Страница 19 из 28
Он завис в кромешной тьме. Пахло сыростью, застарелой, земляной, и при этом — озоном, как после грозы. Запустил сразу веер «светлячков» — те повисли шаром вокруг него, но, сколько ни вглядывался Макс во тьму, ему казалось, что нет ни пола, ни стен, ни потолка — он будто бы находился в бесконечности. Попытался открыть Зеркало — но портал сминало, скручивало, как листок бумаги.
Щитов словно коснулись огромные руки, сжали — и отпустили, и внутри Тротта рванулось тщательно сдерживаемое, голодное. Макс скрипнул зубами, добавил света, вгляделся, меняя магические спектры, — и медленно спустился на пол огромного зала. Кажется, он понял, куда попал.
Здесь искрило от избытка энергии. По стенам, неровным, словно созданным из сотен тысяч желобков, струилась вниз стихийная сила, и в третьем магическом спектре это выглядело ошеломляюще красиво — будто он оказался внутри огромного мерцающего водопада. Стен не хватало, и с потолка медленно текли разноцветные сияющие струи, огибали защиту инляндца и впитывались в пол. Пиршество для любого мага — но не для него: Макс спешно устанавливал еще щиты, выдыхая, чтобы бороться с искушением.
Святая святых старого университета, зал заземления последствий учебы тысяч студентов. Интересно, Алекс здесь бывал?
Природник затылком чувствовал чье-то присутствие, и волосы поднимались дыбом. И никак не мог определить направление — казалось, что смотрят со всех сторон.
— Ладно, — тихо проговорил Тротт, и эхо начало шелестом повторять его слова, — что вам нужно?
«Нуж-ж-ж-жс-с-с-сно-о-о… с-с-с-сно-о», — издевалось эхо. От стены раздался смешок, еще один, и вдруг загудел вокруг такой оглушительный хохот, что стихийный дождь распылялся в такт его раскатов и застывал в воздухе мерцающим туманом.
— Ну хорошо, — предупредил Макс, — не хотите говорить? Больше говорить не сможете.
Эхо от хохота все еще гуляло по залу, когда Тротт потянулся к сияющему дождю, уплотняя нити, утрамбовывая и перенаправляя. Загудело, зал стал подрагивать — медленно двинулись вдоль стен потоки стихий; струи, текущие по желобкам, отрывались от стен и, изгибаясь, сливались с набирающим силу ураганом. Инляндец снова поднялся в воздух — его потряхивало от желания выпить все вокруг, поглотить, но он все добавлял и добавлял мощи, чтобы потом ударить и снести и барьеры, поставленные неведомыми шутниками, и самих невидимых любителей посмеяться.
— Но-но! — раздался в зале громовой голос. — Не шали, малец! Сейчас ведь университет порушишь!
От стен, прямо из мерцающих струй, соткались две огромные фигуры — Тротт с трудом видел их через потоки, с ревом крутящиеся вокруг. Фигуры то расплывались, то становились четче, но черты лиц были ему знакомы. Вот какие вы, хранители старого университета, герои легенд и студенческих страшилок.
Макс присел, приложил ладони к полу и медленно, с трудом стал выкачивать чудовищный вихрь в землю. Зал мелко затрясся, а фигуры подошли ближе, сели, скрестив ноги и не без удовольствия наблюдая за инляндцем. И болтая, несмотря на то что подпрыгивали вместе с дрожью земли.
— Силен, да, Арик? А хлюпиком был каким, аж гордость берет! Наш воспитанник-та!
— Так, — процедил Тротт раздраженно: ладони горели, остатки созданного им урагана таяли призрачной пылью, невольно прихваченная сила игриво колола тело, — кто вы такие, я уже понял. Что нужно?
— Пугнуть тебя хотели, — с ехидцей ответил Аристарх, камен из коридора первого этажа. — Очень уж ты, малец, злобный.
— Обженить его надо, мигом подобреет, — буркнул второй и вдруг поменял форму, став похожим на Мартина, только огромного, светящегося, и Мартиновым же голосом добавил: — Эта он сублимируеть так.
— А может, прикопать его тут? — спросила мерцающая леди Виктория, повела плечом и подмигнула Тротту. — Никто и не найдет.
Макс выдохнул, отметив про себя, что в кабинете Алекса больше встречаться не следует. В голове зашумело. Он не переносил нелепые ситуации.
— А злится-то как, поглядь, — ехидно протянул псевдо-Мартин и погрозил Максу пальцем. — Ты вот что, малец, охолонь-ка. Поговорим. Пошто девчонку опять обидел? Она вон какая маленькая да худенькая! Ты хоть погляди, какая она хорошенькая, чисто козочка! И добрая!
— Нежить, — сухо сказал Макс, мысленно прокляв уже и свою доброту, и Алекса, и профессора Николаева, сладко спящего у себя в кабинете, — одинаково жрет и маленьких, и больших. От неправильной волшбы гибнут и хорошенькие, и некрасивые. Если ей руки оторвет, то доброта не спасет. Вы здесь сотни лет — сколько на вашей памяти студентов доживало до седьмого курса? Только с нашего потока из ста пятидесяти человек тридцать погибло до выпуска. И больше половины — в первые двадцать лет после.
Камены слушали его, и ехидное выражение на их лицах менялось на сочувственное, а фигуры друзей Тротта таяли, уступая место прежним обликам.
— Я даю знания так, — продолжал инляндец зло, и голос его отражался от стен, — чтобы им даже в голову не пришло совершить ошибку. Кто послабее — сам уйдет или на экзаменах отвалится, а кто посильнее — я буду уверен, что сделал все, чтобы они в живых остались. Сюда идут с пустыми головами, забитыми романтическими представлениями о том, какими они будут великими магами, как их будут все уважать. И не понимают, что это тяжелый труд, обожженные руки, ранения и постоянный самоконтроль. А вы со своей жалостью и сюсюканьем только вредите студентке.
— Все правду говоришь, но ты подумай, — совершенно нормальным голосом вдруг сказал Аристарх. Или Ипполит? — Время заматереть у нее еще будет. Ты тоже, малец, не сразу гиперученым стал, и замечу, что учится она поболе тебя на первом курсе. А сейчас сломаешь, и что?
— Целее будет. — Макс раздраженно дернул плечами. Камены смотрели на него с жалостью, он открыл Зеркало — никто ему не препятствовал — и ушел в свой привычный, спокойный, тихий лес. Без рыдающих девчонок и восставших духов.
Хотя нет, рыдающая девчонка тут уже побывала.
Весь день, пока он работал, Макса потряхивало, и он предпочитал думать, что это от избытка силы. Инцидент в заземлителе он уже забыл. А помнились ему злой взгляд зеленых глаз, юбка, едва прикрывающая колени, пальцы, испачканные мелом. И где-то глубоко снова шептал тихий голос совести: ну к чему тебе противостояние со вчерашней школьницей? Оставь ее в покое!