Счастливый оборот

Ребята убежали. Ольга Ивановна осталась одна у школьного забора. Кое-как она доплелась до скамейки и опустилась на нее, даже не смахнув снег.

— Гражданочка, что это вы так сидите? Вам плохо?

Ольга Ивановна полнила голову. Перед ней стоял мужчина в коротком полупальто из бобрика, в шапке-ушанке, в длинных валенках.

Усатое румяное лицо прохожего с крупными симпатичными рябинками на носу и на щеках выражало тревогу и сочувствие, и Ольга Ивановна рассказала ему о своем столкновении с Жоркой.

Прохожий сочувственно кивал головой, поддакивал.

Ольга Ивановна разошлась. Она говорила горячо, убежденно:

— «Одна ты кидаешься»! В том-то и беда, что другие, может, и видят, да молчат. А ведь это дело всех касается: и родителей, и учителей, и всех вообще граждан, которые сознают.

— А как же? Все за них отвечаем, точно! Потому смена!

Они поговорили еще. Потом прохожий попрощался с Ольгой Ивановной, пожелал ей «Спокойной ночи, приятных снов» — и пошел, но не на дорожку, а к школьному забору.

И тут Ольга Ивановна увидела, что он раскачивает полуоторванную планку дабы завершить то, что начал Жорка. Ошеломленная Ольга Ивановна от удивления почти шепотом сказала:

— Что вы делаете, больной?

— Так ведь теперь все равно планку эту оторвут, поскольку она наполовину оторватая! — рассудительно ответил ей прохожий, пропустив «больного» мимо ушей. — А у меня самоварчик дома. На растопочку пойдет! Раз почни сделан — все! Не я, так кто-нибудь другой отдерет!

И он с треском рванул на себя качающуюся планку.

ПОМИДОР И ТРЕСКА

(Рассказ американского солдата)

Все это вышло из-за помидора. Впрочем, если глубже копнуть, то из-за жены лейтенанта Роджерса — Бетти.

Вы не знаете Бетти Роджерс? Представьте себе молодую, горячую, дикую кошку в узких брючках, с нечесаной модной головой с голосом хриплым, как у боцмана на портовом буксире, необузданную, как сам сатана, когда он пляшет свой рок-н-ролл с приближенными сатанихами у себя в преисподней, — и вот вам точный портрет красотки Бетти Роджерс.

Эта милая крошка где-то нализалась с подружками, села за руль своего «форда» в совершенно ошалелом состоянии и, конечно, тут же въехала на тротуар. Ну, натурально, переполох. Крики, визги, охи и ахи!

В общем то ничего особенного не произошло, но какую-то старуху-немку бедняжка Бетти все же немножко придавила, и ту отвезли в больницу. Оказалось, одно ребро пополам! Всего лишь одно!

Кто бы мог подумать, что из за паршивого старушечьего ребра поднимется такой шум и начнутся такие неприятности! Правда, если глубже копнуть, то надо сказать, что ребро в истории человечества вообще играет печальную роль, поскольку первая фрау создана из ребра. Но ведь то ребро было полноценное, мужское ребро. А тут — тьфу! — старушечье! Да на него пальцем подави — оно и треснет!

В общем, газеты Восточной Германии пронюхали про эту истерию, и пошло… Как из мешка посыпалось. Что ни день, то новая сенсация. Там два американских солдата побили немца-таксиста, отняли выручку. Тут американский капрал, выпивши, приставал в поезде к католическому священнику, приняв его с пьяных глаз за дамочку. Одним словом, как говорят французы, шерше ла фам! II все это с одним припевом: «Янки, убирайтесь домой!», «Долой НАТО!» — ну, и так далее и тому подобное. Скандал!

Наши генералы зашевелились. И командир нашей дивизии тоже решил принять меры. Начал он с того, что вызвал к себе для внушения красотку Бетти Роджерс.

Бетти явилась страшно шикарная и, как всегда, нахальная до невозможности. Сидит в приемной, ногу положила на ногу, курит сигареты одну за другой и стреляет глазами в генеральских адъютантов. Стрельнет налево — наповал, направо — наповал Точно бьет, чертовка! Потом пригласили ее в кабинет к генералу. Адъютант Каллинз под каким-то предлогом — туда же, за ней. Он-то потом и рассказывал другим офицерам, как все это было, а ребята, которые в этот день дежурили в штабе, услышали и передали нам.

В общем, генерал говорит Бетти: «Как вам не стыдно! Вы, жена офицера американской армии, подрываете своим поведением моральный авторитет НАТО!» А Бетти в ответ: «Наплевать мне на вашего НАТО». Генерал надулся: «Что значит «ваш НАТО»? Он также и ваш НАТО». А Бетти ему: «Вот уж ни сном, ни духом! Мне никогда не правились азиаты». Генерал на нее глаза выпучил «При чем здесь азиаты? Да вы вообще слыхали про НАТО?» А Бетти «Слыхала! Это какой-то знаменитый японский адмирал. Но, повторяю, мне на него наплевать». И еще язычок показала генералу. А что ей? Ее папаша в Штатах стоит триста миллионов долларов, и генерал это знает.

И вот тогда генерал навалился на нас, на солдат. В полках было объявлено такое, ну, что ли, состязание — конкурс на лучшие результаты по скромности, по хорошим манерам, вообще по поведению вне казарм. Победителям посулили приз — трехдневный отпуск. И мы — я и мой дружок Боб Строу — поклялись, что этот приз будет наш. Боже, как мы старались! Идем, бывало, по тротуару, козыряем кому ни попало, направо и налево чистенькие, вежливые, самим даже противно. Увидим старуху, обходим стороной, чтобы не задеть ее как-нибудь ненароком, а то заденешь, она и рассыплется. В общем, за три недели ни одного замечания. Объявляют приказ по дивизии. Ура! Мы с Бобом — дивизионные лауреаты этого самого конкурса-состязания по манерам и поведению.

Нас поздравляет сам генерал и перед строем громогласно называет нас гордостью американской армии. И дает нам «джип», чтобы мы могли провести наш премиальный отпуск со всеми удобствами. Нас тронула такая его отеческая забота, хотя если глубже копнуть, то, возможно, это была не отеческая забота, а совсем другое. Возможно, что наш старик дал нам «джип» для того, чтобы мы не пользовались такси. Очень много всяких скандальных происшествий с нашими ребятами случается именно в такси, и, возможно, генерал подумал так: «Лауреаты-то они лауреаты, но на всякий случай пусть разъезжают в «джипе», а не в такси. От соблазна подальше!»

И вот мы поехали. Надраенные, нафиксатуаренные, головные уборы набекрень. Погода замечательная, настроение превосходное. Красота! Но черт дернул нашего водителя Джонни Клея, тоже лауреата дивизионного конкурса по манерам и поведению, однофамильца известного генерала, свернуть в район рынка.

Ну и вот, катит наш «джин» потихоньку, а навстречу слева и справа шагают по тротуару с корзиночками и сумками на руках этакие канашечки, этакие фрау, будь они прокляты навеки! И как на грех, одна лучше другой. А, может быть, под настроение они нам такими показались?

И в общем мы начинаем с ними мило так шутить. Мы им козыряем, шлем воздушные поцелуи, приглашаем к себе в «джип». Боб даже показал одной десятидолларовую бумажку. От всего сердца показал, даю слово!

А они отмалчиваются, отворачиваются — никакого, в общем, внимания. Тогда Джонни Клей подворачивает к самому тротуару. Боб наклоняется и шутя протягивает руку к корзинке, висящей на руке у одной очаровательной куколки.

Куколка шарахается в сторону, как испуганная кобыла, в ту же секунду выхватывает из своей корзинки вот такой помидорище, швыряет ею, как гранату, в Боба, и — бац! — он расплющивается у него между глаз.

Мы с Джонни глядим на Боба и хохочем во все горло, потому что зрелище человека, по физиономии которого течет раздавленный помидор, — это очень смешное зрелище, уверяю вас. И вдруг — бац! — я получаю свой помидор между глаз, а Джонни — бац! бац! — два помидора сразу. Все эти куколки и канатки мгновенно превратились в банду разъяренных фурий! Джонни дает газ, и мы обращаемся в позорное бегство!