Страница 11 из 28
— Ничего такого, чего я бы не сделала сама, — заверила я ее. — Только пообедаем сначала, ладно?
Во время обеда в «Копытцах» позвонила Полли.
— Привет дезертирам! — радостно проорала она в трубку, пытаясь перекричать грохот. — Приехал отец, признался: это они с Марианом подарок на Васин день рождения строят. Но что — говорить отказывается. Сказал, что месяц чертежи делал. Каролинка наверняка ведь знает, зараза мелкая, она постоянно у отца в мастерской трется. И не раскололась! Специально подгадали, чтобы начать, когда Василина уедет. Точно ведь заговорщики! Так что готовься, долбить будут всю неделю! Я вот думаю: может, попросить Демьяна пораньше свадьбу устроить и сбежать к нему?
— Думаешь, это тебя так выживают, чтобы поскорее уехала? — спросила я ехидно.
— Что?!! — крикнула она.
— Держись, Поля, — я повысила голос, — видишь, как получается, подарок для Васи, а страдаем мы.
— Язва, — беззлобно буркнула она и отключилась.
Вечером я аккуратно отклеила повязку, промыла татуировку теплой водой и смазала ранозаживляющим. Полюбовалась на себя, хотя пока выглядело это ужасающе.
Катя не ошиблась: подбить я ее планировала на неприличное, и после обеда мы поехали в знакомый мне тату-салон.
При нанесении в этот раз было больно — то ли я отвыкла от боли, то ли кожа в этом месте такая нежная, но показалось, что я легче перенесла месяц набивки по сегменту огненного цветка на спине, чем одного небольшого рисунка сейчас.
Старый мой мастер смотрел на меня с удивлением и ворчал: ему никак не верилось, что девушка с розовыми волосами и совсем другим лицом, которую он помнит, и я — один и тот же человек. Пока я не показала ему спину. Он удовлетворенно хмыкнул и успокоился.
— Свою руку я всегда узнаю, — сказал он гордо, заправляя аппарат, — чудно́, конечно, но чего не бывает на нашей Туре.
Катя, на удивление, не отказалась и выбила себе на запястье йеллоувиньский иероглиф «свобода». Прямо поверх шрамов. И, в отличие от меня, не шмыгала носом.
Я не стала комментировать — видимо, после побоев мужа набивка для нее не оказалась болезненной. Да и у каждого свои способы борьбы с личными демонами. Я только надеялась, что рядом когда-нибудь появятся иероглифы «счастье» и «любовь».
После ужина я позвонила Мартину. Как-то странно было провести целый день, не поговорив с ним — тем более что повод имелся.
— Привет, ваше высочество, — сказал он своим глубоким низким голосом. — Жива?
— После бесконечного числа жалоб, которое ты выслушал, утирая мне нос, умереть было бы невежливо по отношению к тебе, — хмыкнула я и прислушалась: кажется, в трубке раздавались тихие мужские голоса. Любопытство взяло свое. — А ты где?
— Слышу типичные интонации ревнивой жены, — смешливо сказал барон, — еще немного — и готова будешь под венец. С друзьями, пьянствуем у Алекса.
— О! — обрадовалась я. — Как раз! Мартин! Хороший мой! Ты ведь меня любишь, да?
— Я уже боюсь, — с нотками паники произнес он. — Что, для тебя надо кого-нибудь убить? Ты так подлизываешься, только когда хочешь попросить меня о чем-то непотребном.
Я рассмеялась.
— Все прилично, клянусь.
— Жаль, — сказал он вкрадчиво, — я как раз думал, что у меня все до неприличия правильно в жизни.
Я в очередной раз отметила, насколько же он хорош с этими своими соблазняющими перекатами. Да, у кого-то фетиш — плечи или глаза, а у меня, видимо, голос.
— Не отвлекай меня, — строго произнесла я, и он удовлетворенно хохотнул, — потом отработаешь совращение невинных дев. Мартин?
— Да, Марина? — с великосветскими интонациями откликнулся он.
— Моя Катя хочет просить Александра Даниловича о работе. Ей очень нужно, Март!
Он помолчал, потом, видимо, вышел куда-то — мужские голоса пропали — и уже серьезно проговорил:
— Девочка моя, ты в курсе, что она темная?
— Еще со школы знаю, — упрямо и обиженно сказала я. — Ты же общался с ней, Март. Видел, какая она.
Он вздохнул.
— Дело в том, что у Алекса пунктик по поводу темных, Марин. Как у нас всех. Это все равно что держать рядом с собой бомбу — может рвануть в любую секунду.
Я расстроилась — и потому, что он говорил о моей Катьке, и потому, что впервые, наверное, не согласился помочь сразу, по первому слову.
— Она ходит в храм регулярно, отмечается. У них в семье никаких таких случаев не было. Мартин, — я уже почти умоляла, — ее очень обижал муж. Я не могу всего рассказать, да и не должна была этого говорить, если честно… но ей очень нужно, правда. У нее есть магический дар, она с детства хотела учиться в университете… Мартин! Ну Ма-а-арт!
«Как мороженое выпрашиваешь у взрослого».
— Чувствую себя мерзавцем, лишающим ребенка сладкого, — сказал он со вздохом — и опять в унисон с моим внутренним голосом. — Будет тебе сладкое, девочка моя. Если Алекс не согласится — возьму ее к себе, давно мечтаю о хорошенькой помощнице, а то при взгляде на моих грымз из ученого совета во рту кисло становится. Поговорю, Марин.
— Ты — мое чудо, — с чувством произнесла я. — Как я тебя обожаю!
— А ты — мое наказание, — ответил он со смешком. — Но я тоже тебя люблю, Марин.
Барон фон Съедентент произнес последние слова, уже заходя обратно в гостиную, и на мгновение его друзья затихли, с недоумением глядя на него.
— Что? — сказал Мартин, залпом допивая отставленную ранее кружку с пивом. — Вики, ты во мне дырку сейчас просверлишь, а я тебе пригожусь целеньким.
— Ничего, — буркнула она, закинув ногу на ногу, и аккуратно отпила из бокала. Мартин немного полюбовался на эти ноги, поднял взгляд выше — к мягкому платью, по всем изгибам фигуры к крупной груди, — наткнулся на ледяные глаза волшебницы, сделал невинное выражение лица и двинулся к столу. Макс уже потерял интерес и скучающе косился в сторону книжного шкафа, а вот Алекс глядел насмешливо, словно спрашивая: «Ты это специально, да?»
Барон сделал непонимающее лицо и потянулся к бутылке — налить себе еще.
— Кстати, Данилыч, — заметил он небрежным тоном, — я начитался предсказаний о конце света и, похоже, заразился вирусом прорицательства. И вот было мне только что виде́ние: предстоит на этой неделе тебе встреча со знатной красавицей, которая сделает тебе заманчивое предложение.
— И что? — серьезно спросил друг. — Соглашаться?
— Соглашайся, — подтвердил Март весомо и плюхнулся в кресло. — Даже если тебе сначала захочется ее убить.
Алекс глянул на него с азартом, со своим фирменным «охотничьим» прищуром, но блакориец развел руками — мол, сказал все, что видел, не обессудь.