Графиня на стриме

— Бертран, — проговорил отец, холодно глядя на меня. — Будь добр, напомни нам, когда вы видели леди Элизу последний раз?

— Почти три года назад, ваше сиятельство, на жатву, аккурат в день… — не медля ни минуты, ответил слуга.

— Прекрасно. При каких обстоятельствах леди исчезла? — камердинер пожевал полные губы и вздохнул. Цепочка задрожала и пенсне чудом не вывалилось из складки под кустистой бровью.

— Доподлинно неизвестно, ваше сиятельство… мы думали, леди м-м-м, похитили.

— Обнаружили ли вы следы борьбы?

— Нет, ваше сиятельство…

— Могла ли леди просто… сбежать? — спросил граф и слуга замешкался с ответом. Бросил в мою сторону извиняющийся взгляд и покачал головой, еще ниже склоняясь в поклоне.

— Никак нет, ваше сиятельство.

— Вот как, отчего же? — я почувствовала, как жар прилил к моим щекам и сжала ладонями подол платья.

— Это бы разбило графине сердце.

— И все же, несмотря на это, леди исчезла. Ответь мне, Бертран, как графиня пережила пропажу дочери?

— С тех пор, как вы… исчезли, — на этот раз слуга повернулся ко мне лицом и опустил глаза. — Графиня не покидала усадьбу.

— Можешь быть свободен, — Бертран поклонился и вышел, а отец встал и, заложив руки за спину, прошел мимо удивленных слуг. Каждый из них кивал и мямлил, подтверждая слова камердинера.

Встав позади моего кресла, он положил ладони на резные завитки спинки и сжал так, что дерево заскрипело.

— Ты можешь придумывать занимательные истории столько, сколько твоей душе угодно. Убегать, вести себя как безродный щенок и капризничать, как дитя. Но никогда не смей выказывать неуважение к Аннабель или ко мне.

В конце его голос перешел на шепот и у меня мурашки побежали по спине. Неужели я ошиблась и Александр не мой отец?

Я не собиралась плакать, но слезы сами выступили на ресницах, так обидно было слышать его слова.

Словно мы чужие!

Но, стоило вернуться Аннабель, настроение графа резко изменилось. Он участливо предложил ей руку и, усадив за стол, самолично налил в стакан чистой воды.

Графиня была бледна, но все так же безупречна. Никто не смог бы уличить ее в слабости или пролитых слезах. Я вздохнула — мне было плевать на ложь отца, но не на чувства женщины, которая была ко мне добра.

— Мне жаль, я не хотела вас расстроить… — промямлила я, чуть погодя. — Ты не злишься?

Графиня посмотрела на меня и протянула через стол руку, ладонью вверх. Ее кожа была холодной и чуть влажной.

— Ты — мое дитя, я могу лишь любить тебя и молиться Богу, что скоро ты все вспомнишь…

От этих слов мне стало еще паршивее и я закусила губу, исподлобья глядя на отца. Сделав вокруг нас круг, он встал напротив Аннабель и оперся кулаками о стол.

— Бал через две недели, — в его голос вернулась теплота, но я не чувствовала себя той, к кому она была адресована. Странно, но и ревности к Аннабель в этом ключе я тоже почему-то не ощущала. — Почему бы Элизе не помочь тебе с приготовлениями?

— Александр, — попыталась возразить графиня, но он жестом прервал ее.

— Она достаточно взрослая, чтобы учиться держать хозяйство, и достаточно умная, чтобы не опозорить род де Бальменов перед высшим светом, — граф кивнул и мальчик-слуга вышел вперед.

На бархатной подушке стояла позолоченная шкатулка, инкрустированная драгоценными камнями. Граф откинул выпуклую крышку, открыв нам содержимое. На алом бархате лежало кольцо с крупным зеленым камнем, перехваченным у основания перекрещенными золотыми ободками.

— Что это? — спросила я, разглядывая украшение.

— Подарок, — просто ответил граф и протянул ладонь. Я посмотрела на графиню, но она почему-то опустила глаза и вздохнула. — Элиза, я жду!

Я сглотнула и протянула отцу левую руку. Он взял кольцо и я кожей ощутила исходившее от камня тепло. Попыталась отдернуть руку, но граф держал крепко.

Средний палец свободно прошел в золотой обод и я коротко вскрикнула, когда кольцо сжалось, плотно обхватив фалангу. Кожу обдало жаром и я отдернула руку.

Отец кивнул и мальчик со шкатулкой поклонился и отошел.

— Поздравляю, дорогая, — прошептала Аннабель и тон ее голоса мне не понравился.

— С чем? — я неосознанно вцепилась пальцами свободной руки в перстень и попыталась его прокрутить, но кольцо словно приросло к коже.

— С помолвкой, разумеется, — теперь голос отца звучал довольно, от былого гнева не осталось и следа. — Ведь ты приняла предложение графа Роберта Стендброка.

Глава 11

Итак, произошло то, чего я совсем не ожидала — Аннабель оказалось предательницей, и после знаменательного во всех смыслах ужина я перестала с ней разговаривать.

Ни о какой помощи в подготовке бала и речи быть не могло!

Перстень, который отец так ловко мне всучил, я возненавидела всей душой. Потому что не могла снять — он словно стал частью меня — опухолью в стиле лакшери, мешающей жить.

Стоило мне подумать о чем-то плохом, например, пожелать графу Стендброку мучительной смерти, как камень наливался зеленым светом и опалял кожу жаром. А, если я уходила слишком далеко от поместья, превращал руку в безжизненную культю.

Мало того, что меня обманом заставили принять предложение и сделали невестой, так еще и лишили свободы передвижения! Как же я ненавидела отца!

Их всех!

Я снова достала телефон — сигнал, конечно, не появился, и сняла длинный и злобный видеорепортаж о том, что произошло со мной в поместье.

Меня больше не пугали косые взгляды слуг — раз в этом мире было место для магии, связавшей меня с домом де Бальмен, значит и для одной новообращенной ведьмы тоже найдется.

О, они все меня запомнят! Непременно!

Это был бунт — самый отбитый и, надо признать, нелепый протест в моей жизни. Лишившись поддержки графини, я осталась совершенно одна, и решила максимально испортить жизнь присутствующим.

Странно, конечно, но сам факт существования волшебства меня почти не шокировал. После того, что я пережила, я решила вообще не тратить силы на объяснение необъяснимого.

И стала несносной копией себя.

Для начала я изуродовала платья, что по приказу графини сшила для меня портниха. Порезала на лоскуты, которыми в пору только полы мыть. И плевать хотела на то, что Аннабель это расстроило! И на папашу и его деньги, потраченные впустую, тоже!

Я заставила Дали найти мне черное платье.

Это было не сложно — пару раз пройтись мимо конюшен в одной сорочке на виду у обалдевших мужиков, и бедная Дали притащила бы мне и скафандр.

Рассматривая наряд монашки — темное платье из плотного сукна с белым воротничком и передником, я пришла к выводу, что оно совершенно не подходит для знойной погоды за окном и основательно над ним поработала.

Укоротила рукава и отпорола воротник, на подоле сделала два глубоких разреза. Над декольте тоже пришлось повозиться, а широкий ремень с массивной бляхой и высокие сапоги для верховой езды превратили меня если не в ведьму, то в дьявольское отродье точно.

Венгра увидев меня первый раз на улице в таком виде, перекрестилась и побежала жаловаться графине, но санкций не последовало.

Как я и думала.

— Моя госпожа, — сказала Дали, когда я потребовала затянуть поверх нового платья корсет вместо ремня. — Одумайтесь!

— Туже, не слышишь что ли, ребра не трещат!?

Поздно просить о снисхождении. Если отец решил, что таким образом сделает меня покорной, то он сильно ошибся.

Затянув шнуровку, я осмотрела себя в зеркале — волосы распущены и специально спутаны, а начес на макушке — великолепен!

Голые ноги без чулок в разрезе темных складок платья легко сведут с ума обитателей поместья, но я решила этим не ограничиться и вычернила углем всю верхнюю половину лица, нарисовав маску, как у женщины-кошки.

Под вздохи Дали и шепот осеняющих себя знамением служанок, я взяла с тумбочки телефон и сделала селфи. Щелчок камеры был таким громким, что одна из девушек почти лишилась чувств.