Страница 49 из 54
Обиделся. И пусть. Мне главное — лечь в больницу, а там разберемся. Живот снова тянет, и теперь я понимаю, что это очень серьезно.
— — — — — — — — — -
Дни полетели безумной вереницей. Три недели прошли, как один день. Мне казалось, что я сплю. В тот же день мы перебрались в дом Князя. Не знаю зачем, но все же пришлось переносить вещь. Узнав, что происходит за пределами территории, поняла, что ни о какой клинике речи и быть не может, но ведь мне требовалась помощь. Срочная.
Выпросила у мамы телефон и набрала Маргариту Николаевну. Сначала выслушала множество нотаций, какая беспечная пациентка ей попалась, но ничего иного от женщины Кречета она не ожидала. Согласилась сбросить список назначений на мессенджер, а уж поставить капельницы мог и Юрий. Как выяснилось, папа — фельдшер. Но медицинский был в свое время заброшен.
Увидев список препаратов, нахмурился, но комментировать ничего не стал. Купил все и молча заботился. Даже поставил катетер, чтобы не колоть каждый день. Было неудобно, но неделя страданий пролетела быстро, а самочувствие улучшилось. Показаться бы Симовой, но пока нельзя. Не хочу подтверждать догадки родителя.
Нил быстро идет на поправку. Завтра все готовятся принимать его дома. С замиранием сердца жду этого часа. Не знаю, что нас ждет, как все сложится, но уверена, жизнь разделится на до и после. За три недели мы не переписывались и не перезванивались, но я не упускала любую возможность выпытать хоть немного информации у Глеба или папы. Оба просили не дурить и самой связаться с парнем, что он очень этого ждет, хоть и не признается никому. Вот только во мне запал храбрости пропал. Совсем. Если позвоню, мне не хватит сил поговорить сегодня с мамой.
Неделю назад стала невольной свидетельницей разговора, который перевернул многое в моей жизни.
— Марин, она взрослая девочка. Все поймет. Сколько ты будешь притворяться, что нет ничего, что чувства потухли? Мы оба знаем, что это не так.
— Ты не понимаешь, Юр. Она моя дочь. Если она не хочет ничего общего с этим миром, я уйду. Кроме нее, у меня никого ближе не было и не будет. Между нами многолетняя пропасть и рисковать ребенком ради призрачного счастья я не могу. Не стрекоза я, чтобы жить только сегодняшним днем. Не принимает дочь тебя. Не принимает.
Мама сидела на диване и плакала, а папа обнимал ее. Мягко, словно если дотронется, она рассыплется. Они любят друг друга, оба разрываются.
— Я смогу заслужить ее прощение. Нужно время. Помоги мне. Потяни его. Снежка уже перестала смотреть на меня волчонком. Через пару месяцев сможет трезво на все взглянуть. Нил скоро вернется, ее жизнь изменится. Ты ее якорь, она боится сорваться. Нужно время. Я люблю вас. Жизнь отдам. Только доверься, дай нам шанс. Ты дай шанс. Позволь мне любить вас в полную силу, а не сотую долю. Пожалуйста.
Не смогла дослушать разговор до конца. Ушла. С того дня все стало видеться иначе. Улыбка мамы стала не такой яркой, глаза искрятся не так. Ей больно, и причина боли — собственный ребенок, который заставляет сделать сложный выбор.
Имею ли я вообще право просить ее об этом, пусть и негласно? Определенно — нет.
Больше всего стало стыдно за себя. Я действительно стала эгоисткой. Возможно, из-за страхов, а может быть, потому что не хочу, чтобы самому родному человеку могли сделать больно. Снова. А по факту оказалось, что больно делаю сама. Мама ведь все ради меня сделает. Сама будет страдать, лишь бы дочь улыбалась. Особенно когда она узнала, что скоро станет бабушкой. Из всех о моем положении знает только она, и я нагло этим пользуюсь, уговаривая ее уехать.
Поэтому иду к ней в комнату, чтобы серьезно поговорить, параллельно заглядывая к отцу, зову с собой. Если он и удивляется, то виду не подает, в отличие от мамы. Аккуратные брови родительницы взлетают вверх, когда мы оба появляемся на пороге. Замечаю, что чемодан уже стоит в углу, готовясь к очередному переезду.
— Мам, пап, нам надо всем поговорить, — начинаю первой, прошу их сесть рядом. — Я не хочу, чтобы вы разошлись из-за меня, — набрав полные легкие воздуха, выдала на выдохе.
Первую минуту мама сидела не моргая, а вот папа наоборот, довольно улыбнулся. Чему он обрадовался? Думает, что я так быстро растаю и буду играть за него? Нет, я всегда буду играть за счастье Миловой— старшей, а ей хочется дать их отношениям шанс.
— Снежинка, я не понимаю ничего. Ты же хотела уехать?
— Мам, ну ведь я не слепая. Вы с папой любите друг друга. У меня нет такого права, рушить твою судьбу. Вы и так много потеряли, теперь еще одна взбалмошная девчонка препятствия строит. Если сама поймешь, что у вас разные дорожки, это одно. Но так. Не хочу. Вы два самых дорогих мне человека, хоть с твоей жизнью, пап, мне сложно свыкнуться, тяжело понимать, что мы обе можем в любой момент стать давлением на тебя. Но это жизнь. В ней полно ям и ухабов, и надо быть полным мазохистом, чтобы идти напролом, разбивая себя и близких в клочья. К тому же, думаю, малышу будет приятнее иметь не только бабушку.
Князев отходит раньше мамы и подойдя, обнимает. Так приятно оказаться в сильных руках. Это не с Нилом обняться. Здесь другая сила и тепло. С радостью скрещиваю руки за его спиной и позволяю себе немного поплакать.
— Ну, не надо сырость разводить. Я бы все равно вас не отпустил. Просто давал время на иллюзии. Люблю вас, девчонки мои. Хоть и обижен, что сразу не сказала про внука. Неужели думаешь, не понял ничего?
— Прости, — виновато улыбаюсь и рада, что хоть кто-то не стал заострять на моих эгоистичных действиях внимание.
— Вот только не надо на ребенка с укором смотреть, отойди, — мама с легкостью оттесняет отца и теперь мы обнимаемся уже с ней. — Не отпустил бы, сейчас. Словно у него кто-то спрашивать стал бы? — мама была бы не собой, если бы не вставила колкость рядом с ним.
— Потом поговорим об этом. Раз уж у нас есть официальное благословение Снежки, чтобы сегодня же перебралась ко мне. Поверь, если я сам все перенесу, тебе не понравится. Хватит дурить, — обнимая нас, строго говорит родитель. — Кстати, кто у нас будущий папка?
Вот тут я стушевалась. Как ему об этом сказать? От напряжения застыла каменным изваянием.
— Дочка? Посмотри на меня, — такому тону невозможно не подчиниться. Тяжело сглотнув, встретилась с ним глазами. — Кто?
— Это не столь важно, — попыталась уйти со скользкой темы. Все же он так радовался, что мы с Нилом просто подружились, значит будем дружить семьями. В голове Князева не было и малейшего шанса, что я люблю парня. — Главное ведь маленький. Разве нет?
— Кто? — голос главы семейства резко стал ледяным. Не удивительно, что его боится весь город. Даже у меня поджилки затряслись.
— Обороты сбавь. За забором будешь свой тон и взгляд применять. Понял меня? Иначе прямо сейчас уедем. Нашелся мне тут, гроза горшков и самоваров. Быстро лоска лишу, — мама встала между нами и начала отчитывать его, как мальчишку, за что я была ей благодарна. Мне срочно понадобился перекур.
— Мне нужно только имя. Какой-то козел вскружил ей голову, заделал ребенка и бросил. Никто не посмеет так с ней обращаться. Так что молчи, и, если так хочешь помочь, сама скажи. Мне в принципе без разницы, кто расскажет.
И тишина. Они мерились силой во взгляде. Каким бы крутым отец не был, а вот пересмотреть маму ему вряд ли удастся. Честно, во всяком случае, у него минимальные шансы не победу. Не хочу, чтобы они ссорились. Тем более, из-за этого. Каждый из них желает мне добра.
— Нил, — высовываюсь из-за маминого плеча и замечаю, как нервно дергается его глаз. — Но он не знает о малыше. И я не хочу, чтобы он узнал это от кого-то, кроме меня. Я люблю его, пап, и он любит, точно знаю. Но и тебя уважает. Ему было сложно принять тот факт, чья я дочь.
Не могу больше стоять. Силы резко покидают тело, поэтому сажусь на диванчик у окна. Несколько секунд родители стоят, а потом садятся рядом, готовые выслушать.