Четыре друга народа

За окном вдруг раздалось громкое шипение. В гостиной сразу наступила ночь. Кто-то из сестёр Летти испуганно пискнул в темноте. Через мгновение комнату опять заполнил свет. Читатель, конечно, догадался, что это карета доктора Арнери отъезжала от дома Летти.

А потом в гостиную вошёл Тибул, вслед за ним появилась матушка Летти. Фабио вскочил и поздоровался. Сестрички отложили кисти и краски, и все отправились в столовую обедать.

Обед был замечательный. Тётушка Фабио никогда не готовила на обед столько разных блюд. На столе у Летти были и суп, и жаркое, и яичница для Тибула, и помидоры, и кабачки, и зелень, и сыр, и огромная корзинка с хлебом, откуда каждый мог брать сколько захочет. Это просто оттого, решил Фабио, что у Летти так много народу в доме, а совсем не потому, что они держат в доме запасы еды — ведь это запрещено Шестым Декретом Собрания, тем, что против обжор. Не могли же Летти нарушать Декрет, когда у них в доме жил сам Неподкупный! Их дом и так наверняка из-за этого в три раза чаще проверяют уполномоченные Секции.

Тибул опять повеселел. Он расспрашивал сестричек, как они провели день, а потом рассказывал, как он до Революции скрывался в Столице от шпионов Трёх Толстяков. Когда обед кончился, матушка Летти выставила на стол кофейник и чашки, Симон-младший и сестрички проглотили по синей пилюльке, а Тибул закурил трубку. Он достал из кармана сюртука мешочек, и высыпал из него на блюдце коричневые кубики.

— Это от гражданина Арнери, — объявил Тибул, — Один из его друзей-учёных, гражданин Ханс, придумал, как делать сахар из обычной свёклы. Это пробная партия. От имени Бюро я поручаю вам, граждане, испытать это новое изобретение. Если оно пройдёт вашу проверку, значит, благодаря нашим учёным Республике скоро будет не страшна блокада! — торжественно говорил Тибул. Его глаза весело блестели из-под очков.

Это действительно был сахар, Больше того, сахар был очень сладкий, пускай запах от него и был довольно странный. Фабио обрадовался. Ему не очень-то часто доставались сладости. Другим детям тоже: сахар при старом режиме привозили с Островов, а теперь Республика была отрезана от моря. Многие взрослые граждане говорили, что сладости и при Толстяках ели только богачи, зато народная власть даёт каждому бедняку бесплатные пилюльки доктора Гаспара. Фабио не очень-то любил «глазки», как их называли простые люди. Он любил сладкое. Но в обмен даже на самые дорогие, красные «весёлые глазки», иностранные матросы давали только крошечный кусочек сахара. А теперь сахара будет много. Может, его тоже будут выдавать каждому бесплатно!

— От кого ты хочешь завтра избавиться, Тибул? — от этих слов, произнесённых громовым голосом, чашки на столе зазвенели. Тот, кто их сказал, замешкался, пролезая в двери столовой. Но вот он распрямился во весь огромный рост, и все увидели, что к Тибулу в гости пришёл маршал Республики Просперо.

Просперо больше ничего не сказал. Он встал у двери, ожидая ответа. Он снял высокую двууголку и обнажил рыжие коротко стриженые волосы, похожие на щетину. Шляпу он осторожно опустил правой рукой под мышку. Эта рука была железная. Доктор Гаспар сделал её для Просперо, когда три года назад ядро оторвало настоящую руку в сражении при Гетце. Тогда же взрыв бомбы так опалил лицо генерала, что ему пришлось сбрить остатки усов и бороды. Республика в той битве всё равно победила эмигрантов, Просперо стал маршалом Республики, а командиры Народной армии с тех пор не носили усов.

Фабио впервые видел знаменитого Железного Маршала так близко. Он, конечно, во все глаза глядел на железную руку, но она была закрыта мундиром и перчаткой и ничем не отличалась от настоящей.

— Здравствуй, Просперо, — сказал Тибул. Он встал на ноги. Два вождя Революции смотрели прямо в глаза друг другу.

— Имена врагов я назову завтра, как обещал народу. Если хочешь ещё о чём-то поговорить, тогда идём ко мне в кабинет.

— Идём, Тибул, — Просперо повернулся кругом и начал сгибаться, чтобы пролезть обратно во двор. Двери дома Летти казались рядом с ним дверями кукольного домика.

Симон-младший поднялся из-за стола и тоже хотел идти за Тибулом. Фабио уже узнал, что Симон был помощником и секретарём Неподкупного.

— Нет, нет, оставайся, гражданин Симон, прошу тебя, — сказал ему Тибул, — Можешь сегодня отдыхать.

— Когда гражданин маршал Республики уйдёт, прошу, зайди ко мне в кабинет, гражданин Фабио, — обратился Тибул к Фабио перед тем, как вышел из столовой.

После обеда Фабио опять позировал сёстрам Летти. Но теперь он едва мог усидеть на месте и почти забыл думать о том, как он будет выглядеть на портретах. Тибул позвал Фабио. Он хотел поговорить о чём-то важном. Может, о том, как поймать новых врагов народа. Конечно, Фабио был готов сделать всё, что угодно, чтобы помочь Республике и Неподкупному. Только вот из гостиной не было видно, ушёл ли уже Просперо.

Наконец, сёстры Летти закончили рисовать. Фабио вскочил, пробормотал «спасибо!» и, едва взглянув на портреты, побежал во двор, а оттуда вверх по лестнице в кабинет Тибула.

Перед кабинетом была приёмная, узкая, как каюта на рыбацкой шхуне. Фабио проскочил приёмную и распахнул дверь в кабинет. Больше всего он боялся, что Тибул не дождался его и ушёл.

Но Тибул оказался в кабинете не один. Перед ним стояли два тонких молодых гражданина. Точнее, гражданин и гражданка.

— Так кого же ты выбрал? — спрашивал гражданин Тибула прыгающим голосом.

— Ой! — воскликнул Фабио, — То есть, извините, гражданин Тибул, я думал, вы один!

— Ничего, гражданин, подожди немного в приёмной, пожалуйста, я сейчас, — мягко ответил Тибул.

Фабио обернулся, стремительно выскочил из кабинета, и только оказавшись перед закрытой дверью, понял, что он знает, кто разговаривал с Тибулом. Это были сами гражданин и гражданка, то есть брат и сестра Эквиа!

Хотя Фабио вышел из кабинета Неподкупного, мы вернёмся туда ещё на минутку, чтобы рассмотреть его гостей получше. Читатель, конечно, уже догадался, что к Тибулу пришли Тутти и Суок.

Наследник Тутти сразу отказался от титула, когда народ провозгласил Республику. Но оказалось, что Тутти был в семье не один. За границей нашёлся его троюродный брат по бабушке, Гин. Гин был герцог маленькой страны по соседству с Республикой. Это был глупый и жадный человек. Богачи, сбежавшие от революции, разыскали его и пообещали отдать половину всех своих денег, половину земель, рудников и заводов страны, если он поможет им отобрать власть у народа. Тогда герцог Гин объявил себя Претендентом, собрал армию из эмигрантов-толстяков и напал на Республику. Теперь вы понимаете, почему мы назвали его глупым — только глупый человек мог подумать, что можно победить народ, который завоевал свободу!

Конечно, народ знал, что Тутти совсем не такой, как его брат, что он стал простым артистом в балаганчике дядюшки Бризака. Но когда Тутти узнал, что на Республику напал Гин, он сказал остальным артистам: «Из-за моего брата Республика в опасности. Я не могу оставаться в стороне, когда народ сражается с врагами!» Тутти в тот же день записался в Народную армию, хотя ему было всего четырнадцать лет.

Тутти принял имя новое имя. Он стал гражданином Эквиа, что на языке обездоленных значит «Р а в е н с т в о». Его полубригада отправилась на юг страны подавлять мятежи обманутых. Гражданин Эквиа отважно сражался и терпел все невзгоды вместе со своими новыми друзьями — солдатами, да так, что никто бы не подумал, что этот юнец всю жизнь до революции спал на самых мягких шелковых простынях, ел только сладости и изводил капризами целую, как сказали бы солдаты, роту воспитателей и слуг.

Однажды сержант был ранен в бою, и на его место товарищи выбрали Эквиа. В Народной армии солдаты сами выбирали командиров. Гражданин Эквиа оказался отличным военным — всё-таки его не зря учило столько учителей. В пятнадцать лет он уже стал самым молодым командиром полубригады в Народной армии. А за два месяца до того, как началась наша история, генерал Эквиа, которого Народное Собрание назначило Чрезвычайным Верховным Комиссаром Юга, вернулся в столицу во главе Южной армии Республики. Он объявил, что исполнил поручение народа, подавил Второй мятеж обманутых, и сложил свои полномочия. Он привёз с собой собранный на юге хлеб, и спасённые от голода горожане целый день носили Эквиа на руках.