Страница 43 из 145
— Даже поучаствовать, если захочешь. — Чет встал. Макс умывался, жадно глотал молоко из кувшина, чувствуя на себе задумчивый взгляд второго дракона. А Мастер жестом поманил к себе двух девушек, почтительно дожидающихся у дверей, что вели во дворец.
— Начинайте.
Девушки уселись у кустов, покрытых ярко-белыми цветами, прямо на лазурную плитку двора. Достали инструменты — флейту и странные костяные пластинки, надеваемые на пальцы. И завели мелодию — сначала робко, тихо, а затем уже во всю мощь. Пластинки на пальцах отбивали быстрый ритм «тук-тук-тук-тук» — быстрее, чем стук сердца у бегущего человека, быстрее, чем стук копыт у несущегося жеребца, — а флейта вела свою песню, соединяя удары в единую тропинку.
— Вей Ши, — окликнул Чет прыгающего, — слышишь ритм?
— Да, учитель, — отозвался тот не останавливаясь. Говорил он с трудом.
— Рассчитывай прыжок на четыре. И делай сколько сможешь. На нас не отвлекайся. Заденешь веревку раньше, чем через три сотни прыжков, — сам пойдешь на ворота. А оттуда — снова прыгать.
— Да, учитель, — ровно насколько мог ответил внук императора. В глазах его горело упрямство.
— А твои методы не меняются, Мастер, — насмешливо заметил Нории.
— А зачем? — откликнулся Чет. — Если они работают?
Дракон повернулся к Максу. Тот уже снял рубашку, ботинки, разминался, крутя руками, поворачиваясь, наклоняясь. Во двор тихо пробралась Света, улыбнулась мужу, но не подошла. Села рядом с девушками — постеснялась потревожить Владыку?
— Восстановился? — В руках Четери появилось оружие. — Начнем. Доставай клинки. Слушай музыку. Ни на что не отвлекайся. Читай ритм. Вникнешь — мелодия всегда останется с тобой.
Тук-тук-тук-тук. Лейся, музыка, лейся. Свисти, сталь, свисти. Опять ты смотришь в глаза смерти, и опять внутри страх смешивается с безумным, бесконечным восторгом боя.
— Хорошо. Быстрее!
Тук-тук-тук-тук. Флейта как волшебная нить несет тебя над землей, и тело становится гибким, быстрым, и руки удлиняются до острия клинков.
— Хорошо. Еще быстрее. Следи за левой рукой. Пока слабая.
Тук-тук-тук-тук. К сухому щелканью пластин присоединяется новый звук: краем глаза ты видишь, как Светлана начинает отбивать в ладоши тот же быстрый ритм, что сопровождает тебя уже минуты или часы.
— Не отвлекаться!
Звенят клинки, поет флейта, и опять исчезает мир вокруг, и время пропадает, останавливается, словно наблюдая за боем. Ритм не ускоряется — ускоряешься ты, до грани, до боли, когда каждый поворот и прыжок грозит порвать мышцы, когда рукояти в ладонях почти раскаляются, а вибрация от ударов пронизывает все тело. Учитель смеется и наступает вихрем, а ты отступаешь — но держишься.
Сбоку полыхает серебристая гладь Зеркала, и ты на мгновение, на какую-то долю секунды отмечаешь это взглядом — и сбиваешься, и по спине плещет болью, вокруг разлетаются брызги крови, и лезвия клинков противника окрашиваются красным. И ты падаешь на колени. Флейта жалобно стонет и замолкает.
— Твою мать! — потрясенно говорит вышедший из Зеркала, бледный в синеву Мартин и несется к тебе.
— Стоять! — жестко рявкает Чет, ты умоляюще глядишь на друга, и Март словно на стену натыкается. — Убью! Поднимайся! — это уже тебе. — Вставай, щенок! Я кому сказал не отвлекаться? Вставай! — Дракон обидно, плашмя — как кнутом — вытягивает тебя клинком по спине, прямо поверх раны. — Я не закончил. Вставай! Бейся с рассеченными мышцами, с потрохами наружу! Пока жив, бейся! Ну!
Не пошевелиться, и Мастер разочарованно обходит вокруг и отворачивается. Март глядит на тебя и одними губами спрашивает: «Помочь?»
Ты качаешь головой, отстраняясь от боли, и встаешь, чувствуя, как по спине течет твоя кровь и рану дергает, словно припекает каленым железом.
— Хор-р-рошо, — рычит Мастер, склонив голову, и снова прыгает к тебе, поворачиваясь на лету. В тишине, наполненной звоном и свистом стали, вдруг снова отчетливо начинают звучать быстрые хлопки — это Светлана робко заводит ритм. К ней неуверенно присоединяются пластины, и наконец вступает флейта. Но тебе это уже не важно — важно не оступиться, не упасть снова, не увидеть презрения во взгляде учителя. Кажется, ты истекаешь кровью — немеют руки, голова начинает кружиться и темнеет в глазах, — а дракон всё не останавливается. И когда уже смиряешься с тем, что умрешь сегодня, все вдруг становится отчетливым и цельным, все приобретает резкость, а в душе воцаряется безразличие ко всему, что было и что будет, — кроме одного боя. Мастер скалится и смеется, и глаза его горят красным безумием, Светлана хлопает, и в хлопках этих слышны отчаяние и мольба, — а твои глаза выхватывают удивительный белый цветок на ослепительно-зеленом фоне, и ты почти чувствуешь его запах — и падаешь в темноту, отбив один из страшных ударов.
Макс очнулся от вкуса сладкого молока на губах. Четери держал его голову на коленях, чуть приподняв, и лил тонкой струйкой молоко в рот — оно проливалось мимо, смешивалось с кровью, стекало на лазурную плитку. Спину саднило, но боль была скорее фантомной. А вот слабость — настоящей.
— Хорошо, — сказал Мастер ласково и гордо. — Ты лучший. Так быстро, как ты, никто не обучался. Запомни состояние последних минут, так нужно биться всегда. Но если зазнаешься и начнешь ошибаться — высеку.
— Ожил? — раздался рядом встревоженный голос Мартина. Друг присел на корточки — он был непривычно серьезен. Взгляд его то и дело останавливался на плечах инляндца. — Я думал, всё. Придется мстить. Этот дракон не родственник ли нашего Алмазыча? Методы похожи.
Макс криво усмехнулся и сел. Сам взял кувшин с молоком и почти с рычанием начал пить.
Мартин со вздохом встал, покаянно покачался с носка на пятку.
— Извини, что отвлек. Я не должен был приходить. И вы извините, Четери.
— Пришел и пришел, — отозвался дракон, аккуратно проведя рукой по спине Тротта — тот дернулся, почувствовав вливающуюся в него энергию, заскрипел зубами. — Будешь моим гостем. Зато ученику урок: всё видеть, ни на что не отвлекаться.
Март помолчал.
— Меня не возьмете учиться?
— Нет, — строго ответил Четери. — Ты не гибкий, у тебя немного вывернута правая нога, и ты слишком тяжело дышишь. И самое главное: твое призвание — защищать, а не атаковать.
Он еще что-то говорил, а Макс пил и оглядывал двор, освещенный тусклым полумесяцем. У натянутой веревки никого не было, зато в темноте на воротах маячила фигура йеллоувиньца. Света уже сидела на скамье рядом с Владыкой Нории, о чем-то с ним говорила и старалась не слишком часто поглядывать в их сторону. Слуги у второй скамьи накрывали стол, и до тошноты остро пахло едой.