Страница 16 из 169
— Ваша светлость, — Люк поспешно наклоняется к ней, протягивая свою «писательскую» визитку, — пожалуйста, подумайте. Если вы хорошо относитесь к подруге, у вас есть возможность разрушить всю ту чудовищную ложь, которую вокруг них нагромоздили. Бояться уже давно нечего. Позвоните мне, пожалуйста, если вы решитесь…
— Отойдите! — властно командует она, захлопывая дверь. Но визитка остается у нее. И теперь нужно набраться терпения и подождать.
Через несколько дней он получает сообщение с предложением встретиться вечером в арт-кафе «Империя», расположенном в самом центре Иоаннесбурга. Это место для томных аристократов, с кабинками для приватных встреч и умеющими молчать официантами. Молодая герцогиня ждет его у окна в приват-ложе, курит. Она сильно накрашена — бледное лицо, темные глаза, темные волосы, ярко-алые губы. Весь вечер он любуется ею, напоминая себе, что он на задании, а она замужем. Он любит таких, как госпожа Симонова, — тонких, ухоженных, дорогих. Но почему-то во время их разговора в памяти всплывает совсем другое лицо — уставшей заплаканной девушки и ее прозрачные от слез серо-голубые глаза.
— То, что я вам расскажу, останется между нами, — предупреждает она.
— Но как же книга? — удивляется «писатель».
— Плевать, выкрутитесь как-нибудь. Мое имя упоминать запрещаю. Понятно?
— Понятно, — покорно кивает подставной журналист. — Зачем же вы тогда решились на встречу?
— Я устала жить с этим, — тихо говорит леди, и «Евгений» вдруг со всей очевидностью понимает, что она на грани истерики. — Мне нужно хоть с кем-то поделиться, иначе я сойду с ума.
Екатерина тушит сигарету, вытаскивает ее из мундштука и тут же закуривает вторую.
— Мне кажется, я видела Марину после… после того, что случилось, — наконец произносит она, и видно, что страшно переживает.
Писатель резко наклоняется к собеседнице, глаза его блестят.
— Как? Когда?
— Сначала, — она раскрывает свою сумочку, — вы мне поклянетесь на проклятии, что не причините ей вреда.
Люк, понятия не имеющий, зачем Тандаджи ищет королевскую семью, с некоторой опаской берет маленький плоский черный камень с иголочкой посередине.
— Я, Евгений Инклер, клянусь, что собираю информацию исключительно в познавательных целях и не для причинения вреда королевской семье или тем, кто дает мне информацию. — Он прокалывает указательный палец торчащей иголочкой. Кровь шипит, впитываясь в парные желобки, отходящие крестом от иглы, а запястье его окутывает едва ощутимая невидимая лента клятвы.
Симонова кивает и даже расслабляется немного. «Да уж, — думает Люк, — отважная женщина». А если бы он оказался из тех, кто давно ищет королевскую семью, чтобы уничтожить? Как она справилась бы с ними?
— Интересные вещицы у вас во владении, — замечает он, откладывая окровавленную салфетку, которую прижимал к ранке. Страшно захотелось курить, и он, подумав, все-таки плюет на конспирацию — ведь в отличие от виконта Кембритча писатель Инклер не курит, — достает сигарету и, щелкнув зажигалкой, затягивается.
— Наследство от бабульки, — спокойно говорит Симонова. — Она была из потомков блакорийской аристократии. Из Темных.
«Инклер» чуть не давится дымом от таких признаний. Ах да, чего ей бояться, он же клятву закровил, что не причинит вреда.
— Именно поэтому, — говорит она с нажимом, — я прекрасно знаю, что никто из королевской семьи не обладал ни каплей ведьмовства. Ни-че-го черного в них не было.
Люк с некоторой опаской и огромной долей азартного любопытства глядит на молодую аристократку. Ее суждению можно доверять, черная черную почует издалека.
— Мы легализованы, — объясняет Екатерина, поняв его опасения. — Регулярно ходим в храм, но это, если честно, не нужно. Темной крови во мне капля, не больше. Так что не бойтесь, кровь вашу я пить не буду. Тем более что это слухи. Потомки Черного поглощали энергию, и кусаться им для этого не было нужды.
— Но… — Люк задумывается, пытаясь сформулировать, — откуда все эти сплетни про то, что принцессы якобы были Темными, фотографии? Вы были свидетельницей происходящего, расскажите, пожалуйста.
— Они все, я имею в виду девочек, обладали какой-то специфической силой как наследницы Красного. Как все представители королевских семей континента. Эти сплетни — чистый бред, — она фыркает, и Кембритч с ней соглашается. — Все они — дети своих отцов, и среди их предков потомков Черного точно не было, так что и проявиться умениям неоткуда. Но вы же знаете простых людей — они готовы поверить во что угодно, если им это усердно втолковывать. Если учесть, как не любят в стране носителей Темной крови и какие ужасы им приписывают… Это был очень умный ход по дискредитации дома Рудлог.
— Вы меня обескуражили, леди, — хрипло произносит Люк, затягиваясь и глядя на собеседницу с новым интересом. И герцогиня, кажется, все понимает по этому взгляду, напрягается на мгновение — и иронично улыбается ему. — Как приятно поговорить со здравомыслящей, умной женщиной. И красивой, — добавляет он, ничуть не погрешив против правды, и леди вполне благосклонно принимает комплимент. — Расскажите мне, пожалуйста, про королевскую семью. И про то, как и когда вам показалось, что вы видели принцессу Марину.
Она делает глубокий вдох. Пока думает, в кабинку, постучавшись, заходит пожилой официант. Он, не здороваясь, ловко расставляет чашечки с кофе, конфеты, мороженое, пирожные, меняет пепельницу и величественно удаляется. Екатерина перехватывает удивленный взгляд своего собеседника.
— Я, когда нервничаю, либо курю, либо сладкое ем, — объясняет она с улыбкой, набирая ложечкой мороженое. — Успела заказать, пока ждала вас.
— И как вам удается сохранить такую фигуру?! — восхищается он вполне искренне, а она расслабленно смеется и грозит ему облизанной ложечкой:
— Осторожно, господин Инклер, а то я подумаю, что вы со мной флиртуете.
Он наклоняется вперед, позабыв и про бороду, и про дурацкие светлые волосы, и хрипло спрашивает:
— А что, если и так?
И видит ответ в ее расширившихся зрачках.
Эту ночь они проводят вместе, и их любовь болезненна и остра, как у всех одиноких, случайно пересекшихся людей.
Наутро, одеваясь и периодически затягиваясь из лежащего на подставке мундштука, Кэти спокойно рассказывает о своем детстве и юности. Люк вытирает тело после душа и внимательно слушает ее.