более, в такой ситуации.

– Это что-то новенькое, – она и впрямь удивилась. – Я тебя во всем обманула, Сережа. Абсолютно во всем! Я тебя использовала как ширму. Я циничная дрянь, которая думала только о своей шкуре. Ты это осознаешь?

– Я все равно с тобой полечу, хочешь ты этого или нет. Я должен тебе помочь.

– Зачем тебе помогать мне?

– Я тоже, знаешь ли, не ангел, но желаю измениться. Ты назвала себя циничной дрянью, но думаю, что преувеличила. На самом деле ты вовсе не такая, ты притворяешься. Меня, вот, отговариваешь от поездки, потому что не хочешь подвергать опасности. Ты смелая и рисковая девчонка, и я всегда хотел быть таким же, а не тряпкой, о которую все вытирают ноги! Я так больше не могу. Надоело!

– А я не хочу быть причиной твоей преждевременной смерти. Сережа, тебе нечего делать в долине. И прекрати ныть!

– Вот видишь, как ты со мной, – Давыдов усмехнулся. – Я больше не позволю кому бы то ни было принимать решения за меня. Я поеду с вами. И если ты не желаешь принять от меня помощь, то я стану защищать Геннадия Альбертовича. Это мое последнее слово!

– Ну и дурак! – сказала Аня, отворачиваясь.

– Разговор окончен! – повторил он ее же фразу и тоже улегся, закопавшись в мешок с головой.

Аня провела полночи без сна, прислушиваясь к шорохам за полотняной стенкой палатки и дыханию своего соседа. Давыдов тоже не спал, переживал, но лежал тихо-тихо, притворяясь. Его внезапное решение измениться пришло к нему так не вовремя! Конечно, он хотел поступить благородно, в духе сценического образа, что постоянно изображал. И от того, что при резкой смене курса она невольно явилась спусковой пружиной, Аня чувствовала себя еще большей дрянью.

*

Когда мама умерла под колесами пригородной электрички (это квалифицировали как несчастный случай, но Аня была уверена, что мать осознанно покончила с собой), младший брат Максим окончательно пошел вразнос. Он и до этого был строптив, начинал относиться к учебе спустя рукава и по полдня пропадал в сомнительной компании, а тут и вовсе отбился от рук. Ни бабка Мария Антоновна, ни сама Аня с ним справиться не могли. Из циркового училища его отчислили, и пришлось устраивать парня куда попроще, потому что обязательное среднее образование никто в стране не отменял. Однако Максим учиться не желал и откровенно крыл матом всех доброхотов. Он стал приходить вечерами пьяным, дважды попадал в полицию за нарушение общественного порядка, а потом едва не сел за мелкую кражу: спер из супермаркета на спор бутылку пива, да засветился на камерах видеонаблюдения.

Едва Максиму исполнилось восемнадцать, Анна добилась, чтобы его забрали в армию в надежде, что строгие командиры выправят ему мозги. В армию, как ни странно, брать хулигана желанием не горели, но военком все же вошел в положение и, выслушав третью по счету страстную Анину речь, пообещал помочь.

Сама Аня по окончанию училища тоже осталась у разбитого корыта. Сначала умер долго болевший дедушка, потом слегла бабушка – все это легло непосильным бременем на молодую девушку, только-только начинавшую приходить в себя после трагического ухода из жизни родителей. Ане иногда казалось, что большую часть времени она проводит на кладбище, и так отныне будет всегда.

Смерть деда, а следом и бабушки, совпали с окончанием учебы. Вся в хлопотах, Аня не подсуетилась вовремя с работой. Да и что сказать: устроиться по ее специальности было не так-то просто. Еще после скандала с гибелью акробата директор цирка, где работали ее родители, отказался от дивертисмента [1] в пользу сюжетного костюмированного спектакля. Когда Аня после училища обратилась к нему, он, тяжело вздыхая и отводя глаза, признался:

– Удаль и риск это прошлый век, ныне все равняются на «Дю Солей». Пусть номера будут на троечку, но хорошо отрепетированы и без всяких форс-мажоров. Так что, девочка, ничем не могу тебе помочь, к сожалению. Ищи, с кем сможешь скооперироваться. Ставьте номер, оттачивайте его, оформляйте и милости прошу на кастинг на общих основаниях.

Найти партнеров для постановки костюмированного номера Аня так и не смогла, зато с огромным трудом пристроилась на место тренера по аэробике в загородном клубе. Ей приходилось тратить на дорогу по три часа ради половины ставки, и денег, разумеется, не хватало. Она стала подрабатывать уборщицей в районной библиотеке.

– Молодая девчонка, что ты делаешь на этой нелепой работе? – в первый же день спросила ее библиотекарша, худощавая пенсионерка Валентина. – Тебе замуж надо и мужа хорошего, а ты полы драить!

– Мужа нет и жениха тоже. Пока искать буду, на что жить? – ответила Егорова.

Два года прошли в постоянном цейтноте, не хватало сил ни на личную жизнь, ни на нормальные тренировки. Анна чувствовала, что постепенно теряет форму, потому что мелкие нагрузки тренера были ничтожны по сравнению с тем, к чему она привыкла. Иногда ей, правда, удавалось вырваться в тир, где она спускала пар, расстреливая мишени с упорством маньяка. «Стрельба по мишеням делает руки уверенными, глаз зорким, а ум быстрым», – говаривал некогда отец. Его это не спасло, но, вполне возможно, было способно спасти Анну – она верила, что так не опустится и не отчается. Оружие в руках требовало концентрации и ответственности, а они в свою очередь приносили в ее мятущуюся душу покой.

Завсегдатаи тира, серьезные молодые парни, настороженно относились к молчаливой девчонке, разбавлявшей их компанию по выходным. Маленькая, худенькая, с короткой стрижкой и напряженным взглядом, она то ли отпугивала их, то ли удивляла – в любом случае знакомиться они с ней не спешили, а Аня постепенно начинала привыкать к тотальному одиночеству и сдержанной враждебности окружающего мира.

Правда, один завсегдатай тира все-таки проявил к ней интерес. Они познакомились и сходили в кафе после совместной стрельбы по мишеням. Мужчина представился Андреем, сказал, что работает адвокатом и очень уважает крутых спортивных подружек, умеющих, как сказал классик, и коня на скаку, и в избу горящую. Аня слушала его и смущалась, утыкаясь носом в креманку с мороженым. Подобные речи, да и ухаживания в целом были для нее в новинку, она чувствовала себя неуютно и, хотя понимала, что надо с чего-то начинать, на близкий контакт не шла, присматривалась.

Впрочем, Андрей тоже форсировать события не спешил. Они обменялись телефонами, но общались исключительно в тире и после него. Когда спустя некоторое время Андрей пропал, Аня смирилась – не судьба. Сердце ее молчало, потому и горевать ей было особо не о чем.