Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 184

Глава 25

Умывшись и переодевшись в чистое, мы снова спустились вниз. Стол уже накрыли к обеду, и наш «дорогой гость» похоже, не собирался откланиваться. Он засунул салфетку за ворот и приготовился поглощать ароматную лапшу, которая так соблазнительно желтела в глубоких тарелках.

— Гроза движется, — нянюшка посмотрела на окно, за которым ярко светило солнышко и синел кусочек неба. — Парит страшно. Да каждая косточка ноет, мочи нет…

— Тогда уж остаться мне придется, не обессудьте, — вдруг сказал Николай Григорьевич. — Не хочу вымокнуть. Лихорадку подхватить — раз плюнуть!

У меня сложилось такое впечатление, что этого человека ничем не проймешь. Ведь сказано было, что здесь ему ловить нечего! Плюс, мы так старались, показывали всем своим видом, что его присутствие здесь нежелательно. Но, видимо, слишком важны ему были расчетные книги. Или барыня Потоцкая крепко держала его за все то, чем дорожил каждый мужчина.

Мы с подругой подошли к окну и, высунувшись в него, уставились друг на друга.

— Гнать его нужно отсюда, — нагнувшись к моему уху, прошептала Таня. — Какой наглый мужик! Ты посмотри, как вцепился в нас!

— Не он это вцепился, а Потоцкая, — шепотом ответила я. — Я тут подумала, что пока не стоит с ним сильно закусываться. Похоже, Грыгоровыч хочет в кабинет пробраться.

— Что ж, понаблюдаем, — она подняла голову, глядя на небо над парком и лесом. — Смотри, точно туча сюда идет. Только бы не ливень, рассада еще не окрепла. Тебе не кажется, что откуда-то дурно пахнет?

Я тоже обратила внимание на странный запах, носимый ветерком.

— Кажется. Не хочется озвучивать, но пахнет тем, как бы я назвала Грыгоровыча.

Таня прыснула, прикрыв рот ладошкой, а я снова потянула носом. Странно…

— Вы чего застряли там, барышни? — услышали мы голос нянюшки. — Идите обедать, стынет все.

На удивление Николай Григорьевич больше не затрагивал тему счетов и усадьбы, но зато его внимание сфокусировалось на другом.

— Нянюшка сказала, что вы ходили проверять, как слуги на огороде работают. Так ли это?

Сквозившее изо всех щелей добродушие, наверное, должно было усыпить нашу бдительность, но перед ним были не наивные барышни Засецкие.

— Ходили, — кивнула я и принялась за лапшу.

— И что, справляются? — не отставал он. — Распоряжения, небось, им дали, да?

— Нет. Просто посмотрели как клубника, созрела или нет… — протянула я невинным голоском. — Аглая Игнатьевна сказала, что станет нас учить варенье варить.

Если он хотел выудить из нас нечто, по его мнению, подозрительное, чтобы потом использовать против, то он точно не на тех напал.

— Ах, варенье… — Николай Григорьевич казалось, даже расстроился. — Это дело хорошее, хорошее… А я было подумал, что вы хозяйством озаботились. Обещались ведь самолично его вести с этих пор.

— Так-то мы по финансовым делам решили… — Таня промокнула губы салфеткой. — А с огородами пусть дворня разбирается.

Меньше знает — лучше спит. Хотя сплетни все равно разойдутся, как ни скрывай.

— Слушается вас дворня? — его лицо после слов о финансах слегка перекосило, но хитрец ничего не сказал. — Аглая Игнатьевна жаловалась, что ленятся, работать не хотят… Я бы давно их розгами отходил.

— Во-первых они вольные, — сказала я и, не удержавшись, добавила: — А во-вторых бить людей — это жестоко.

— Вы слышали, Аглая Игнатьевна? — развеселился управляющий. — Бить людей жестоко! То, что они вольные, никаких прав им не дает! Пусть идут в богадельню, раз работать не хотят!



— Эко вы загнули, Николай Григорьевич… — нянюшка боялась ему сказать что-то лишнее, но слова мужчины задели ее. — Каждая душа живая… боль чувствует. Перед Богом все равны.

— А я вам сейчас историю расскажу! — он не унимался, и я уже начинала переживать, чтобы Таня не вспылила и не наподдала этому «дворянину». — Знаете барина Федора Урядова? Однажды за обедом он спросил своего камердинера: «Кто лучше: собака или человек?»

— И что? — брови подруги сошлись на переносице. — Полагаю, он испугался и ответил, как того желал барин?

— Нет! Можете себе представить? — эта история явно веселила нашего гостя. — Глупый камердинер на свою беду ответил, что нельзя ровнять человека и бессловесную неразумную тварь. Барин так разозлился, в гневе тут же проткнул ему руку вилкой!

— Ужас! — воскликнула Таня. — Да разве можно так?

— Это еще не все! Урядов посмотрел на стоящего рядом дворового мальчонку, и спросил то же самое и у него! Бедняга от страха прошептал, что собака лучше человека! За что и был награжден серебряным рублем! — Николай Григорьевич захохотал, трясясь как рождественский холодец. — Хороша история! Ой, не могу!

Мы недоуменно смотрели на него, и у меня появилось желание дать ему ложкой по лбу. Ну, ничего, как только разберемся здесь со всем, я себе в таком удовольствии точно не откажу.

Мы еле высидели до конца обеда. Грыгорович всю дорогу что-то рассказывал, хохотал, размахивал ручками и налегал на рябиновку. После «лапшички» подали чай, но мы с Таней сослались на сонливость и ушли, не в силах слушать его визгливый голос.

Но приключения этого дня не закончились. Как только я ступила на первую ступеньку лестницы, дверь отворилась и в переднюю вбежала Глашка. Ее щеки раскраснелись, широко раскрытые глаза возбужденно блестели, а из-под косынки выбились волосы.

— Что случилось? — Таня настороженно замерла. — Ты чего такая взъерошенная?

— Там тако-о-о-е… — выдохнула она, вытягивая рот буквой «о». — Тако-о-о-е-е-е…

— Какое? — у меня закололо под лопаткой. — Да говори уже!

— Нужник забродил! — Глашка закатила глаза. — Вонища такая-я-я, что не приведи Господь!

— Что? — я сначала не поняла, о чем она толкует. — Как это забродил?

— Как, как! Через верх, барышнечки! Истинно говорю, страсти! — девушка помчалась в комнаты. — Окна закрыть надо! Удыхнетесь ведь!

— Ты что-нибудь поняла? — я посмотрела на Таню и она медленно кивнула:

— Кажется да. А ну, пойдем.

Мы вышли из дома и снова ощутили неприятный запах.

— Это с черного двора, — догадалась подруга. — Нужник для дворни.

Так и оказалось. Прикрыв лица платками, мы с ужасом и отвращением смотрели на плетеный туалет.

— О Боже… — гнусаво прошептала Таня, сжав нос пальцами. — Горшочек, не вари…

— Кто-то закваску хмелевую в нужник вывернул, — к нам подошел Степан, тоже прикрывая нос краем длинной рубахи. — Говорят здесь дворня Потоцких поблизости ошивалась.

— Так ты думаешь, они это? — я потянула Таню подальше от этого места, а он пошел за нами.