Страница 11 из 21
Больше я не мог оставаться в этой комнате, я чувствовал, что она одолевает меня. С радостью, живой и невредимый, я вышел наружу, на открытый воздух. Люди смотрели на меня, когда я проходил мимо, и кто-то сказал, что я пьян. Меня носило с одной стороны тротуара на другую, и последнее, что я еще смог сделать — вернуть ключ в агентство и отправиться домой. Неделю я провалялся в постели, страдая от того, что мой врач назвал нервным шоком и изнеможением. Как-то в ту неделю я читал вечернюю газету и случайно наткнулся на статью под заголовком: „Голодная смерть“. В ней в обычном стиле рассказывалось следующее: типичный жилой дом в Марлиэбоне; дверь была закрыта в течение нескольких дней; когда люди взломали ее, обнаружили мертвеца в кресле. „Покойный, — процитировал Вилльерс, — был известен как Чарльз Герберт, когда-то он считался состоятельным помещиком. Его имя получило широкую общественную огласку три года назад в связи с таинственной смертью на Пол-стрит, Тоттенхэмская дорога, где он снимал дом № 20. Там при обстоятельствах, не лишенных подозрительности, было найдено тело джентльмена из высшего общества“. Трагический конец, не правда ли? Впрочем, если то, что он рассказал, было правдой, в чем я уверен, вся его жизнь стала трагедией. Причем трагедией более странного характера, нежели это описано в статье».
«Ну что ж, такова, значит, ваша история, — произнес задумчиво Кларк. Вообще-то, Вилльерс, я, право, не знаю, что сказать. Несомненно, в этом деле присутствуют кажущиеся странными моменты: труп, найденный возле дома Гербертов, например, или необычное мнение врача насчет причины смерти. Но, в конце концов, вероятно, этим фактам можно найти простое объяснение. Что до ваших ощущений в момент осмотра дома, я могу предположить, что они стали плодом пылкого воображения. Совершенно не представляю, что еще можно добавить или предпринять в связи с этим делом. Вы, очевидно, усматриваете здесь какую-то тайну. Но Герберт мертв. Каким же образом вы собираетесь расследовать ее?»
«Я рассчитываю найти женщину, на которой он женился. Это она — загадка».
Двое мужчин молча сидели у камина. Кларк втайне поздравлял себя с тем, как успешно он выступил в роли защитника традиционных взглядов на жизнь, выразив мнение, что Вилльерс просто запутался в своих мрачных фантазиях.
«Думаю, мне нужно выкурить сигарету», - наконец, сказал Вилльерс и сунул руку в карман, чтобы вытащить портсигар.
«Ага, — произнес он в легком замешательстве, — я и забыл, что у меня есть кое-что показать вам. Помните мои слова насчет того, что я нашел довольно любопытный эскиз в куче газет в доме на Пол-стрит? Вот он».
Вилльерс извлек из своего кармана тонкий сверток. Он был обернут коричневой бумагой и перевязан тесьмой довольно сложным узлом. Вопреки своему желанию, Кларк почувствовал острый интерес. Он вытянулся вперед в своем кресле, когда Вилльерс с трудом развязал узел и развернул внешнюю упаковку. Внутри был еще слой ткани, Вилльерс снял его и передал Кларку небольшой листок бумаги, не проронив ни слова.
На пять или более минут в комнате воцарилась гробовая тишина. Двое джентльменов сидели столь бесшумно, что они могли слышать тиканье высоких старомодных часов, стоявших снаружи холла. В мозгу одного из них медленная монотонность этого звука пробудила далекие воспоминания. Он пристально рассматривал маленькое карандашное изображение женского лица. Очевидно, оно было нарисовано с большой тщательностью настоящим художником, так что в глазах женщины как бы отразилась ее душа. Ее губы были раздвинуты в странной улыбке. Кларк по-прежнему внимательно изучал это лицо, оно вызвало в его памяти один летний вечер много лет назад. Он снова видел очаровательные пейзажи нив и лугов, петляющую меж холмов реку, тусклое красное солнце, прохладный белесый туман, поднимающийся с воды. Он слышал голос, разговаривающий с ним сквозь волны времени, произносящий: «Кларк, Мэри увидит бога Пана!» Затем он оказался в мрачном помещении рядом с доктором, слушая тяжелый стук часов, и в ожидании наблюдал за фигурой, лежащей в кресле под светом лампы. Из прошлого восстал образ Мэри, он смотрел в ее глаза, и его сердце похолодело.
«Кто эта женщина?» — спросил он, наконец, сдавленным и хриплым голосом.
«Это та самая женщина, на которой женился Герберт».
Кларк снова взглянул на рисунок — вообще-то, это была не Мэри. Там было действительно нарисовано лицо Мэри, но и еще что-то, чего он не заметил в ее чертах, ни когда одетая в белое девушка вошла с доктором в лабораторию, ни когда она в ужасе очнулась, ни когда она, безумно смеясь, лежала на постели. Что бы это ни было — блеск, исходивший из изображенных на портрете глаз, улыбка на красивых губах, или же выражение лица в целом — Кларк содрогался перед этим всей душой. Он невольно подумал о словах доктора Филлипса: «наиболее яркий образ зла, который я когда-либо видел». Он механически перевернул картинку и посмотрел на ее оборот.
«Боже правый! Кларк, в чем дело? Вы бледны, как смерть!» — Вилльерс резко вскочил из кресла, когда Кларк со стоном откинулся назад и выронил рисунок.
«Я не очень хорошо себя чувствую, Вилльерс. Налейте мне немного вина, спасибо, это поможет. Мне станет лучше через несколько минут».
Вилльерс подобрал упавший листок и, как и Кларк, перевернул его.
«Вы видели это? — спросил он. — Вот как я определил, что это портрет жены Герберта или, правильнее сказать, его вдовы. Как вы себя сейчас чувствуете?»
«Спасибо, лучше. Это была случайная слабость. Кажется, я не уловил, что вы имели в виду. Что позволило вам идентифицировать изображение?»
«Это слово — Элен — написано на обороте. Разве я не говорил вам, что ее звали Элен? Да, Элен Вогэн».
Кларк простонал. Теперь не могло оставаться и тени сомнения.
«А сейчас не согласитесь ли вы со мной, — сказал Вилльерс, — что в истории, рассказанной мной сегодня вечером, и в той роли, что сыграла в ней эта женщина, есть некоторые странные моменты?»
«Да, Вилльерс, — пробормотал Кларк, — это, в самом деле, странная история. Вы должны дать мне время на размышление, смогу ли я вам помочь или нет. Вам пора идти? Хорошо, доброй ночи, Вилльерс, доброй ночи. Приходите ко мне на следующей неделе».