Страница 47 из 49
Гораздо большего, по сравнению с неонацистами, добились неофашисты. Итальянское социальное движение активисты фашистской молодёжи создали уже в 1946 году. Само название партии отсылало к «Итальянской социальной республике», существовавшей под немецкой оккупацией на севере страны в 1943–1945 годах (Муссолини, свергнутый в Риме и вызволенный эсэсовской спецкомандой, поднял тогда радикальные знамёна раннего, просоциалистического фашизма). ИСД просуществовала почти пятьдесят лет, активно участвуя в итальянской политической жизни.
Жёстко изолированная, ненавистная левым и правым партия временами насчитывала около полумиллиона членов. Парламентская фракция оказывалась четвёртой после христианских демократов, коммунистов и социалистов, заметно опережая правых социал-демократов, либералов, традиционных консерваторов. Возглавляли ИСД бухгалтер Артуро Микелини и преподаватель древнеримской литературы Джорджо Альмиранте, успевшие побывать функционерами муссолиниевского режима. Микелини тяготел к респектабельному правоконсервативному лагерю. Альмиранте был радикальнее, в его выступлениях звучали и прогитлеровские мотивы. Однако в целом партия придерживалось умеренного курса, выступая за мирное восстановление фашистской корпоративной системы.
К ИСД примыкали радикальные молодёжные группировки типа «Нового порядка» журналиста Пино Раути и «Национального авангарда» страхового агента Стефано дела Кьяйе. Эти однозначно ориентировались не столько на фашизм, сколько на нацизм и ставили на уличный террор. Особенностью итальянской политики был интенсивный взаимопереток между «чёрными» и ультралевыми террористами. Основатель «Красных бригад» Ренато Курчо начинал в «Новом порядке», а идеолог «Нового порядка» Франко Фреда разработал теорию фашистско-маоистского единства. Характерно также, что итальянская КП яростно боролась с «Красными бригадами», тогда как Альмиранте во главе боевиков ИСД лично, размахивая палкой, дрался на римской площади с «национал-революционерами», вдохновлёнными идеями Фреды. Ещё характернее, что христианский демократ Альдо Моро, сближавший свою партию с ИКП, был убит именно «Красными бригадами» — под аплодисменты «Чёрного порядка»… Политическая жизнь Италии всегда специфически красочна.
В конце 1980-х Альмиранте сдал руководство ИСД молодому неофашистскому активисту Джанфранко Фини. Меньше чем через десять лет Фини преобразовал партию в Национальный альянс, близкий к правому крылу американских республиканцев. Он вступил в коалицию с Сильвио Берлускони, стал спикером парламента, съездил в Израиль, где отмежевался от гитлеровского союзника дуче. «Реформация Фини» трансформация вынудила внучку дуче Алессандру Муссолини покинуть партию. Часть ИСД, хранящую заветы в чистоте, подхватил было Раути, но тут подоспела на выручку и партия «Фьямма триколоре», сколоченная сицилийскими и неаполитанскими донами…
После 1945-го в Европе сохранилось два режима, один из которых был во многом ориентирован на Рейх, другой подчёркнуто ему лоялен — испанский и португальский. В принципе ни Франсиско Франко, ни Антониу Салазар не имели отношения ни к нацизму, ни хотя бы к фашизму. Испанский генералиссимус был типичным военным националистом, защитником европейской христианской традиции как он её понимал. Португальский профессор-экономист буквально олицетворял рационализм и сциентизм. Оба они вовремя переориентировались на англо-американских союзников. Салазару это было особенно просто: распорядившись приспустить траурные флаги «в связи с кончиной главы дружественного Германского государства», он одновременно провозгласил «победу знамён демократии» и выразил радость за «старейшего союзника Португалии — Великобританию». Но и в Португалии, и ещё более в Испании правящие режимы пользовались некоторыми инструментами власти из фашистского арсенала. Тому способствовали идеологические акценты антимарксизма и национализма.
Через всю историю испанского франкизма протянулась глухая борьба между традиционной консервативно-католической аристократией, на которую ориентировался сам каудильо, и партией Испанской фаланги, близкой к итальянскому фашизму и штрассеровскому крылу НСДАП. Основатели фаланги — Хосе Антонио Примо де Ривера, Рамиро Ледесма Рамос, Мануэль Эдилья — были сторонниками национального синдикализма, испанского варианта корпоративной республики. В идеологии наиболее радикального фалангиста Ледесмы основное место занимал плебейский популизм. Эти тенденции категорически отвергал каудильо. Символично, что Ледесму и Хосе Антонио расстреляли испанские красные (Ледесма вырвал винтовку у охранника, принудив открыть по себе огонь: «Я решу, когда мне умереть, а не вы!»), а Эдилью отправлял на расстрел Франко. Спасся он лишь заступничеством зятя каудильо Рамона Серрано Суньера.
В послевоенный период именно фаланга в лице Серрано Суньера, Дионисио Ридруэхо, Хосе Луиса Арресе, Луиса Гонсалеса Висена, Хосе Антонио Хиррона являла собой оппозицию Франко. Они упорно добивались революционных преобразований в духе «фалангистской весны»: коллективистского преобразования экономики и, как ни парадоксально, либерализации политической жизни, снятия военного и церковного контроля над общественной активностью. Каудильо жёстко осаживал фалангистов. Те были настоящими фашистами, очень напоминая братьев Штрассеров. Зато Франко, на счастье Испании, никак не был Гитлером.
В послефранкистской Испании фашистскую эстафету перехватили ультраправые типа «Новой силы» фанатичного франкиста Бласа Пиньяра. Фашистской организацией стала «Испанская солидарность» жандармского полковника Антонио Техеро, попытавшегося совершить неофранкистский переворот в феврале 1981 года. Однако эти группы, при всей их решительности и готовности к кровопролитию, остались на обочине. Испанское общество сошлось на демократическом консенсусе. Бескровный переход к демократии видится испанцам как основной смысл франкистского сорокалетия.
В Португалии фашистские тенденции проявлялись ещё слабее. До некоторой степени они усматривались в салазаровских общественных организациях типа «Португальского легиона». Однако строгий профессор не давал им прорываться наружу. Заметнее они стали после «революции гвоздик» 1974 года, когда коммунистическая угроза спровоцировала жёсткий отпор. В созданном генералом Антониу ди Спинолой Демократическом движении за освобождение Португалии (МДЛП) и особенно в его силовой структуре — Португальской армии освобождения ощущалась твёрдая рука штурмовых радикалов «фрейкоровского» толка. Загремели выстрелы и взрывы. Нашлась и массовая опора — тысячи португальцев, бежавших из африканских колоний, захваченных коммунистами. Но коммунистическая атака была отбита широкой демократической коалицией, от консерваторов до социалистов. Видя это, Спинола сам распустил МДЛП и ПАО. После этого в фашистах не оказалось нужды. Нацистов в Португалии практически не оказалось. Как, впрочем, и в Испании.
Нацизм во Франции сразу и непоправимо скомпрометировался как национальный враг. Коллаборационистский режим маршала Филиппа Петэна сам по себе был схож с франкизмом, а не с гитлеризмом. Фашистские структуры, подобные Французской народной партии бывшего коммуниста Жака Дорио и Национально-народному объединению бывшего социалиста Марселя Деа, превратились в подотделы гестапо на подхвате у штандартенфюрера Кнохена. Интересные идеологические конструкции Деа и политические технологии Дорио ушли далеко на задний план. После освобождения Франции никто, разумеется, не признавал идейного родства с ними.
Однако Союз защиты торговцев и ремесленников — Союз французского братства, созданный в 1953 году лавочником Пьером Пужадом, повторил их установки. Синдикализм, борьба против крупного капитала и бюрократического государства с его «налоговой инквизицией», культ «настоящего француза, честного работяги», популистский уличный драйв более чем пересекались с двадцатилетней давности лозунгами Дорио. От пужадистского движения пошёл и нынешний Национальный фронт Жан-Мари Ле Пена, в юности участника Сопротивления, на старости лет превратившегося в жупел фашизма.