Страница 61 из 64
Как принимает она гостей? Под видом безутешной вдовы, или жертвы катастрофы, доведшей весь дом до разорения, и всю страну до гибели? Я нахожу ответ в одном письме от 1702 г. к великому первосвященнику, попавшею, неизвестно почему в коллекцию British museum:
"Приняв за правило, Святой Отец, ничего не предпринимать, не получив одобрения Вашего Преосвященства, я убедительно прошу сообщить мне, найдете ли Вы возможным дозволить в моем доме представить комедию труппой актеров на моем жалованьи?"
Трагические события, недавно пережитые, были легко забыты. Граф Федэ, флорентийский дипломат, нам сообщает, что в своем изгнании Марысенька давала вечера, за которыми следовали веселые ужины и картежная игра. Климент XI принимал строгие меры против картежной игры, но дом королевы польской имел свои привилегии, как раньше дом королевы Христины, пользовавшейся этим, давая приют убийцам, за отсутствием картежников. Марысенька не ограничивалась собственным домом для удовлетворения своих светских привычек; она много выезжала; часто посещала т. н. Sabbatini, вечера кардинала Барберини и принца Одескальки в его доме, за Porto del Porolo. За обедом следовал бал. Расходясь ранним утром, гости отправлялись в церковь св. Варфоломея, по соседству. Всё было! Вообще говоря, довольно веселое времяпрепровождение для падшей королевы, которая не родилась на ступенях трона. Но эти удовольствия обходились довольно дорого, и Марысенька вошла в долги.
Её семья ей помогала; кроме её сына Александра, сопровождавшая её в Рим, к ней присоединились и другие родственники: её второй сын Константин, её внучка Мария-Казимира, не считая кардинала д'Аркиен, тратившего за четверых. Молодые принцы следовали его примеру. Материнские увещевания оставались без последствий. Как и в политике, мать не умела выдержать характера. Кроме Гротанелли, и Родокинакки подробно говорит о забавном романе, в котором участвовали эти повесы. Я вкратце передам рассказы современников, которыми воспользовался романист. "Ла Толла" была первой фавориткой молодого герцога Сфорца Цезарини. Александр в нее влюбился; затем Константин, и дон Гаэтано Цезарини застал красавицу под окнами дворца Одескальки, когда она распевала любовные романсы. В бешенстве он обнажил свой меч. Но Марысенька имела слуг, они вмешались, завязалась драка, взбунтовавшая весь околоток. Королева в этом нашла государственное преступление. Она, по своему обыкновенно, требовала изгнания виновника. Получив отказ дипломатического корпуса, она с ним перессорилась. И наконец так нашумела, что смущенный Цезарини согласился высидеть в тюрьме у неё в Замке св. Ангела. Он надеялся пробыть несколько часов, но она его продержала целую неделю, после чего, утомившись, согласилась принять его извинения, уверяя, что он её вывел из себя, тогда как "она всегда старается всем угождать и никого не оскорблять".
Этим дело не кончилось. Строгий первосвященник и заклятый враг светских удовольствий, Климент вздумал, в ожидании карнавала, потребовать у польских принцев зачинщиков скандала, обещания не маскироваться. Он запрещал маскарады. "Ла Толла", вообразив, что данное обещание её не касалось, явилась на Корсо в карете, в сопровождении других женщин из общества Константина и Александра, все в костюмах и в масках. Против папских предписаний, в виде вызова, "Ла Толла" восседала на козлах рядом с кучером.
Папские сбиры исполнили свою обязанность. Отобрав платье и драгоценности, они увели "Ла Толла" в тюрьму, а затем заперли её в монастырь "Кающихся грешниц". По приказанию папы её одежду доставили во дворец Одескальки и передали королеве польской по принадлежности.
Климент удостоверял возвращение. Марысенька этим не удовольствовалась. Сожалея о беспутной жизни своих сыновей, она считала их имущество священным, сохранив особое представление о привилегиях королевства, несмотря на пребывание в Вечном Городе. Она потребовала немедленного освобождения куртизанки, её товарок и кучера, сидевшего в тюрьме, возвращения кареты и лошадей, по закону конфискованных. Марысенька, погружаясь с наслаждением в эту среду, принялась за дело с обычной страстностью. Напрасно папа ей доказывал, что она поощряет распутство своего сына. Принц Константин, по горло в долгах, не знал за что ухватиться. Ему пришлось заложить свою шпагу, подарок королевы английской, ожидавшей с его стороны лучших подвигов. Эта куртизанка обходилась ему 10 000 экю в год и обманывала его с его же слугой.
Новому члену Академии оставалось только взять на себя защиту этой плутовки. За этим дело не стало. "Ла Толла", уверяла она, вовсе не то, что предполагает Св. Отец; она была замужем за чиновником и посещала лучшее общество. Марысенька упоминала о маркизе Маккарани, к которой "Ла Толла" явилась на вечер, впрочем, без приглашения. "Ла Толла" по приказанию королевы получила звание графини де Ла-Пай. Наконец, истощив свои доводы, королева велела силой освободить "виновницу из тюрьмы", и скрыла её вместе с соучастником во дворце Одескальки. Марысенька доходила до сводничества, уверяя, что добродетель торжествует. Было решено, что "la Толла" и принц Константин будут жить в двух отдельных флигелях. Она добровольно забывала о коридорах.
Пала рассердился и вздумал мобилизировать свой караул. Тогда последовал взрыв. Марысенька грозила тотчас же покинуть город, где ей наносили такое оскорбление. Она более ни минуты не желала оставаться, и конюхам был дан приказ запрягать. Папа сдался. Кардиналы Отобуони, Барберини, Санрипанти, все поочередно старались успокоить "чрезмерное возбуждение" королевы, пытаясь придти к соглашению. Дело кончилось отъездом "Ла Толла" в Неаполь. Ей дали на дорогу карету шестерней, конвой в ливреях принца Константина и денег на расходы, из кармана Марысеньки.
Конец этой странной карьеры покрыть мраком неизвестности. Но собрание 212 сонетов, сохранившихся в библиотеке Ангелика, посвященных памяти "celebre puttana in tempo della Regina di Polonia" (знаменитой распутницы времен королевы польской), увековечивает память знаменитой "La Tolleida".
Среди всех этих волнений не заметно никаких следов политической деятельности, в которой бы участвовала вдова героя, растрачивая остатки славного наследства. Она, впрочем, следила за событиями дня, пытаясь изредка вмешиваться в дела. Из письма, сохранившегося в "British museum", мы видим, что в декабрь 1702 г. она сообщает папе важное известие: "Курфюрст Бранденбургский уполномочил принца Якова вести переговоры с королем шведским; в то же время Царь просил руки Марии-Терезии для своего сына. Портрет принцессы уже послан". Известие любопытное, но несколько сомнительное: сыну Петра I, несчастному царевичу Алексею, было тогда всего 12 лет. В 1704 г. Марысенька вздумала снова вернуться на сцену в передовой роли: в Польше возникли события, обещавшие открыть новые горизонты для семьи Собесских. Карл ХII, одержав победу над Петром 1-м в Ливонии, поразил Августа II в Польше и возвестил о низложении саксонца, советуя полякам избрание принца Иакова. На этот раз мать не задумалась принять сторону сына, права которого она оспаривала 8 лет тому назад.
Послав ему на помощь двух братьев, она писала:
"Король польский, Август II, нас до того измучил своею жестокостью, что вы должны, как мне кажется, немедленно присоединиться к Республике, -- во главе которой находится Примас, -- с просьбой заявить протест против короля, поставившего себе целью погубить нашу семью... Видя, что вы своим смирением и долготерпением нас довели до унижения, приходится взяться за другие средства..."
Но Август не терял головы. Не имея успеха в открытом поде, он всегда торжествовал в засадах. 29 февраля 1704 г., повинуясь требованиям своих польских сторонников, Иаков пустился в путь до польской границы. За полверсты от Бреславля его карета была окружена компанией саксонских драгун. Принцы напрасно протестовали: "На императорской территории осмелились поднять руку на тестя императора!" Тем не менее их схватили и увезли в крепость Плейсенберг, а затем в Кёнигштейн.