Поединок

— Приведите его в порядок, — на чисто русском языке сказал сестре майор, указывая пальцем на Михаила.

Зайцеву обмыли лицо, но из распухшего носа кровь еще сочилась.

— Вы извините, но здесь не санаторий, — вежливо сказал майор. — Я не люблю зверских приемов и запрещу вас бить, если вы тоже будете джентльменом. Война есть война. Увы, сегодня победители — мы! Великая Германия не пострадает от того, что вы не скажете, куда и зачем летели. А жизнь человеку дается одна. Взвесьте все.

Немец говорил настолько чисто по-русски, что Зайцев подумал — не русский ли он? А немец перешел на свой язык и отдал какое-то распоряжение.

— Вас будут допрашивать завтра, — снова по-русски сказал майор. — Я, видимо, уеду. Учтите, спасать будет некому.

Не знал Михаил: то, что с ним произошло, была так называемая психологическая обработка по рецептуре майора Отто Грюнке. Так звали офицера из разведки — спасителя Зайцева.

Михаила поместили в отдельную камеру. Под вечер к нему вошел плотный лет тридцати мужчина в черном костюме. Он оказался доктором. Назвался Николаем Михайловичем Ткаченко.

— Ишь, как изуродовали, варвары! — вырвалось у него. Николай Михайлович сделал Зайцеву свинцовые примочки и внимательно осмотрел распухшую ногу. Успокоил, что подлечит.

Разговорились. Оказалось, что Ткаченко до войны работал терапевтом. Когда в Полтаву вошли немцы, хотел скрыть свою профессию, но кто-то из соседей его выдал. Вначале боялся, что попадет либо от своих, либо от чужих, но немцы к нему относятся снисходительно. Свои тоже не трогают.

От майора Грюнке доктор был в восторге. Это высококультурный и очень умный офицер. Ткаченко порекомендовал слушаться советов Грюнке. Грюнке — прекрасный человек.

Укутав Михаилу ногу одеялом и сняв компресс с переносицы, Ткаченко на прощанье сказал:

— Не упорствуйте. Немцы на все способны. Если вам понадобится медицинская помощь, попросите охранника позвать Спасителя. Так меня здесь окрестили.

Утром Михаила повели на допрос. Их посадили с Бородачом друг против друга. Первым пытали Ивана Ефимовича. Когда у него стали щипцами вырывать волосы из бороды, Зайцев едва не потерял сознание. Волосы вырывали с кожей. Кровь текла по шее, облепила сгустками бороду. Иван Ефимович скрипел зубами, кричал от боли, но упрямо повторял: «За хлебом шли...»

Вчерашний садист неистовствовал. В кипящем растворе соли он разогрел цыганские иглы и, вмонтировав их в специальный шприц, стал загонять Бородачу под ногти.

Полумертвого выволокли Ивана Ефимовича из комнаты.

Заячьими округлыми глазами смотрел Михаил, как садист кипятит иглы для него. Становилось жутко. Как в угаре услышал:

— Ну, а что будет сказать второй десантер? Тоже упрямство?

К Зайцеву надвигался палач со шприцем. Красный, словно напился крови. Нервное напряжение у Михаила было так велико, что едва игла коснулась ногтя, он потерял сознание.

Отлитый водой, пришел в себя. Сердце едва билось.

А садист снова схватил его руку. Укол под ноготь, и Зайцев по сумасшедшему взвыл. В этот момент вошел Грюнке.

— Отставить! — крикнул он по-русски. У Зайцева зазвенело в ушах.

— Я... я все скажу, все, — лепетал Михаил, глядя на немца тупым взором умалишенного.

Через час они пили с Грюнке кофе с коньяком. Немец — холеный, розовый, как молодой поросенок, Зайцев — худой, заросший щетиной, с ввалившимися глазами.

И Михаил рассказал все. Указал время передачи донесений и приема указаний из Центра. Волну, шифр, где запрятана рация. Узнав, что Михаил радист, Грюнке улыбнулся:

— Нам крупно повезло, — налил в фужеры коньяку и поднял тост «за умницу русского радиста Зайцева».

Давить Грюнке не спешил. Как паук, затягивал Зайцева в свою паутину подкупающей улыбкой. Когда Михаил захмелел, похлопал его по плечу.

— Мы не будем мешать вам, радист Зайцев! Мы вернем вас в лес выполнять свое задание.

— Но я его не знаю. У меня был командир. Он знал цель.

— Мы вам поможем попасть к партизанам без командира.

Лицо Зайцева отразило откровенный испуг:

— Они меня повесят.

Криво улыбаясь, Грюнке налил в фужер искрящегося фруктового напитка и маленькими глотками выпил до дна.

— Не повесят. От виселицы вас спасет ваш бородатый друг.

— Как?.. Он тоже?.. — вырвалось у Зайцева.

Грюнке ухмыльнулся:

— Тоже. Только на другой волне, как говорят русские радисты.

Зайцев ничего не понял. А Грюнке стал выкладывать план.

Сегодня же вечером их повезут на то место, где они приземлились. Ночью Зайцев должен будет пробраться в известный ему хутор и попросить укрытия в пятой от края хате. Грюнке заверил, что в этой хате живут «сугубо красные». Нужно им рассказать, как позавчера ночью подбили их самолет, как неудачно приземлился, подвернув ногу, как потом почти двое суток мерз в лесу, прячась от немцев. Рассказать о тайнике. Рано или поздно его сведут к партизанам.

— А Иван Ефимович? — не сдержался от вопроса Зайцев.

— Повторяю: он вам поможет, — загадочно подтвердил Грюнке.

Разработали детали операции. Хмель прошел, и Зайцева забила дрожь. Попасть теперь к партизанам было страшнее, чем остаться у немцев. Как спасение, в уме теплилась лишь одна искорка-надежда. Но Грюнке и ее разгадал. Неожиданно сказал:

— Теперь составьте шифровку. Вам же надо донести Центру, что попали к партизанам и получить разрешение на работу?

Михаил составил примерный текст и зашифровал его.

— Так, — произнес Грюнке. — А где условная подпись?

Зайцев глядел на него широко раскрытыми глазами.

— Кто передал? Астра? Салют? Как вас назвала Москва?

— Зайцем.

— Вот и подпишитесь.

Михаил подписался: «Заец».

Грюнке резко вскочил со стула, нервно прошелся по комнате.

— Вы не джентльмен, радист Зайцев! Вас снова следует отдать на воспитание в лапы Карла Шмульке. Он быстро выбьет из вас дурь. Русский язык я знаю не хуже вас. Слово «заяц» пишется через «я», а не через «е». Знаю и хитрость русских чекистов. Искаженное слово — сигнал, что работаете под контролем. Так? Отвечайте!

Михаил побледнел. Мечталось: попадет к партизанам — сознается! Перейдет на связь с Центром по запасному варианту. Обведет врагов вокруг пальца. Последняя искра надежды погасла. Перед глазами, как привидение, появился краснощекий палач Шмульке.

— Чем вы гарантируете мою безопасность у партизан?

— Вы будете работать спокойно. Немецкой разведке достаточно того, что мы будем прослушивать все ваши донесения и указания Москвы.

— А если вопрос коснется какой-то партизанской операции? Ведь вы ее упредите. А потом?..

Грюнке скривил в улыбке тонкогубый рот:

— С вашей головы не упадет ни один волос. Для великой Германии и фюрера надежный источник информации дороже сотен солдат.

И Зайцев раскрыл все то, о чем раньше умолчал. Грюнке протянул ему листок бумаги, на котором было что-то написано.

— Перепишите и распишитесь. Маленькая формальность, но...

Зайцев пробежал текст глазами и на его лице застыл страх. Текст гласил, что он, Зайцев Михаил Анатольевич, дает клятвенную подписку немецкой разведке, что обязуется честно и добросовестно с нею сотрудничать.

— Зачем это? Я и так...

— Вы уже доказали, что не так, — подколол Грюнке.

— Но вы это... никуда?..

— Безусловно, если все будет выполняться по-джентльменски.

Зайцев переписал текст и расписался.

Поздно вечером три автомашины взяли курс из Полтавы в район хутора Ярового, вблизи которого приземлились парашютисты. В легковой автомашине кроме шофера были Грюнке и Зайцев. Две другие автомашины, крытые брезентовыми тентами, были набиты немецкими солдатами.

В лес пошла только легковая автомашина. Грузовики с солдатами остановились в хуторе. По заранее составленному сценарию, фашисты врывались в хаты, искали «прячущихся парашютистов».

Пока разыгрывалась в хуторе комедия, легковая автомашина высадила в просеке двух пассажиров. Грюнке картинно взял Зайцева под руку и тихо сказал: