Страница 17 из 169
Она рассказывает о том, как, придя в первый класс королевской гимназии, где наравне с детьми простых горожан учились дети аристократов, она увидела заплаканную светленькую девочку и с удивлением узнала, что эта плакса — третья принцесса Марина Рудлог. О том, как ей стало жалко всхлипывающую малявку, она подсела к ней и поделилась шоколадкой. О том, как ее с родителями, до того бывавшими во дворце только на общих приемах, пригласили в личные королевские покои, где были Марина, хорошенькая, как куколка, в нарядном кружевном платье, и сама королева.
— Ее величество приняла нас очень ласково. Маринка рассказала ей, что подружилась с девочкой, которая ее успокоила и поддержала, и Ирина-Иоанна решила поближе познакомиться с семьей такой «великодушной леди».
Последние слова Екатерина произносит с иронией. Она и не думала дружить с плаксой, да и как можно назвать человека другом после дня знакомства? Однако Марина, воспитанная в ограничениях дворца, не имела опыта дружбы и поэтому стремилась к любому человеку, который был к ней добр. Вот так благодаря половинке не самой дорогой шоколадки семья Екатерины стала вхожа в ближайший круг принцессы. Благодаря Марине судьбы и самой Екатерины, и ее сестер сложились наилучшим образом — леди Симонова, хоть и не была аристократкой, сделала отличную партию, выйдя замуж за герцога, сестры ее тоже не остались без выгоды.
— Марина всегда очень переживала из-за всего, у нее был несколько невротический тип характера, — с печалью делится герцогиня. — Плохая оценка, замечание, парень не так посмотрел — она в слезы. А я постоянно была «жилеткой». Не плакала она только со своими животными. Как-то Огонек, конь у нее такой был, случайно брыкнулся и заехал копытом ей в бедро. Вскользь, но синячище был на полноги, черный. А она даже не всплакнула, представляешь? Зато как ругалась королева, как грозилась не пускать больше к лошадям. У ее величества к Маринке всегда было особое отношение, мне даже казалось, что она ее любимица. Во всяком случае за нее она тряслась больше всего. И вот тогда, когда мать пообещала отобрать Огонька, я в первый раз увидела у Марины приступ фамильного гнева, испугалась страшно.
Екатерина вдевает в уши тяжелые серебряные серьги, наверное, тоже непростые, бабушкины. Серьги завораживают, качаются, касаясь изящной шеи, а Люк вспоминает старое поверье, будто Темные не выносят серебра, и в очередной раз убеждается, что верить народной молве глупо.
— Выпускались тоже вместе, напились тогда, как поросята, — улыбается герцогиня, надевая полумаску, — и нас личный водитель вез до дворца, а там уж нас до Маринкиной комнаты тайно провели, чтоб королеву не встретить. Ей потом все рассказали, конечно, и она сама наутро в комнату пришла и лекцию прочитала, как правильно пить. А нам та-а-ак плохо было, это что-то. Правда, моим родителям королева сказала, что все было в порядке, мы вели себя прилично и пришли вовремя. Удивительная женщина… Никогда не понимала, что она сделает в следующий момент, как отреагирует. Жаль, что потом все так получилось.
Леди Симонова вздыхает, подходит к голому Люку и сладко целует его в губы, да так, что ему снова требуется душ, и желательно холодный.
— Спасибо, что дал мне возможность снова почувствовать себя живой, милый.
— Кэти, подожди, — останавливает ее Люк, видя, что герцогиня уже подходит к двери. — Когда ты видела Марину?
Она пожимает плечами.
— Мне иногда кажется, что это бред какой-то, что я обозналась. А с другой стороны, я практически уверена, что это была она. Это произошло в день свадьбы с Симоновым.
Фамилию мужа она произносит, немного кривясь, будто на язык попало что-то горькое.
— Уже шел послесвадебный фуршет, шампанское, официанты, весь свет был там. Проходило это все в нашем доме, потому что после мы собирались сразу ехать в Симоново, чтобы, — она зло усмехается, — зачать наследника под сенью родового поместья. Я была трезвая как стеклышко — это чтобы наследник здоровый получился, и голова болела от голода, потому что платье такое, что не вздохнуть. Злая была, хотелось сбежать от этих рыл, снять корсет, поесть наконец нормально и выпить обезболивающее. Тут ко мне подошла горничная и сказала, что меня какая-то девушка видеть хочет и очень настаивает. Утверждает, что одноклассница, что учились вместе, и желает поздравить.
Я не поняла ничего, выглянула в холл и попросила показать эту девушку. Она у дверей стояла, грустная такая. Выглядела как неформалка — волосы красные, макияж какой-то ужасный. Я сначала сказала, что не знаю ее и не пойду никуда, а потом снова посмотрела… а она на меня. — Екатерина передергивает плечами. — И тут я как будто Маринку увидела. Словно там два человека один на другой наложены были. Дернулась было к ней, но не успела — охрана подбежала и выпроводила ее как неприглашенную. Вот и все. Не знаю, может, это от голода у меня в голове помутилось или от переутомления.
«А может, — думает Люк, — это твои способности позволили разглядеть то, чего другие не замечают».
Эта потрясающе красивая и очень одинокая женщина бросает на любовника последний взгляд, подмигивает ему и выходит за дверь.
Поздним вечером, после бесплодных посещений очередных адресатов из списка, когда он сидел и курил на любимой скамейке у ворот, Люк вдруг вспомнил кое-что важное.
— Борис, а где отчет о девочках?
Охранник обескураженно посмотрел на него и наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
— О каких девочках, лорд Кембритч?
— О тех, у которых машина сломалась, они еще ночевали у нас. Я тебе задание давал — разузнать, кто они и откуда. Что, не сделал? — Люк очень удивился.
Борис глянул на него так, будто хотел покрутить у виска пальцем.
— Так я ж вам через неделю отчет принес, лично в руки отдал. Вы мне еще премию обещали за скорость.
Люк нахмурился. Да уж. Заработался ты, милый друг. Точно ведь — приносил, папочка еще желтенькая такая была. И куда он ее засунул?
И Кембритч, погруженный в свои мысли, медленно пошел к дому.
Охранники проводили его взглядами, переглянулись.
— Опять наш чудит что-то, — сказал второй охранник, сочувственно похлопывая Бориса по плечу.
— Ну главное, разрешилось, — жизнерадостно ответил «проштрафившийся», с облегчением понимая, что все сделал правильно. — А чудит — так аристократия, они все немного тогось.