Омут

Вот только Василиса была не одна. С ней шли еще две девчонки. Одна на повороте откололась, махнув на прощание, а другая продолжала шагать рядом. Подруги что-то увлеченно обсуждали и смеялись.

Ночка недоуменно глянул на Горыныча, а Кощей тихо выругался.

— Раньше я ее провожал. Не думал, что она теперь с подругами ходит, — прохрипел Коля, ставя на землю полупустую жестянку. — И откуда мне было знать, что они подруги?

— Ты совсем тупой, Горын, да? — вздохнул Кощей, натягивая на нос шарф.

Колька угрюмо молчал. А Ночка растерянно смотрел на вторую девчонку. Ее было сложно не узнать.

Горыныч покосился на Рома.

— Ладно, отступать поздно, — тихо проговорил Ночка, снова взваливая на себя лидерство. — Мы с Горынычем займемся Василисой, а ты, Кощей, держи Жар-птицу.

— Серьезно, придурки, думали, я вас не узнаю?!

Придурок перед Жар-птицей стоял всего лишь один, и Мари грозно на него орала, с криком выплескивая вчерашние переживания. Рядом раздраженно пыхтел Феникс.

Утром Ночка специально караулил Мари недалеко от школы. Но с ней неожиданно явился брат. Обычно он приходил на работу во второй половине дня, а сегодня, значит, специально пришел пораньше, чтобы выяснить, что случилось с сестрой.

— Но ничего же не случилось… — слабо попытался защититься Ночка.

— Да потому что я Кощея укусила! — яростно выпалила Жар-птица. — И проучила Горыныча! Ну а ты сразу отошел в сторонку…

— Ты всегда была в играх за полицейского, — улыбнулся Ночка.

— Ах тебе, значит, смешно, — прорычала Мари.

— Горыныча давно нужно было проучить. Но не думал, что это ты его побьешь, — хмыкнул Ночка, стараясь не показывать, как тяжело ему сейчас стоять здесь и выслушивать выговор Жар-птицы.

— Да в чем дело-то? — недоуменно спросил Феникс. — Машка вечером ворвалась домой, вереща от гнева, как тысяча свинух, и все повторяла, что в Дружине одни подлецы. Я подлецом быть не согласен, поэтому рассказывай давай нормально, что у вас вчера было.

— Хотели немного проучить Василису Татьяновну, помнишь, ту крашеную, с сердцем на животе? Василису Блудливую? Ну, вспоминай! Так вот, хотели отрезать ей чуток волос… Знаю, тупая идея, — покаялся Ночка и спросил Жар-птицу: — А ты что вообще там делала? Как-то странно, что она твоя, хм, подруга. Она же младше тебя. И вообще…

Мари гневно сверкнула глазами, а потом вдруг покраснела и замямлила, ковыряя ботинком асфальт:

— Я на танцы хожу. На хип-хоп.

Ночка покосился на Феникса. Тот с суровым видом выдержал его взгляд и еще сильнее нахмурил брови.

— Э-э-э… не знал, что ты ходишь на танцы, — пробормотал Ночка.

— Решила попробовать что-то новое… В последнее время мне кажется, что я отдаляюсь от вас… от Дружины.

Ром не сдержался и приложил ладонь ко лбу, как будто у него разболелась голова. Это не Жар-птица отдалялась от них, а просто Дружина доживала свои последние дни. И виноват в том, что все разваливается, был он сам.

— Но у меня пока не очень получается с этими танцами, — продолжала изливать душу Мари, — поэтому я о них и молчала. А Танька тоже ходит. Ей кроссовки с «Али» крутые пришли, но оказались большеваты. Она предложила мне померить.

Ночка виновато сказал:

— Это все Горыныч придумал, с волосами. Из-за того что Василиса его бросила. — Он пристально посмотрел на Жар-птицу. — Зато теперь ты знакома с другой его стороной. Темной. Он хулиган. — Ночка задумался и добавил: — Из неблагополучной семьи. Он поломанный, и ему никогда не стать целым. Нормальным.

Жар-птица подняла голову и посмотрела на него. Глаза у нее были огромные, блестящие — и растерянные.

— Ром, ты что несешь? Ты сам-то нормальный? Вы же вместе там были! Что с тобой?

Тут уже и Феникс не сдержался.

— Да что за дичь-то творится! — вспылил он. — Какая разница, куда ходит Машка и что там на душе у Кольки! Вы девчонке хотели отрезать лохмы! С дуба, что ли, рухнули? День тоже не в курсе?

— Иди донеси на нас! Я не против, — огрызнулся Ночка. — Расскажи своей тетушке-завучу!

— Свихнулись вы уже с этим Горынычем, — раздраженно процедил Феникс и повернулся к сестре. — И ты тоже!

Жар-птица молча жевала нижнюю губу, а глаза ее были на мокром месте. Снова она плачет из-за Кольки… Да уж, ну у них и парочка! Он единственный, кто доводит ее до слез, а она единственная, кто может ему навалять.

— Ладно, звонок скоро, — напомнил Ночка. — Пойдем.

Они направились к крыльцу. Мари и Феликс, рыжие и лохматые от ветра, походили на два бенгальских огня. А Ночка был как бенгальский огонь, который уже сгорел.

В школе у гардероба околачивался Горыныч. Он уже повесил верхнюю одежду, но, видимо, кого-то ждал. На его виске и у носа запеклись корочки царапин, и Ночка снова отметил, что Жар-птица вчера неплохо отделала Кольку. Хорошо, что сам он сразу отпрянул от Василисы, когда Мари вырвалась (да Кощей, наверно, и не держал ее особо) и полетела спасать подругу.

— Чё торчишь тут, рожа крокодилья! — вдруг заорал Феникс, бросился на Горыныча и заехал тому по скуле. — Чтоб не подходил больше к моей сестре!

— Фел! Я сама разберусь! — взвизгнула Мари.

Из раздевалки выскочил Кощей. Откуда-то возник и День. Ночка тоже бросился к сцепившимся парням. День схватил Горыныча, но случайно едва не получил по уху от Феникса, а увернувшись, в свою очередь, заехал локтем в лицо Кощею. Тот взвыл, дал сдачи, а потом они все уже просто дрались, забыв про дружбу, про Дружину и не думая, кто за кого. Выливали накопившееся отчаяние и злость на тот мир, в котором им приходилось жить.