Страница 8 из 14
— Пока нет постояльцев, будешь ночевать в зале. Ничего не умеешь, пол нормально вымыть не можешь, вот и спи там на полу. Или на столе. Может, научишься, наконец, тряпкой работать. И следи за языком. Помни — ещё одно неосторожное слово, и свою комнату больше не увидишь.
— Так тебе и надо, — прошептала Джил с того конца стола, — по ночам там бегают во-о-от такенные крысы!
Неделя выдалась «весёлой». Разумеется, в кавычках. Спать в одном помещении с крысами — то ещё удовольствие, — так что пришлось в кратчайшие сроки отмыть столовую номер два до зеркального блеска. Мохнатые чёрные зверьки с длинными лысыми хвостами убрались сами, едва на полу перестали валяться обглоданные кости, плесневелые корки и прочие соблазны, горячо любимые грызунами. Перед сном я соединяла в самом дальнем и тёмном углу скамейки, покрывала их мягким лапником, и на этом подобии лежанки спала как убитая…
Страшно хотелось сменить старый контингент посетителей, привыкших к грязи, но чистоты для этого чуда было явно недостаточно. Теперь мужики присаживались за выскобленные столы с некоторой опаской, но и только. Смущались они лишь на трезвую голову, которая оставалась трезвой недолго.
Я попыталась украсить зал цветами, но Вилмар, грязно ругаясь, велел освободить стаканы «для дела». Ага, конечно, выпивка куда важнее красоты.
Из подколок и подковырок, которыми меня безостановочно тыкала Джил, выяснилось, что отец Айрис умер почти полгода назад. Слабый здоровьем вдовец Руб Шамье был уверен, что дочери нужна полная семья и женился на матери двойняшек, потому что увидел в ней чуткую женщину. Дар он имел слабый, и когда провёл какой-то запретный ритуал по передаче своей, едва теплящейся крупицы магии в пользу любимой дочери, больное сердце не выдержало.
— Ты ж всю жизнь в белоручках сидела! Ты ж не умеешь ничегошеньки! Тебя ж любили и холили, как принцессу! — С неприкрытой завистью плевалась обвинениями «сестрёнка», — Поработай теперя, как мы! С утра до ноченьки!
Одни и те же фразы каждый день. Ноет и ноет без устали! Даже качественно отмытый зал не изменил эту песню. Гонс раз за разом пытался остановить блеяние сестры, но для меня его заступничество заканчивалось болезненными магическими тычками.
Спустя неделю матушка разрешила вернуться в свою комнату. Тоже мне комната! Этим словом называли маленькое чердачное помещение с неудобным топчаном, покосившимся столом и слоем слежавшейся пыли. Единственная радость — здесь нашлось маленькое круглое зеркальце, треснутое посередине.
Девушка, которую я, наконец, увидела воочию, была очень красивой. Мягкие тёмные локоны и огромные глаза цвета жжёного сахара в обрамлении длиннющих ресниц. Смотрят удивлённо и настороженно.
Ещё бы! Чужое лицо в зеркале — не слишком приятное зрелище, даже если новое отражение даёт сто очков вперёд твоему собственному, привычному. Точёный носик, пухлые губки, длинная шея — все атрибуты естественной красоты на месте. Неудивительно, что мужики в таверне, лапая доступных женщин, пялятся на меня и сглатывают слюни.
Надо сказать, Вилмар весьма старательно выполнял наложенное магом предписание — защищал от неприличных посягательств со рвением телохранителя, услуги которого оплатили на сто лет вперёд. И Гора подрядил вышвыривать на улицу особенно ретивых типов. Каждый раз перед сном я благодарила судьбу за то, что в этом захолустье так вовремя появился настоящий маг…
Село, в которое я перенеслась, называлось Табрус. Далила владела единственной местной таверной, а Вилмар выполнял роль главного помощника. Они точно не были любовниками, но что их связывало?
Недостающие паззлы встали на место после подслушанного разговора.
— Я не пойму, что случилось с Айрис, дорогой братец, — со своей обычной улыбкой пропела «матушка», — когда Джил и Гонс пошли с ней в лес за грибами и орехами, она стояла на грани. В лице ни кровинки, серая от боли, тоски, усталости и страха. Я не сомневалась — ещё денёк-другой, и будем справлять поминки. И ни с того, ни с сего она возвращается с бойким язычком, глаза блестят, и с тех пор, что ни день — всё краше.
— Не знаю я, — хмуро ответил Вилмар, — только на меня боле не рассчитывай. Руба я тебе помог со свету сжить, и будя.
Получается, отец Айрис умер не сам! Ритуал сработал неправильно из-за этой парочки!
— Ещё немного и половина состояния останется на ней! Тебе же нравилось с ней… ну… ты понимаешь. Надо бы почаще, и она не переживёт! Моего дара не хватает, чтобы причинять ей по-настоящему сильную боль!
Так вот, кто оставлял на теле Айрис ожоги и синяки… Ну и сволочь этот Вилмар, чтоб его крысы сожрали!
— Не помощник я тебе больше, отстань, — грубо отрезал Вилмар, — не проси. Маг тот колданул что-то. Не смогу я плохого ей сделать. Скажи спасибо, что он только мужчин отвращать назначил. А то я и тебя бы остановил.
Рыжая убийца гневно сверкнула глазами, не прекращая улыбаться. Приклеена эта улыбка, что ли?
— Через неделю ей исполнится двадцать, придёт нотариус наследство оформлять, и всё. Плакали мои денежки! И твои тоже, Вилмар! Слышишь?
— Ты дура, что ль? — почти зарычал «братец», — Не понимаешь, что помру я, ежели сделаю ей что-нибудь плохое? Сдохну, понимаешь?
Улыбка Далилы дёрнулась в попытке сбежать с лица. Разумеется, неудачной.
— Л-ладно, я сама что-нибудь придумаю.
Она ещё немного постояла, покачиваясь с носка на пятку, и очень тихо добавила:
— Странная она стала, не находишь? Не помнит ничего. И работать вдруг научилась.
— Не знаю я, и знать не хочу, — отрубил Вилмар, — твоя падчерица, сама с ней и разбирайся.
И продолжил остервенело натирать кружки вонючей грязной тряпкой.