Помещицы из будущего

Глава 23

После родов я восстановилась довольно быстро. Организм был молодой, крепкий и никаких неприятных последствий, слава Богу, мне испытать не пришлось. Беспокоил только вес, который я набрала во время беременности. Толстой я, конечно, не была, но лишние килограммы все же давали о себе знать.

— Ничего, похудеешь, — успокаивала меня Таня, держа на руках Машеньку. — Зато, какая красавица у нас теперь есть! Чудо наше!

С этим трудно было поспорить. Я сама не могла наглядеться на свою крошку.

Крестины мы решили провести дома. На улице стояли морозы, и везти ребенка в церковь не стоило. Поэтому Павел пригласил священника в «Черные воды». Муж объяснил мне, что детей крестили как можно раньше: на третий, восьмой или сороковой день после рождения.

Петр, которого мы позвали стать крестным отцом, купил малышке крестик на ленте и по обычаю заплатил священнику за совершение обряда, за свечи, купель и за прислугу церковнослужителям. Таня же как будущая крестная купила ситец, кисею и шелк мне в подарок, Машеньке — рубашечку и шапочку, а для священника — батистовый платок.

В канун крестин началась метель. Проказник ветер носил снежинки, которые роем кружили у окон и осыпались на карниз блестящим кружевом. Он завывал в трубе и поскрипывал кронами замерзших деревьев, словно пытаясь их разбудить от зимнего сна. Лишь покрытый инеем фонтан гордо стоял посреди двора, будто скала у штормящего моря.

Именно в этот день в усадьбу пожаловал неожиданный гость…

Я кормила Машеньку, сидя в кресле у окна, когда в дверь постучали.

— Барышнечка! Барышнечка, к вам гости прибыли! — раздался нетерпеливый и звонкий голос Глашки. Я даже представила, как она от нетерпения пританцовывает под дверями.

— Да войди ты уже! — крикнула я вполголоса, чтобы не испугать доченьку. Кто бы это мог быть? Может, родители Андрея пожаловали? Погода портилась, и к завтрашним крестинам могло перемести дорогу.

Дверь открылась, после чего в спальню скользнула Глашка. Она была возбуждена, ее платок, как всегда, съехал набок, а на щеках играл румянец.

— Елизавета Алексеевна! Ваш дядюшка прибыли!

— Семен Гаврилович, что ли? Актеришка? — я удивленно взглянула на нее, поднимаясь с кресла и убаюкивая заснувшую Машу. — Чего ему надо? Наверное, к Павлу Михайловичу прискакал, плут этот?

— Нет! Настоящий дядюшка! Нянюшка сразу признала его, мол, дюже он на вашего батюшку похож! — заявила Глашка, радостно улыбаясь.

Вот так дела! Еще один дядя…

— Присмотри за Машенькой, — попросила я, набрасывая шаль на плечи. — А я пойду, посмотрю, кто там приехал.

Мужчина сидел в гостиной в компании Тани и Головина. Пока я шла сюда, то сразу для себя решила, что доверять никому не буду. Уже был один, корчивший из себя родственника. Но стоило мне увидеть нашего гостя рядом с подругой, мои сомнения начали таять. Это ведь одно лицо! Господи, как же они были похожи!

— Елизавета! — он увидел меня и сразу же поднялся. — Здравствуй, дочка! Красавица, какая!

Мужчина подошел, обнял меня, расцеловал в обе щеки, и на его глазах выступили слезы. Он вытер их скомканным платочком, а потом нацепил на нос круглые очки.

— Как же я рад видеть вас, мои родные!

Я обратила внимание, что он довольно неплохо одет, аккуратно причесан. И вообще, гость производил впечатление зажиточного человека.

— Лизонька, дорогая, не волнуйся, — муж тоже подошел ко мне. — Это действительно ваш настоящий дядюшка. Мне удалось его разыскать.

— Да, да… Это я, Елизавета! Я! — затряс головой мужчина. — Ни минутки не сомневайся!

Оказалось, что наш родственник жил в Петербурге, имел большую семью и хороший дом. У него было четыре дочери и трое сыновей-погодков, которые учились в Шляхетском сухопутном кадетском корпусе. Дядюшка же, сдав экзамен в Собрание Академии художеств при Академии наук, был зачислен на постоянную службу в качестве чертёжника-рисовальщика в мастерскую Франческо Растрелли, после чего его произвели в архитекторы. С родственниками не пытался воссоединиться, потому что не мог простить такого отношения к себе. Он даже не знал, что из всей семьи остались только две племянницы.

— Я получил письмо от Павла Михайловича. Ваш супруг рассказал в нем о происках Потоцкой, и я сразу же решился ехать. Знаю я кое-что о ней…

Мы с Таней переглянулись. Неужели разгадка тайны стала еще ближе?

— И что же вы знаете о ней? — спросила я. — Какую-то страшную тайну?

— Страшную не страшную, но тайну знаю! — тихо засмеялся дядюшка. — Дарью Николаевну в девичестве Прасковьей величали… Стройная девка была, красивая… Стать, как у благородной девицы! Много кто на нее заглядывался!

Прасковьей? В моей голове стали всплывать обрывки какой-то информации, но я не могла соединить их воедино.

Но у Тани память оказалась намного лучше.

— Это та Прасковья, в которую вы были влюблены? — подруга даже поднялась, находясь в шоке от своей догадки. — Та самая крепостная? Нам нянюшка рассказывала!

— Да, Софьюшка. Она самая. Моя первая любовь. Эх, сколько несчастий она мне принесла… — кивнул мужчина, тяжело вздыхая, после чего задумчиво протянул: — Барыня, барыня, сударыня барыня… Приехала барыня из деревни во Москву, становилась барыня во палатах каменных…

— Но как она стала Дарьей Потоцкой? Разве крепостная могла выйти замуж за помещика? — удивилась Таня. — Поменять имя?

— Конечно, Софья Алексеевна! В нашем обществе такие браки осуждают, но как вы знаете, сердцу не прикажешь. Случается и такое. Помещики иногда берут в жены крестьянок или дворовых девок. Сначала им выписывают вольную, а затем уже ведут девиц под венец, — ответил вместо дядюшки Павел. — А имя… Стала называться Дарьей, а Прасковья, мол, по святцам.

— Батюшка, как замуж ее выдал, так сразу и продал вместе с мужем Потоцкому. Она вскружила голову новому хозяину. Муж умер, и Прасковья быстро стала хозяйкой усадьбы, — продолжил наш гость. — Я ее десять лет не видел, а потом на Невском столкнулся и обомлел… Ничего в ней от Прасковьи не осталось, лишь глаза… взгляд этот с поволокой я бы из тысячи узнал. Только теперь это была дородная барыня в парике да соболином салопе. Выступала она, будто пава, никого вокруг не замечала. И не скажешь, что когда-то в крепостных девках бегала. Потом уж я про нее много чего разузнал… Как жизнь ее сложилась.

Неужели эта ненависть из прошлого за то, что ей сломали судьбу? За то, что не дали быть с любимым? Но мы-то тут причем?