Страница 5 из 7
«Даже если им предоставляется возможность посещать школу, они все равно учатся плохо». Ну, во-первых, некоторые учатся хорошо. А во-вторых, немалое количество белых учеников тоже учатся далеко не блестяще! Ребенок-абориген, если можно так выразиться, вступает в жизнь с огромным опозданием, он дает белому ребенку фору, отыграть которую невозможно. К тому же и его родители — люди неграмотные, и их совершенно не трогают академические успехи детей, нередко они даже мешают им, протестуя против бессмысленной, на их взгляд, траты времени на учебу. Опять все тот же древний испытанный трюк: заставить людей жить в грязи и порицать их за то, что они грязнули; лишить их возможности посещать школу и обвинять их в том, что они невежественны. Во время моего пребывания в Австралии там насчитывался один — повторяю по буквам: о‑д‑и‑н — абориген с университетским образованием. Кое-кто, правда, утверждал, что есть якобы еще и второй, но вспомнить его имя никому не оказалось по силам…
«Они работают недостаточно усердно. Они вообще не любят работать». Как будто рабочие во всех странах Европы являют собой пример трудового рвения! Как будто те, что действительно работают, обожают это занятие ради него самого! Вряд ли можно ожидать горения на работе от человека, который твердо знает, что на работу его примут последним, а уволят первым. Доверие рождает доверие, безразличие — безразличие. Те аборигены, которым посчастливилось иметь приличную работу, трудятся великолепно.
«Они слишком много пьют и быстро теряют голову» — вот еще что вам грозит услышать. Белые австралийцы пьют не меньше, и аналогичная слабость должна, казалось бы, вызывать у них симпатию. Но для белых австралийцев выпивка — одна из многих радостей жизни, тогда как для аборигена она чаще всего — единственная возможность уйти от мрачной, безрадостной действительности. Скорее всего они и впрямь не умеют пить и под действием спиртного быстро становятся излишне возбужденными. Не подлежит, вероятно, сомнению и то, что вино как бы раскрепощает аборигена, дает выход таящимся в его душе печалям, горьким обидам, толкает его на буйные, не поддающиеся контролю поступки. Произойди в жизни аборигенов изменения к лучшему, и, пожалуй, исчезли бы со временем причины этих периодических приступов неистовства, и тогда, по-видимому, аборигены научились бы пить, как полагается приличным людям. Правда, два австралийских мировых судьи — мистер Эрни Ланге и мистер Лори Уотсон уже предложили свое надежное средство для борьбы с пьянством: оба джентльмена ратуют за предоставление белым австралийцам права пороть аборигенов! Вот что заявил мистер Ланге (согласно газете «Сан- Геральд»):
— Аборигены начали вырождаться как нация чуть больше года назад, с того самого момента, как им было разрешено пить спиртное… В таком состоянии абориген может украсть лимонад, конфеты, словом, все, что угодно… Нам думается, что нужно ввести порку. Кнут — единственное, что их образумит!
Когда я познакомился со всеми этими разнообразными точками зрения на проблему аборигенов, мне стало понятнее и то недовольство, которое испытывают аборигены и их лидеры. Не случайно они внимательно следят за негритянским движением в США. Вы помните, что в оправдание политики «Белой Австралии» приводился такой могучий довод: иммиграция цветных нежелательна, потому что Австралия не собирается импортировать расовые беспорядки. И пусть аборигенов очень мало и у них отсутствует единая крепкая организация, стоит лишь прислушаться к гневным речам их вождей, к словам, полным сарказма и ненависти, как вы начинаете осознавать, что Австралия бурным темпом идет по пути создания собственной, «доморощенной» расовой проблемы.
Чуть ли не по всякому поводу сиднейцы готовы наговорить вам с три короба. Об одном лишь они не скажут ни слова — о том, что Сидней красив. Вне всяких сомнений, Сидней один из красивейших городов мира, включая Рио-де-Жанейро и Стамбул. Мало можно найти мест на нашем шарике, достойных сравнения с его гаванью, великолепными заливами и пляжами, исполинским мостом (его общая длина превышает две мили), связывающим центр с северными пригородами. Силуэт города с его растущими, как грибы, небоскребами меняется столь быстро, что жители не успевают к нему привыкнуть!
Сиднейцы обожают рассуждать о «виде». У каждого должен быть свой вид, и каждый (речь идет о новых богатых кварталах) старается перещеголять по этому показателю соседей. Вид по своему значению идет сразу за домашним зимним бассейном. Тут читатель вправе заметить, что я, мол, несу какую-то чепуху: с одной стороны, говорю, что сиднейцы не замечают красот своего города, а с другой — что они лопаются от гордости за прекрасный вид. Но тут есть одна тонкость: сиднейцы гордятся не столько видом на город, сколько. тем, что это их личный вид, вид из их дома или их квартиры.
Сидней — крупнейший город страны, но Мельбурн, его извечный соперник, уже дышит ему в затылок. Как это обычно в таких случаях бывает, восемь статистических выкладок дали мне восемь различных цифр. Похоже все же, что в Сиднее живет что-то около 2 миллионов 250 тысяч жителей, в Мельбурне же — чуть больше 2 миллионов.
Ну что ж, скажете вы, почти одно и то же. Пусть себе Сидней говорит (он это и делает), что он «самый крупный город в Австралии», тем более что Мельбурн и не оспаривает столь почетное право. Но дело, однако, в том, что Мельбурн и не подтверждает сиднеевский приоритет. Сколько ни ищите, вы нигде не увидите, что Мельбурн «второй по величине город Австралии». Ничего подобного! Вся литература, изданная в Мельбурне, сообщает, что он «один из двух крупнейших городов Австралии». Стоит также добавить, что Сидней и Мельбурн, сговорившись, утверждают, что в них живет больше трети населения страны.
Сидней — сугубо австралийский город, со своей индивидуальностью и своими особыми прилетами. Одновременно это ужасно европейский город. И вообще город-космополит. Он суетится, спешит, он волнуется, и это оживление делает его удивительно привлекательным. Но в самом городе не так уж много достойных внимания объектов, а историей там вообще не пахнет. На небольшой карте достопримечательностей Сиднея шестое порядковое место (после некоторых государственных зданий, картинной галереи, ботанического сада и здания информационного центра) по праву занимает стоянка машин. Я понимаю, что осмотр комплекса государственных зданий — дело вкуса, что информационный центр одним понравится больше, другим меньше, но, скажите мне на милость, какой сумасшедший турист поедет за тридевять земель, чтобы полюбоваться видом стоянки машин?!
Пройдитесь по Сиднею и вокруг Сиднея — и вы увидите, до какой степени все здесь заимствовано у Лондона. Вы обнаружите здесь Гайд‑парк, Бэйс‑уотер, Паддингтон, Кенсингтон, Кинг-кросс. А рядом — аборигенное: Ваттамолла, Парраматта, Воллонгонг, Ку‑Ринг‑Гай. И тут же европейское: один из пригородов носит всем на удивление название департамента во Франции — Воклюз.
Мне все уши прожужжали о Кинг‑кроссе — сердце города, его гордости и самом убедительном доказательстве его космополитизма. В Сиднее это не железнодорожный вокзал, как его лондонский тезка, а Пиккадилли-сёркус, Челси и Сохо, скрученные в единое целое[3]. Однако единственное, в чем я готов поддержать репутацию Кинг- кросса, так это обилие ресторанов, и только. Я направлялся туда с великими надеждами найти безудержное веселье, шум буйной толпы и, может, даже чуточку аморальности, способной вызвать искру праведного авторского негодования. Ничего похожего! Быть может, я попал туда не в тот день, но весь район был потрясающе безжизненным. Унылый вид оживляли лишь кучки американских туристов, искавших то же, что и я.
И когда я уже собирался покинуть Кинг‑кросс, на вымершей улице появился одинокий бородатый и босоногий мужчина. Был он печален и одинок. Был он похож на человека, взвалившего на себя непосильную ношу — поддерживать всемирно, известную репутацию самого лихого и эксцентричного района города, репутацию, в которую сам он давно уже не верил. Мне этот человек понравился — он выглядел человеком долга, сознательно исполняющим неприятное ему дело.
3
Пиккадилли-сёркус — район фешенебельных магазинов и ресторанов, Челси — рабочий квартал, а Сохо — район увеселений Лондона. — Прим. Ред.