Страница 71 из 90
Глава 32. Снова вместе
Мертвое, серое, с провалами окон здание на окраине города напоминало пустое осиное гнездо.
Глафира приезжала сюда каждый день, один раз она даже привела Веру, которой все наконец-то объяснила. Но та не приняла правду. Она не видела в деревянной скульптуре очертания своей дочери. Или не хотела видеть.
— Потрогай ее, она теплая, живая, — уговаривала знахарка.
Вера развернулась и сбежала вниз, хрустя кирпичной крошкой и зелеными стразами бутылочных осколков.
На улице сильно похолодало, на днях обещали снег. Глафира собирала сухие доски по недостроенным отельным номерам и жгла костер. Потом доставала из сумки термос с теплым чайным квасом. В последнее время прихватывала еще и большой шприц без иголки. Наполняла его комбучей и вливала в вялый рот внучки, каждый раз боясь, что та подавится. Но Цвета послушно глотала.
Едва начинало смеркаться, знахарка, как и наставляла Бесена, покидала Цвету. Дни стояли короткие, а ночи длинные. Цвета продолжала умирать, но не охотилась на лярв.
Бесене ужасно хотелось накормить подменыша силком, но каждый раз она сдерживалась, позволяя древлянице решить все самой. В кармане толстовки снова мерцал крохотный клубочек из нити Ночкиной души. Пусть пока полежит на всякий случай. Он все равно слишком мал для того, чтобы свить гнездо, и годится разве что для поддержания жизни подменыша. А постоянно щипать души не для себя, а для духа Бесена была не согласна. Она и так ела слишком мало.
Но терпением бесы не отличаются. Бесена честно три дня подряд наблюдала за одеревеневшим телом, но наконец не выдержала, ворвалась в сердечный домик Цветы и кинула в нее мерцающим клубком:
— На, подавись!
Подменыш поймала летящий в нее подарок и растерянно захлопала глазами:
— Что мне с ним делать?
— Есть! — возопила рассерженная Бесена. — Но так и знай, это последняя подачка! Начинай уже заботиться о себе! Хватит страдать и превращаться в деревяшку!
— Это моя жизнь! — разозлилась Цвета. — Не хочешь — не помогай! Бесишь!
— Да, жизнь-то твоя, но есть те, кому ты небезразлична! — выпалила подселенка. — Так что это ты бесишь!
— Еще скажи, что я и тебе небезразлична! Что-то ты сюда зачастила… Проблемы с блондинчиком? — выпалила Цвета и осеклась.
Она хотела бы взять свои слова назад, ведь на самом деле ее радовали визиты Бесены и пугала мысль, что та однажды забудет о ней. Ну почему иногда чувствуешь одно, а говоришь совсем другое?
— Может, и проблемы, — огрызнулась Бесена. — И с подругой, кажется, тоже! Хотя это ты признавалась мне в дружбе, а не я тебе!
Она резко повернулась к выходу, яростно взмахнув пышной гривой светлых кудрей, выбросила вперед руки, и дверь вылетела и шлепнулась в омут. Черная вода шевелилась, вспухала пузырями, похожими на волдыри, которые медленно лопались, заляпывая стены сердечного домика блестящими, липкими, как мазут, каплями.
Перед тем как уйти, Бесена оглянулась.
Цвета осела на диванчике, словно тающее мороженое.
Но в руках у нее был клубок.
Поймав взгляд подселенки, она вскочила:
— Подожди!
— Ешь, — строго сказала Бесена. — Больше я ничем не могу тебе помочь.
И нырнула в омут.
Утром четверга подселенка поджидала Глафиру, сидя на одном из окон заброшки. Она собиралась вернуться в кошку, но сначала хотела поговорить со знахаркой.
Вскоре та появилась. Она тяжело шла по узкой тропинке среди прибитой дождями жухлой травы. Без машины сюда добираться было неудобно, но Глафира упрямо несла сумку с сухим одеялом и термосом.
Бесена спрыгнула и преградила знахарке путь.
— Что случилось? Всё? — испуганно спросила Глафира.
Подселенка отрицательно покачала головой.
— Нет. Не всё. Она еще жива. Но ты не приходи больше, и я тоже не стану прилетать. Мы ей чужие и только задерживаем тут. Из-за нас она не хочет покидать тело и охотиться. Учиться жить как дух.
Лицо Глафиры сморщилось, а губы задрожали:
— Она не умрет?
— Наоборот, это ее единственный шанс выжить.
Плечи Глафиры поникли, и сама она вся разом осела, опустела, будто вытряхнутый мешок. Кивнув, она хрипло сказала:
— Я подумаю.
Бесена сердито закатила глаза:
— Никто не хочет меня слушать!
А Глафира поправила на плече сумку и тихо проговорила:
— Я слишком много слушала других, и ничего хорошего из этого не вышло.
За драку Дружине не особо досталось от директора. Все пятеро в кабинете молчали, угрюмо изучая крапинки на линолеуме. Директор знал про Дружину, что это друзья не разлей вода, а как известно, милые бранятся — только тешатся. Поэтому он лишь отчитал их для приличия, даже Феникс отделался легким испугом, хотя уже думал, что потерял работу.
На следующий день на перемене к Демьяну подбежала Жар-птица.
— Ты тоже ничего не знал, как и мой брат? — с ходу выпалила она.
— Если бы знал, попробовал бы остановить, — буркнул День. — Ты сама как?
Бедная их Мари, сколько вчера ей пришлось пережить. Напугали, блин. И не верил он, что Ночка не знал про Жар-птицу, ведь ее брата тот на дело не взял… И самого Демьяна тоже. Не бывает таких совпадений! «Разбирайся со своим Горынычем сам», — огрызнулся День на Рома, когда они смогли наконец поговорить о случившемся. «Так я вроде сам и разбираюсь», — тихо заметил Ром. «Я с ним контачить больше не буду! Вообще! Всё! — День замахал руками, словно разгоняя тучи. — Достал уже этот отморозок!»
Демьян вспомнил этот разговор и снова разозлился, глядя на печальную Жар-птицу. Рыжий кончик ее высокого хвоста лежал спереди на клетчатой рубашке. Дню хотелось прикоснуться к нему, взять в ладонь и погладить, как маленького котенка.
— Мы ведь с ней не подруги, — вдруг сказала Жар-птица, — с этой Танькой. Так получилось. Просто совпало, что мы возвращались вместе. А они мои друзья.
День растерялся, не зная, что сказать. Он думал, что Мари рассержена, расстроена, возмущена. Кажется, все эти чувства и впрямь в ней умещались. Где-то внутри. В потайном кармашке ее души.
Она их простила, дураков этих: Ночку, Кощея и, разумеется, Горыныча.
— Ты не в обиде на Горына? — уточнил День. — Ведь он заварил всю эту кашу. Подставил Ночку с Кощеем, напугал девчонку. Хоть ты и отбила ее, слышал, — День невольно хмыкнул. — Да уж, досталось Горыну на этой неделе от семейки Долгополовых. Раскрасили вы ему лицо.
Мари еще ниже опустила голову и защипала кончик хвоста.
— Да… То есть нет… И мне, конечно, обидно… но я его понимаю…
— А вот я тебя не понимаю, — тихо сказал Демьян.