Страница 21 из 28
— Ты скоро придешь? — робко спросила она его, когда он собрался. Протянула ему узелок с копченой зайчатиной, с караваем хлеба.
— Не знаю, — ответил Макс совершенно искренне. — Я далеко сейчас ухожу, Далин.
Она стояла у изгороди, слушая, как он уходит, затем развернулась, приложила к щекам ладони и тихо заплакала. Макс ускорил шаг. Женские слезы в обоих мирах не добавляли ему добродушия.
Охтор заглянул и к себе в дом — там было прохладно и чисто. Усмехнулся: жизни разные, привычки одни. Надел под одежду броню, взял оружие, плащ — и ушел, хотя очень хотелось обратно, в привычный мир: он всегда боялся, что не сможет вернуться. Но за долгие годы Тротт привык к страху и научился с ним справляться, а раз уж он по своей воле спустился сюда, нужно проверить виде́ния Алекса.
Через три дня путешествия по папоротниковым лесам и болотам и стычек, по счастью, не с самой крупной живностью Макс пришел в харчевню, стоявшую на оживленном тракте. Перед выходом на дорогу охотник предварительно накинул морок на глаза — только они сейчас могли выдать его суеверным местным. Отрастающие крылья пока легко ложились под кожаную куртку, хоть и неудобно это было до невозможности. Послушал разговоры — где еще искать информацию, как не в месте, собирающем торговцев, разбойников, лазутчиков и охранников со всех провинций континента? Хозяин харчевни, знающий Охтора уже давно и наученный, что трогать гостя не стоит, исправно указывал ему на обозы, рассказывая, кто откуда идет и куда держит путь.
Макс слушал и наблюдал, поил разговорчивых купцов со́лтасом — местным аналогом пива — и тщательно отслеживал, чтобы не попасться на глаза иногда останавливающимся пообедать всадникам. Они, конечно, не одолели бы его, но потом на безродного, осмелившегося поднять руку на господ, объявили бы охоту, ну и харчевню бы спалили в качестве возмездия.
Ночевать высокородные тха-норы, да и простые аристократы — норы здесь не оставались: не по чину было делить кров с мужичьем. Но и во время коротких остановок они ухитрялись устраивать драки — одному из купцов, замешкавшемуся с поклоном, перерезали горло и бросили тело на влажной земле дороги, кнутом высекли хозяина харчевни за показавшееся кислым вино. Старый пройдоха, ко всему уже привычный, вечером все так же обносил постояльцев едой и пивом, хоть и морщился на поворотах и рубаха его под жилеткой набрякала от крови.
— Э-э-э, братец, — горячо говорил один из торговцев, прибывших из портового города, — говорю тебе, предсказание было. Хранительница капища упилась болью пленников и сказала, что скоро уже врата откроются в землю тучную и изобильную. Но надо готовиться, вот и созывает тха-нор-арх войска, дабы прийти туда победителем. Хранительница прорицает: утонем мы все скоро, земля наша, Ла́рта, как блюдечко в океан опускается.
— Я сказания про ту землю изобильную, как родился, слышу, — возражал ему второй, пузатый, захмелевший, — дурь все это, — он понизил голос, — думаю, опять крылатых воевать собрались. Говорят, милостью Ма́лика сумели развести сотни, а то и тысячи ранья́ров, да от тха-охо́нгов в окрестностях Лакшии уже не развернуться.
Макс кивал, запоминая. Раньяры — местные гигантские аналоги обыкновенных стрекоз, которые появились здесь совсем недавно, Ма́лик — чудовищный бог, один из пантеона, и новости эти — если они не окажутся обычными сплетнями — были пугающими.
Когда разговоры стали повторяться, он ушел в сторону столицы империи, Ла́кшии. И, хотя зарекался использовать дороги, в этот раз дал слабину. И поплатился за это на следующее утро, когда оглянулся и увидел, что его нагоняют трое всадников на охонгах — темно-зеленых, почти черных полубогомолах-полумуравьях, мелких родственниках тха-охонгов.
Ну как мелких… Размером с лошадь.
Макс еще надеялся на мирное разрешение ситуации, поэтому ступил на обочину, встал на колени, опустив голову. Ни к чему привлекать к себе внимание.
Всадники замедлили ход, и Макс напрягся — ездовые богомолы хоть и предпочитали растительный рацион, от свежего мяса еще не отказывались.
— Он? — крикнул один из преследователей в форме со знаками отличия местного феодала. Макс выругался про себя — нейры, наемники, цепные псы господ, имеющие полную власть судить и карать.
— Старик так описал, — высокомерно сказал другой, будто никого, кроме них, здесь не было. — Эй, ты! Лицо покажи!
Третий молча достал арбалет, направил на Тротта.
Макс откинул капюшон, глянул на заинтересованно присматривающихся к нему охонгов, щелкающих челюстями и опирающихся на передние лапы — острые, с зазубринами, — перевел взгляд на нейров. Двое спешились, достав мечи, подошли ближе, и главный, со знаками отличия, острием клинка коснулся шеи Макса — тот сжал зубы, все еще надеясь, что пронесет, — но меч прочертил кровавую полосу вверх, поднимая подбородок к свету.
— Глаза обычные, — сказал главный, присматриваясь. — Эй! Ты для кого вынюхивал в харчевне? Для Ве́нрши? Хано́ши?
Сдал все-таки хозяин, не удержался. Нейры платили за сведения золотом и покровительством, а тха-норы ловили лазутчиков друг друга с азартом и пятки поджаривали с удовольствием.
— Я просто общался. — За ворот текла струйка крови, а мозг уже просчитывал ситуацию, и мышцы напрягались, настраиваясь на драку. — Ждал обоз в Лакшию. Хочу там работу искать, почтенный, но ни одного обоза не было. Пришлось идти самому.
Воин, выслушав его с брезгливостью, что-то решил, толкнул в грудь сапогом — Макс повалился на землю и услышал свист стали. Тут же рванулся в сторону, прыгнул, уходя и от настигающего клинка, и от арбалетного болта, выпущенного нейром, остававшимся в седле. Сорвал свой плащ, махнув им перед носом у наступающего противника, развернулся за спину второго врага, свернул шею — и подставил его, уже мертвого, под удар соратника, чей меч разрубил тело, как свиную тушу.
Тротт отпрыгнул, оттолкнув труп — и тут же защелкали жвалами охонги, бросились вперед, на свежую кровь, и стали рвать недавнего хозяина.
Инляндец рванулся к потерявшему управление от прыжков «богомола» арбалетчику, взбежал по покатой хитиновой спине, увернулся от кинжала, вывернул нейру руку — мужчина закричал визгливо от ломающихся костей и замолчал, глядя на всаженный ему в грудь собственный нож. На губах у него пузырилась кровь, и он медленно повалился со спины охонга вбок, застряв в стременах. Макс выхватил меч, развернулся.
— Тебя же на кусочки порежут, тварь, — крикнул главный, замахиваясь мечом. — Ты же подыхать будешь до-о-олг…