Страница 3 из 54
Чуть в стороне стоит наша братва. Для каждого из нас случилась трагедия. Князь был нам дорог. Если вам скажут, что в теневом мире каждый сам за себя, не верьте. В большинстве своем суждение верно, но лишь в большинстве. Наша группа является тем самым исключением, в котором каждый друг другу как брат. Сможем ли мы сохранить прежний уклад жизни, лишившись вожака? Кто знает.
Когда нет жесткой руки, которая способна осадить, остудить, вправить мозги, можем и распасться. И тогда случится вторая трагедия. Междоусобица между собой сделает нас слабыми, а слабых всегда легче победить, ведь достаточно умело сыграть на самолюбии каждого поодиночке.
Умелых кукловодов в теневом мире достаточно. Часть из них стоит с противоположной стороны от могилы. Другие группировки пришли в лице главарей и нескольких представителей, готовых в любой момент отбить атаку. Похороны похоронами, но это не повод отключать бдительность.
Противно смотреть на шакалов, готовых в любой момент ухватиться за свежину, чтобы урвать кусок пожирнее.
В нашей области три главных кита теневого мира: Князь, Шорох, Борзый. После смерти первого и по совместительству главного из них, начнется смута. Вот все и наготове даже в такой день. Мелкие сошки совсем скоро начнут выходить из сумрака, желая урвать маленький кусочек пирога. Киты не жадны, понимают, что иногда надо умасливать и их, дабы оставались верны.
Однако, если Юрий Борисович оставил преемника, тогда дела у всех плохи. Назначили ли этого человека и кто им окажется, узнаем только завтра. Сегодня последний спокойный день. Надо наслаждаться, пока есть такая возможность. Через двадцать четыре часа, когда вскроют заветный конверт и огласят последнюю волю умершего, начнется жестокая мясорубка. В любом случае останутся недовольные, и совершенно никому не важно, что им никто и ничего не был должен.
Я же пока постою в стороне. Не люблю показную скорбь. Если кто-то посмотрит на меня, явно подумает: «Стоит, все равно ему, а ведь Князь его как сына любил…», и все в этом духе. Только никто из них не узнает, что творится на душе. Внутри уже несколько раз на стену залез, ровную, скользкую. Разбил все руки в кровь, но добрался до вершины. И ничего. Никто не ждет меня по ту сторону, чтобы сказать: «Нил, это розыгрыш. Я жив, парень».
Пусть думают что хотят. Старик знает, какого мне сейчас, все видит. Умом понимаю, что невозможно, чтобы он наблюдал сейчас за мной, но и отогнать ощущение, словно Борисыч за мной наблюдает, не могу. Вдруг я просто сплю и сейчас меня разбудят?
Смешно от собственных мыслей. Глупое желание, хотя и вполне естественное.
— Что от тебя хотел нотариус? — голос Глеба раздался для меня неожиданно, только я уже не мальчик, чтобы вздрагивать в подобных ситуациях.
— Сказал, что у Князя было закрытое завещание. Завтра надо явиться на оглашение. И кое-что передал лично для меня от старика, — и постукиваю по внутреннему карману.
Конверт запечатан, явно что-то важное. На нем несколько подписей, одну из которых я точно знаю. Зорвот. Его подпись я не забуду никогда. Но зачем она на конверте? И еще чья-то. Не хочу думать. Если бы не Глеб, я бы и не вспомнил о переданном до завтра, не стал бы задумываться о содержимом и внешнем оформлении. Сейчас мысли решили уцепиться за последнюю связующую ниточку с покойным. Почему сегодня? Это простое совпадение и Князь в принципе подготовил для меня послание, или же предчувствовал, что век близится к закату и решил подстраховаться? Если последнее, то дело — труба.
Желание подобных перестраховок может возникнуть лишь в том случае, когда чувствуешь угрозу изнутри. Его смерть была очень странной. По данным медицинской экспертизы, умер естественным путем. Оторвался тромб, закупорил сосуд, и все. Я бы поверил в это, если бы точно знал, что это имеет место быть. Но здоровье у старика было отменным. Значит, дело нечисто.
Неужели у нас завелась крыса? Не хочу верить в подобные вещи и в то же время успокаиваюсь. Несмотря ни на что, во мне покойный не сомневался.
— Не верится, что его нет. Резко все случилось, не находишь? — друг говорил с паузами. Видимо, тоже под сильным впечатлением от случившегося.
— Согласен, три дня назад старик не собирался умирать. Мы с ним разговаривали, и он все твердил, что, пока не закончит одно дело, на тот свет не отправится. И то, после дела он хотел прожить лет эдак -дцать.
Не знаю, что конкретно за дело у него было незавершенным, говорил он о нем, чуть ли не щурясь от удовольствия. Уже было подумал, что у старика появилась личная жизнь. Больно смотреть на него было. Всю жизнь один, любуется портретом какой-то женщины. Отрицать не буду, красива. Их совместное фото двадцатилетней давности висит в нескольких комнатах, спрятанных от посторонних глаз. На вопросы о том, кто она и почему они не вместе, всегда отмахивался. Говорил лишь, чтобы я не совершил его главную ошибку — не был одинок. Красавица с портрета так и осталась его единственной любовью.
— Вот и я о том. Ему всего сорок пять. Рановато для естественной смерти.
Слышать, что мысли о неестественной смерти посещают и другого человека, радостно. Значит, паранойя если и есть, то массовая. С ума сходят поодиночке, а не всей толпой.
— Давай решать все постепенно. Сегодня мне не хочется об этом говорить. Не хочу такой день омрачать еще и разговорами о подозрениях. Давай спокойно проводим его в последний путь, а завтра продолжим? — не лукавил.
Подозрения потерпят и до завтра. Сегодня слишком паршиво на душе. Впереди поминки, которые я терпеть не могу. Все лицемерно говорят о том, как им был дорог покойный, как много хорошего для них он сделал. Для чего? Не понимаю. Человек уже не услышит и не оценит подлизывания в нужном ключе. Неужели все будут говорить подобные вещи, потому что Князев был важной, даже исключительной, я бы сказал, персоной? Или все из-за незнания, кто станет преемником?
— Ты так спокоен. Неужели не интересно, что в завещании? Он ведь к тебе как к сыну относился. Явно что-то перепадет. Если нет, то я буду в шоке.
— Абсолютно. Меня волнует лишь то, кто его убил и, главное, как. Но об этом не сегодня. А насчет оставил или нет: разве это так важно? Он и без этого мне многое дал.
Чистая правда. До сих пор вспоминаю свой первый день в области. Если бы не он, меня могло бы и не быть. Я обязан ему жизнью.
Теперь для меня дело чести найти и отдать под суд того, кто виновен в его гибели.
Глава 3
Снежана
— Эм, Сереж, прости, но я не могу, — сбоку от нас раздаются смешки.
— Снежан, но почему? — смотрит такими глазами, что хочется провалиться сквозь землю. Настолько много в них надежды, которая рушится моим отказом.
Как мне объяснить парню, стоящему напротив с протянутой розой, что я не хочу быть его девушкой, поэтому не могу принять цветок? Шепотки вокруг нас начинают становиться все сильнее. Зачем только Селиванов решился на этот шаг в потоковой аудитории?
Я не хочу объяснять ему при всех, что он герой не моего романа. И дело не в том, что он выше меня на голову, худощав, в чем явно виновата генетика, в больших круглых очках и нелепом, растянутом свитере. Нет. Если он укоротит свои вьющиеся светлые волосы, сменит оправу, наденет рубашку и, конечно, перестанет зажиматься, то даст фору многим, благодаря хорошему чувству юмора, легкости на подъем и милым ямочкам, когда улыбается. Просто далеко не каждый хочет это рассмотреть, всем подавай сразу напускное, и неважно, какая душа скрыта по ту сторону внешней оболочки.
— Сереж, — смущаюсь от такого пристального внимания и не могу подобрать мягких слов.
Мы словно на кинополотне. Того и гляди сейчас все достанут попкорн из закромов и начнут давать комментарии нашим действиям.
— Да ладно тебе, Милова, заканчивай ломаться. Все равно для такого серого чулка, как ты, Селиванов — максимальный вариант, — раздается голос какого-то парня.
От шока даже не смогла понять, мой это одногруппник или нет. Почему люди такие злые, особенно с журфака? Нет, есть и добряки, но мало. Да, я не выряжаюсь в яркую и вульгарную одежду, как большинство сокурсниц. Разве это переводит меня в разряд серых чулок?