Страница 11 из 14
— Да вяжите его быстрее! А то сам покалечится и нас покалечит, вишь, здоровенный какой! Бред у него, к фельдшеру его надо — глумится на до мной не желающий спокойно лежать в могиле Палыч. На меня всей гурьбой набрасываются китайцы. Не в силах сопротивляться, я рычу как зверь от бессилия и теряю сознание…
В себя я приходил только на краткие, мучительные мгновения. Жутко хотелось пить. Вот меня куда-то несут, больно схватив за руки и ноги. Железные пальцы впились мне в запястья, перекрывая доступ крови к кистям рук. Вот, надо мною склонился какой-то бородатый и пропахший дешёвым куривом мужик, и что-то спрашивает у меня. Он очень низко наклонился, и я чувствую его зловонное дыхание, на своём лице, зубы он явно не чистит, и очень любит лук. Вот с меня сдирают одежду, и я дрожу от холода, но согреться нет никакой возможности. Голова тяжёлая, я силюсь что-то сказать, попросить, что бы меня оставили в покое, но меня никто не слушает, я полностью беспомощен.
— Ты кто? Как тебя зовут? — слышу я требовательный голос, который явно привык командовать.
— Кирилл… — с трудом произношу я — воды…
— Димка, дай ему воды! — кричит мне почти на ухо человек, и продолжает расспросы — кто ты?
— Оперуполномоченный… — хриплю я. Они же, наверное, видели моё удостоверение, думаю я, совсем забыв, что оно осталось у меня вместе с рюкзаком в аэролодке.
— Отряд твой где, уполномоченный? — голос говорящего со мной человека явно подобрел, но задавать вопросы он не прекращает.
— Нет отряда — шепчу я и снова впадаю в какое-то полубредовое состояние.
— Что случилось с вами? — сквозь шум в ушах слышу я очередной вопрос.
— Китайцы напали — скрывать мне нечего, я рассказываю свою историю.
— Ты как выжил?!
— Не знаю… я по болоту и реке шел… — выдавливаю я из себя, говорить у меня уже почти нет сил.
На время меня оставили в покое, и я лежу, с закрытыми глазами, слушаю разговоры людей, окружающих меня.
— Ты слышал Макаров? Где-то рядом хунхузы шляются. Совсем обнаглели твари! Ещё один отряд разбили, только уполномоченный жив остался, не знаю, надолго ли правда… Жар у него сильный, говорит по реке уходил, видимо застудился.
— Да откуда тут хунхузы то? Всех же повыбивали вроде? Может путает он чего, командир, смотри как мается бедолага. Последнею китайскую фанзу уже года два как ликвидировали.
— Может и так… А может и новая банда завелась. Может не последняя та фанза была, тут же глушь такая, что бронепоезд спрятать можно! Да много что может быть! Всё равно, надо усилить бдительность, караулы каждый час менять, и проверять не забывай их. Нарвёмся еще не дай бог…
— Вот что ты опять командир бога поминаешь? Нет его, ты что, политинформацию не слушаешь? Комиссар же говорил, это всё продуманно, что бы трудовой народ эксплуатировать! Мы тут вообще, для чего и кто мы такие? Мы агитационный отряд! А ты что ни слова — «не дай бог», «ради бога» и так далее!
— Отвали Макаров, просто, к слову, пришлось. Да и вообще, хорош агитацию разводить! Иди делай, чего я тебе сказал!
— Отвали, делай… Вот вечно у тебя всё не по-людски. Сразу видно твоё буржуазное происхождение! Как был унтер-офицер, так и остался! Ещё в рыло мне дай! Я тебе фельдшер в первую очередь, а потом уже заместитель командира отряда! А если помрёт горемыка? Ты за ним уход вести будешь? Ему и так от жизни досталось, штопанный весь, как портки мово деда.
— Да достал ты уже Ванька! Отвали нахрен, а то и вправду в морду дам! Я унтером из солдат поднялся, четыре «георгия» за храбрость имею! И горжусь этим. А ты где в германскую был?! Коровам сиськи крутил? Ты, елки зеленые, ветеринар, а не фельдшер! Не выводи меня Ваня!
— Ну так и что что ветеринар? Что корова, что человек, один хрен! У человека только хвоста и рогов нету! Фельдшер я! А в германскую я на курсах учился, кто-то же должен людей лечить, а не только дырки в них делать! Ты на этого вот посмотри, места живого нет!
— Ну вот что ты за человек такой, Макаров? Я тебе слово, ты мне десять! Как баба себя ведёшь, ей богу! Заткнись, не начинай! А на счёт ран его… Странно это всё. От куда у него столько ранений то? Чай молод он для германской, да и в гражданскую соплёй ещё был наверняка.
— Чё странного то? Мало ли где человека так потрепать могло? Может его с Азии перевели? С басмачами там до сих пор воюют, да и коллективизацию вполне мог застать. Ты мне лучше скажи, что с ним делать будем? С собой потащим?
— Ну а куда его? До Усть-Уральска почти неделю топать, а у нас задание!
— Да где мы этих староверов будем искать то?! В жопу мира забрались уже, а из людей, только этот нам попался! Нахрена они вообще понадобились?
— Нам приказали — мы сделаем! И хватит тут приказы обсуждать! На меня хер положил, так теперь на районное руководство тоже?! Найдем эту деревню, никуда мы не денемся! — горячится командир — Да и хунхузов оставлять так нельзя, это они сегодня на отряд напали, а завтра к складам и железной дороге выйти могут. Принимаю решение, банду догнать, и ликвидировать!
— Ну -ну… — скептически хмыкнул фельдшер — сколько уже эту деревню ищем и хрен нашли, а хунхузов враз найдём…
Находясь почти без сознания, я тем не менее уловил главное из разговоров моих спасителей — я мать его в прошлом! Закинула всё же меня эта гребанная машина к предкам! И судя по всему, я сейчас где-то в районе тридцатых-сороковых годов, период становления и развития Советского государства. Но самое главное, это период репрессий, период, когда человеческая жизнь стоила не дороже куска бумаги, на котором написан донос или приговор.
Я застонал от бессилия, что-либо изменить прямо сейчас. Как же не вовремя меня эта болячка свалила! Сейчас бы развернуться, да снова к порталу рвануть, а я валяюсь без сил… С этими мыслями я снова провалился в беспамятство.
— Очухался? — знакомый голос фельдшера, было первое, что я услышал, когда в очередной раз смог открыть глаза. Над головой святило солнце, а состояние моё было гораздо лучше, чем прежде. Я был всё ещё сильно болен. Меня трясла сильная лихорадка и почему-то опухли лицо, ноги и руки. Но сознание было абсолютно ясным, а спать и закрывать глаза мне категорически не хотелось.