Страница 6 из 145
Часть 1. Глава 2
Марина
Горе бывает разным. Кто-то носит его в себе, как Ангелина, и оно изъедает ее изнутри, прорываясь болью в глазах, упрямо вздернутым подбородком и нездоровой бледностью. Кто-то, как Каролина, выплескивает его вовне, растворяя в скипидаре и раз за разом упрямо рисуя солнечно-желтым и улыбчивым образ нашей Пол, распахнувшей руки, хохочущей, стремящейся навстречу, словно собираясь обнять или защекотать зрителя. Алина рыдает и твердит свои формулы или уходит на мороз гулять с высоким крепким парнем, готовым защитить ее от всего мира. Наш отец спасается от тяжести, помогая нести ее нам.
Мое горе имело вкус злости и табака, стучалось в виски головной болью, выворачивало наизнанку и склеивало ресницы солью — но слезы не приносили облегчения. Отсутствие Полины ощущалось как нехватка дыхания, невозможность вдохнуть полной грудью. Мы жили, привычно чувствуя друг друга, как младенец в утробе матери ощущает биение ее сердца, — только мы слышали вибрации пяти родных сердец. И без одного из них было страшно, тягостно и непривычно.
Видимо, за семь прошедших лет наша связь стала крепче — или мы стали сильнее? Когда ушла мама, ощущения были куда терпимее — или из-за переноса первый удар смазался. В понедельник же, во время операции, которая, по счастью, подходила к концу, меня будто ударило лопнувшей струной — только боль была намного сильнее. Сразу пришло осознание, что Полины на Туре больше нет, окружающее поплыло — и я только успела шагнуть в сторону, чтобы не свалиться на склонившегося над пациентом Эльсена.
Похоже, я стоила главврачу немало седых волос. Когда я очнулась от резкого запаха нашатыря в подсобке для медперсонала, рядом собрались чуть ли не все виталисты больницы, охранники, бормочущие в рации, и сам Новиков, нервно осведомившийся, как я себя чувствую.
Как будто мне вырвали кусок души.
Слезы текли сами по себе, и мне душно и мерзко было находиться среди людей.
— Нашатырь очень едкий, — я едва смогла выдавить из себя первые слова: горло схватывало, и хотелось рыдать, орать и крушить все вокруг. — Все в порядке, Олег Николаевич. Голова почему-то закружилась. Могу я пойти домой?
— Конечно. — Главврач нервно потеребил пуговицу на халате. — Эльсен настойчиво попросил отправить вас отдыхать. Может, вам взять несколько дней в счет отпуска, Марина Михайловна? Я приставлю к Сергею Витальевичу другую сестру.
Моих сил хватило поблагодарить обеспокоенных коллег, попросить не оставлять других пациентов без внимания и, не переодеваясь, добрести до «уголка принцессы», откуда меня забрал Кляйншвитцер.
Трясти меня начало уже в его кабинете, и флегматичный придворный маг как-то ловко и настойчиво заставил выпить склянку со знакомой успокоительной настойкой. Видимо, во дворце она пользовалась большой популярностью, и запасы всегда были под рукой.
Зелье мне не помогло — я лишь отупела и оглохла на пару минут, которых хватило, чтобы дойти до Семейного крыла, — и там уже, за спинами гвардейцев, охраняющих вход в коридор, я начала хватать ртом воздух. Голова снова закружилась, я прислонилась лбом к прохладной стенке и заплакала.
Мне срочно нужны были родные, и я, пошатываясь, пошла по коридору, вытирая мокрые щеки, и одну за другой распахивала двери покоев сестер, отца. Хоть кого-то теплого, своего рядом, чтобы обнять, найти опору!
Но везде было пусто. До студии, где наверняка сидели Каролина и отец, добираться сил не осталось. У последней двери — в детскую — я остановилась. Там взволнованно причитала няня, что-то ровно и успокаивающе говорил Мариан, а мальчишки рыдали в два голоса.
Только меня там не хватало. Я развернулась и пошла к себе. Прогнала горничную, забралась с ногами на кровать и начала судорожно звонить сестрам. Телефон мгновенно намок, и я слушала звонки, всхлипывала и оттирала его ладонью.
Открылась дверь: ко мне вбежала испуганная, растерянная Алинка. Губы ее дрожали, и я притянула ее к себе, заставив сесть рядом, обхватила, не переставая звонить, — и сестренка тоненько завыла мне в плечо.
Ответила Ани.
— Мы уже во дворце, Марина, — голос старшей был сдержанным и немного злым. — Сейчас будем. Отцу я позвонила.
Все собрались в моей комнате. И отец с Каролиной, и крепко обнимающий Василину Мариан. Кажется, только за счет мужа она и держалась — оперлась на него, прильнула, словно желая раствориться. И, вытирая с лица слезы и почему-то поглядывая на молчащую Ани, рассказала о том, что произошло в Бермонте.
— Луциус утверждает, что она в коме, а не умерла, — с неожиданной твердостью добавила Василина. — Тело осталось живо, хоть и ушло в звериную ипостась, значит, душе есть куда вернуться. Я верю, что так и будет.
Что нам оставалось, кроме веры?
— Просто проклятие какое-то, — горько сказала я. — Может, и правда кто-то из предков провинился, а мы теперь расплачиваемся?
Ани остро взглянула на меня и задумчиво опустила глаза.
— Можно навестить ее? — жалобным голосом спросила Алинка и сняла очки. Глаза ее были красными, веки — припухшими. Впрочем, мы все, кроме Ани, Мариана и отца, прижимавшего к себе Каролину, выглядели не лучше.
Василина покачала головой.
— Пока нет, Алиш. После полнолуния я договорюсь с Демьяном о визите. Он обещал держать нас в курсе, но сейчас у него в стране такая политическая ситуация, что не до нас. И мы с Марианом уезжаем в поместье. Полнолуние послезавтра, не хочу лишних тревог.
— Я продержусь здесь, Василина, — мрачно произнес Байдек. — Нет нужды, если это не вовремя.
— Дети ведь тоже почувствовали, — кротко ответила она. — Им там будет спокойнее. Поедем, Мариан.
— Но почему Пол так поступила? — расстроенно спросила Каролина. И снова Василина бросила на Ани быстрый взгляд, и снова от старшей повеяло холодом. Поругались? Что же там произошло такого, о чем нам не рассказывают?
— Потому что Демьян ей так же дорог, как и мы, Кариш, — вдруг сказала я сипло. — А ради любимого человека можно многим пожертвовать. Хотя я бы очень желала, чтобы она выбрала другой путь. Васюш. — Сестра подняла на меня несчастные глаза. — Только не вини себя. Мы все упертые. Если Поля так решила, то никто не смог бы ей помешать.
— Любовь — очень страшная вещь, — пробормотала Каролина.
И я не могла с ней не согласиться.