Страница 82 из 90
Глава 36. Сад на диване
Цвета забралась на диван, прислонилась к подлокотнику и вытянула ноги. Время от времени она крутила ступнями, и ее носки, как хамелеоны, меняли цвет: зеленые, желтые, полосатые. Нет, ну какие еще корни вместо ног!
Между ее колен сквозь велюровую обивку дивана торчали несколько бурых травинок — диван пророс буквально. Бесена говорила, что это мираж, так почему он вдруг покрылся травой? Цвета ее себе не воображала.
Подменыш потянулась вперед и провела над травинками ладонью. На стенах домика, словно снулые рыбины, вяло затрепыхались проекции.
Цвета держалась в человеческом теле благодаря этим травинкам, а не стеблю, привязанному к миражной люстре.
Но травинок было слишком мало, и они тоже увядали. Цвета, кажется, догадалась, как они работают. Она назвала свою гипотезу «эффектом метлы»: легко сломать один прутик, другое дело — целая метла. Но одним прутиком не подметешь двор, а пара травинок не вернет ей тело.
Сломанную Бесеной дверь сердечного домика Цвета чинить не стала. Ей было уже все равно. В последнее время она постоянно чувствовала усталость. Так же, как и раньше, будучи человеком. Но теперь уже бестелесная сущность ощущала упадок сил. Слишком мало травинок, чтобы жить как человек, и ни одной съеденной лярвы, чтобы жить как дух.
В руке Цвета держала клубочек, пушащийся уютным теплым сиянием, будто от лампочки. Она погладила его осторожно, как цыпленка. Он был скручен не из ее стебля, а из нити связи, которую Бесена украла у какого-то человека.
Если Цвета съест этот подарок, то ей станет лучше, а с другой стороны, клубочек — это частица человеческой души. Смахивает на каннибализм. Хотя Цвета ведь не человек…
Как все запутано! И кто подскажет лучшее решение? Как поступить? Как будет правильно? Съесть этот клубок, чтобы продолжал расти ее сад на диване, или вырвать траву, выйти из тела и поймать лярву?
Ей нужно выбрать, чем она будет питаться.
В сказке «Дюймовочка» девочке-семечку дали красивое имя, прикрепили стрекозиные крылья и нарекли эльфом. Цвете тоже дали красивое имя, привязали к телу, но человеком она не стала и не встретила принца, который бы спас ее.
И Бесены рядом нет. Она не прилетала уже больше недели.
Кто же ей поможет? Кто спасет?
Прошлым вечером ее убежище впервые обнаружили. В темнице тела Цвета почти не видела, что происходит снаружи, но она слышала голоса, а какие-то люди даже поднимались к ней и стояли рядом. Скоро сюда наверняка опять нагрянут.
Надо рассказать об этом бабушке, но как? Ведь говорить Цвета не может, а Бесена больше не приходит.
Цвета смотрела в дверной проем на черный омут, разлившийся до горизонта, и гладила мягкий клубок. С ним она будто была не одна. Вот бы встретить того, кому принадлежала эта нить. А может, Цвета его где-нибудь видела? Кого пощипала Бесена? Уж точно не своего смазливого мальчика… Она улыбнулась, вспомнив ревнивую подселенку, а потом сникла. Зря она упомянула его в тот последний визит Бесены. Ударила по больному. Почему иногда так хочется ранить близких? Чтобы проверить, останутся ли они с тобой даже тогда?
Но теперь Цвета не подведет рогатую. Если та дала ей этот клубок, то, значит, не против, чтобы подменыш еще немного поборолась за тело. Значит, хоть и не одобряет, но поддерживает такое ее решение.
Бесена — ее настоящая подруга.
Цвета вновь слабо улыбнулась своим мыслям.
Решение принято.
Вдруг черная вода омута вспучилась и выплюнула в сердечный домик родича. Раньше он сам не заходил к подменышу, боялся охранника, которого сотворила бабушка. Но вот расхрабрился. Видно, подметил, что Бесена возвращалась из омута целой и невредимой.
Цвета быстро свесила ноги и машинально прикрыла травинки ладонью. Все-таки сад на диване она решила пока не показывать родичу. Это он сейчас чайный гриб, а в будущем — бес. Цвете и одного беса достаточно. Но все же она обрадовалась гостю:
— Здорово, что ты зашел!
Сейчас она ему скажет, что вчера тело нашли чужие, пусть передаст бабушке. Цвета глянула в наружное окно, но не увидела Глафиру.
— Ты один? — удивилась она. — Что-то случилось?
Родич парил под потолком, как большая назойливая муха.
— Подружки твоей больше нет! — ехидно пропищал он.
— Бесены? — заволновалась Цвета. — Что с ней?
Она невольно сжала травинки в руке, и проекции заплясали по стенам домика.
Это не ускользнуло от черных глаз-бусинок. Грибной скат глянул на тени и фыркнул:
— Служит человеку.
Цвета не совсем понимала, о чем он говорит.
— Снова заключила договор? Но для вас, бесов, это вроде привычно. Ты вон служишь бабушке.
— Это вынужденное служение, и я еще не бес, — пискнул родич. — Когда стану бесом, ни за что не буду связываться с людьми!
Цвета невольно улыбнулась.
— Какой ты категоричный! А вот бабушка говорит, что бесов тянет к людям, потому что в вас человеческая душа. Хотя, — Цвета замолчала, задумавшись, — в тебе нет души, ведь ты еще не съел мою бабушку.
— К сожалению, — кивнул родич.
Он прекратил беспорядочное мельтешение и застыл, сверля маленькими глазками клубочек в руке подменыша. Цвета увидела, как ярче засиял собственный клубок родича через тонкую коричневую кожицу.
Она напряглась:
— Зачем ты прилетел ко мне?
— За своим! — пискнул родич.
Неожиданно спикировав, он выбил хвостом клубочек из руки Цветы и мигом проглотил его, как удав. Подменыш даже не успела крикнуть «Эй!». Родич на секунду засветился, и Цвете показалось, что его внутренний клубок запульсировал и чуть увеличился.
А скат снова взмыл к потолку и теперь глядел на последний стебель Цветы, привязанный к люстре. Тот уже усох, листья с него опали.
— Вот-вот переломится, и ты потеряешь связь с телом, — скептически заметил родич как ни в чем не бывало, будто он не отобрал только что ее шанс на жизнь. — Но раз ты еще тут, значит, есть в этой нити немного силы. И эта нить моя!
Ладонь Цветы щекотали нежные, теплые, еще живые травинки. Как хорошо, что она скрыла их от родича!
— Ну ты же забрал сейчас клубок, мы квиты, — примирительно сказала Цвета.
Похоже, родич так не считал. Он не улетал из домика и продолжал парить над подменышем. Сухая лиана каждый раз при его приближении прогибалась вниз, словно скакалка.
— Почему я тебе не нравлюсь? — спросила Цвета.
— Не нравишься? — удивился родич. — Наоборот! Ты очень мне нравишься! Как еда!