Страница 8 из 32
— Воля твоя, батюшка, но я бы пригодился и здесь, — отвечал второй. — На Севере неспокойно, окорот нужен.
— Ты славный воин, Седрик, но и у меня рука пока сильна, — усмехнулся первый, — меч удержит. Пробудешь там год, может, два — сколько понадобится, чтобы объехать все города Владык и понять их уклад. А будешь в Тафии, пойдешь в их университет: давно хочу наш сделать таким же славным, как у драконов, вот и разузнаешь для меня, как что там устроено.
Искорка в свече на искусно сделанном столе из черного дерева беспокойно шевельнулась, свеча вспыхнула, осветив два лица. Еще юное — нет, наверное, и восемнадцати лет — Седрика-Иоанна Рудлога. И тяжелое, заматеревшее — отца его, Ве́льгина.
— За тобой пущу корабли по океану, пройдут по реке Неру и будут ждать сколько нужно в Тафийском порту; на них и вернешься, когда увидишь все, что нужно. Это оговорено.
— Да, отец, — Седрик едва заметно склонил голову в знак покорности, хотя лицо его было мрачным и сердитым.
— С тобой полетит широкое посольство, бери и гвардию свою — негоже королевскому сыну без свиты. Довольно они пили твою кровь; теперь запечатлены и в чужой стране прикроют, если понадобится. До конца жизни не будет вернее у тебя людей.
И опять Седрик склонил голову.
— Да, отец.
Взметнулось пламя костра — то во дворе огромного дворца в Лонкаре жарили мясо, встречая высоких гостей. Полетели искры, и среди них одна — живая, маленькая. Высоко взлетела: все видно с небес, все слышно.
Владыка Владык, Те́рии Вайлерти́н, устроил пир, чествуя посольство из Рудлога, и юный Седрик, сидя за столом по правую руку от огромного красноволосого дракона, пил вино и посматривал на окружающую роскошь.
Были здесь и Владыки других городов, и прекрасные драконицы, смелые, не склоняющие голов — в отличие от женщин Рудлога, — и видели они силу сына Красного, и взгляды их горячили кровь.
Жарко было этой ночью в Песках, и вовсю били фонтаны, и ворочалась на горизонте далекая гроза, и пахло зеленью и близким морем. Прекрасны и свежи были Пески, и сердце королевского сына, привыкшего к битвам и стали, смягчалось — не мог он не любоваться окружающим великолепием.
Обилен и шумен был пир — а Седрик и Терии вели неспешные разговоры, как равный с равным, и благосклонно слушали они песни сладкоголосого барда Мири, и с азартом наблюдали, как гвардейцы и драконы меряются силой, испытывая друг друга в поединках.
Сильны были пришедшие из Рудлога, но не уступали им и драконьи бойцы. А в конце встал из-за стола высокий дракон-воин, перебросил красную косу через плечо и крикнул:
— А кто против меня осмелится встать? Кого поучить сейчас, на славном пиру?
Замолчали и люди, и драконы. Слава Четери, Мастера клинков, гремела по всей Туре, и не было бесчестьем проиграть ему — ибо никто до сих пор не мог его победить.
Один за другим стали выступать вперед воины из рудложской гвардии — и драконы тоже кланялись, просили дать им бой. И под короткий мотивчик, наигрываемый Мири, великий Мастер, быстрый, как молния, и такой же смертоносный, сразился с каждым — и никто не продержался против него до окончания мелодии. Кроме Нории Валлерудиана.
Искорка в небе задрожала, спустилась вниз звездочкой, засияла радостью и тоской.
Такой же, как сейчас, только в зеленых глазах нет смертной печали, воспоминаний о боли. Такой же — но выглядящий куда младше, беззаботнее и веселее, хотя и чувствовались от него знакомые прохладные волны силы, и виднелась в глазах мудрость.
— Мой сын, — с затаенной гордостью сказал Терии Седрику. — Владыка Истаила. Он и его брат будут сопровождать тебя по Пескам. Придет время, и он станет Владыкой Владык; и как вам нужно узнать нас, так и ему будет полезно узнать вас за время твоего пребывания здесь.
Славным был этот поединок, но и Нории упал, обливаясь кровью, — со смехом помог ему подняться Мастер клинков, похлопал по плечу. И зарычал, оглядывая всех безумными глазами:
— Неужели никого не осталось? Неужели больше никто не порадует Владыку и Седрика?
И тогда выступил вперед долговязый юноша, и снова затрепетала искорка, но уже от печали — это был Марк Лаурас, убитый Четом в ее страшном сне. Он поклонился с почтением, поднял слишком большой для него меч — и начался бой.
И преобразился нескладный парень. Зажглись глаза его тем же вдохновением, что сверкало во взгляде Четери. И был поединок так красив, так совершенен и длился по сравнению с другими почти вечность, что замолчала давно музыка и стихли разговоры, а сталь все звенела, и юный гвардеец все стоял против Мастера. Но не выдюжил — упал, пропустив удар, — и Четери сам залечил его раны, поднес ему чашу с вином и подошел к столу, где сидели Седрик и Терии.
— Сын огненного бога, — сказал дракон, улыбаясь шальной улыбкой, — нашел я сегодня себе ученика. Отдай его мне в обучение. Отпущу, как только научу всему, чему могу.
Седрик посмотрел на Лаураса, самого юного среди его гвардии, — и кивнул. И просветлел лицом Мастер. А огненную искорку подхватило ветром и снова понесло куда-то сквозь время, останавливая на мгновения и опять увлекая вперед.
Вот дворец Истаила; Ангелина мгновенно узнала его. Тлели в золотой курительнице благовония, и потрескивали искрами, сгорая, драгоценные масла. А вокруг были покои Владыки, хорошо знакомые ей. Неподалеку от курительницы, в просторном холле, Нории учил Седрика играть в шахматы, и повзрослевший сын Рудлога старался не горячиться, продумывать ловушки, выдерживать характер.
Как все привычно. Даже шахматный столик стоит на том же месте, где она видела его в последний раз. Где играли они с Нории.
Тут же и Энтери: расположился на софе, наблюдая за игрой. Мужчины пили вино и разговаривали. И тон разговора был шутливый и дружеский.
— Ваши женщины, конечно, хороши, — жарко и со знанием дела говорил Седрик, — но, простите меня, друзья, очень уж своевольны и свободны. Я люблю наших дев, теплых и мягких, мужчинам не перечащих; мять такую — одно удовольствие.
— Все мужчины любят тихих, — рокочуще согласился Нории, — поэтому у нас многие остаются неженатыми до конца дней своих. Одно дело — брачный полет, другое — жить вместе.
— И ты не собираешься брать жену? — удивился Седрик.
— У меня полсотни нани-шар, друг, — ответил Нории с улыбкой, и искорка сердито затрещала, заполыхала в ароматном табаке, — нежных, как пух, так зачем мне приводить в дом колючку?
Мужчины захохотали, и огненная искорка беззвучно смеялась вместе с ними.