Страница 27 из 30
Внутри дом состоял из одной комнаты, в которой находились и беленая печь — от нее ужасно несло жаром, несмотря на открытые окна, — и несколько широких лавок у стен, застланных как постели, и настоящая кровать. Большой стол, крепкие стулья-табуреты вокруг, множество полок с утварью и сундуков, подвешенные к балкам шкуры и травы. Было очень чисто — впрочем, в доме Тротта не могло быть иначе. И пахло вожделенным хлебом и кислым молоком. Алина, положив сумку на указанную ей скамью, почувствовала, как дрожат руки. И, когда села с лордом Максом за стол, чуть не расплакалась от голода. Тут были и хлеб, и масло, а Далин, даром что слепая, ловко доставала плоские горшки из печи и ставила их перед путниками: мясо с какими-то овощами, продолговатые клубни, очень похожие на картофель, густой напиток, пахнущий ягодами. Венин расставляла посуду, радостно поглядывая на Тротта, он же задавал вопросы про дела поселения, и женщины ему отвечали. Алинка молчала. Она чувствовала себя лишней, и ей было очень неловко перед хозяйками. И еще она очень сердилась на лорда Макса — ведь не предупредил, не рассказал, что живет не один.
— Не ешьте сразу много, — предупредил инляндец, когда она взялась за ложку. — Будет плохо.
— Знаю, — буркнула она в тарелку и с наслаждением откусила маленький кусочек чуть кисловатого, но очень вкусного хлеба.
После ужина Тротт поднялся, сообщив, что должен поговорить с главой поселения. За окнами уже стояла темнота, а внутри дома Венин зажгла несколько свечей и лучин. В печи мерцали красным раскаленные угли.
— Венин и Далин покажут вам ванран и помогут там, — сказал профессор, открывая дверь. Женщины закивали, а Алинке захотелось броситься за ним, вцепиться и умолять не уходить, но она стиснула ладонями края скамьи и тоже кивнула. Дверь захлопнулась, и тут же поднялась слепая хозяйка, Далин. Принцесса чуть сжалась, а женщина подошла к ней и спросила робко:
— Можно потрогать тебя? Я не вижу.
— Ой… да! — с облегчением проговорила Алина. Кажется, ее тут боялись больше, чем она их.
— Красива-а-ая, — сообщила вторая, Венин. — Воло-о-осы би-елы-ы-ые. Как у ко-азы-ы.
Далин, как раз трогающая волосы, улыбнулась. Она была очень милой, чуть полноватой, и улыбка была приятной, и руки — мягкими и теплыми, и тем страшнее смотрелись шрамы вокруг незрячих глаз. Она коснулась крыльев, погладила.
— А мне можны-о? — застенчиво попросила Венин. — Кры-ы-ылья?
Алина глянула на нее, в горящие интересом глаза — и вдруг увидела в ней себя, молоденькую любопытную девушку. Никакой агрессии или обиды. Значит, это в порядке вещей — когда лорд Тротт приводит кого-то в дом?
— Очие-ень краси-ивая, — глухо выговаривая звуки, повторила Венин, когда хозяйки вдоволь нагладили пух на крыльях, а принцесса по их просьбе оными крыльями помахала — со смешком понимая, что чувствовал после подобного профессор. Женщины оказались совсем безобидными и спокойными, и пятая Рудлог расслабилась, завертела головой, разглядывая дом.
— Хотела бы и я знать, как выгляжу, — сказала она печально. — У вас нет… — она сообразила, что не знает, как будет «зеркало», и замялась, пытаясь подобрать слово. — У вас нет, чтобы я могла посмотреть на себя?
Венин наморщила лоб, пытаясь понять, а Далин, прислушиваясь, вдруг махнула рукой в сторону двери.
— Посмотреть в тро́гше, — сказала она и повела ладонью вокруг лица. — В ванране. Пойдем?
«„Трог“ — это вулкан, — вспомнила Алина, когда Венин вручила ей плошку с разбрызгивающей жир свечой, сама взяла вторую и поманила к выходу. Далин шла за ними. — А „ше“ тогда что?»
Во дворе было темно и очень тихо, и глаза мгновенно перестроились на ночное зрение. В курятнике приглушенно ворковали засыпающие куры, из далекого леса слышалось пение птиц и верещание ночных ящеров. Тускло сияли две луны, одна за другой уже поднявшиеся на небосвод, да кое-где виднелись на облаках красные пятна вулканического света.
— Как раз ванран согрелся, — проговорила Далин из-за Алинкиной спины. — Охтор приказал помочь, пока вымоешься, а там подкинем дров для него, еще больше нагреем. Он любит, чтобы было пожарче, когда его моют. Придет — будет доволен.
«Охтор любит, когда его моют, — сказала себе Алина упрямо. — Не лорд Тротт. Он просвещенный человек и вообще не очень-то любит чужие прикосновения».
Они спустились в ванран, оказавшийся даже не постройкой — холмиком с уходящей под землю дверью и небольшими окошками под дерновой крышей, из которых тянуло дымком и паром.
— Ба-ольшо-о-ой! — гордо сказала Венин, поворачиваясь к Алине, и застыла, подняв руку со свечой и рассматривая гостью. — Глы-аза-а-а! Светя-а-а-атся! Ка-ак у Охто-ора!
— Светятся, — согласилась Алинка, оглядываясь. Подземная купальня правда оказалась большой. Закопченные стены и потолок были укреплены тонкими стволами — будто под землю закопали настоящую избушку. В углах стояло несколько папоротниковых колод с водой, по стенам — низкие лавки с кувшинами, чашами, горшками. Пол был устлан соломой и огромными листьями — и пахло сыростью и чистотой так, что Алинке тут же захотелось снять грязную одежду и отмыться до скрипа.
Далин хлопотала у одной из стен ванрана над широкой глиняной чашей — она была заполнена тлеющими углями, дым от которых выходил в окошко сверху. Было душно и влажно. Хозяйка ловко, словно все видела, набирала воду из кадки в кувшины и ставила их в угли.
Венин, не стесняясь, сбросила на лавку юбку, сорочку и поманила Алинку за собой, в угол. Алина, держа в руках свечу, пошла за ней и остановилась у прислоненного к стене огромного осколка какого-то камня. Он был размером с корыто, плоский и весь запотевший. Венин протерла его тряпкой, поднесла свечу ближе.
— Смо-а-атри, — просипела она. Огонек отразился в камне, Алина шагнула ближе, поднимая свою свечку, — и дернулась, чуть не вскрикнув.
Из глубин черного полированного камня на нее глядела мама. Принцесса заморгала — в глазах расплывалось — и мотнула головой, склонившись вперед, почти вплотную. И мамино лицо приблизилось, и видны стали различия: чуть шире расставленные глаза, более пухлые и какие-то неправильные губы — верхняя больше нижней, затравленный взгляд фосфоресцирующих зеленых глаз, острые скулы. Алина повернулась — черные крылья за спиной, и пух свисает клочками. Волосы темнее, чем у мамы, но тоже волнистые, только вихрами вокруг лица. Она задумчиво отдала Венин вторую свечу и потянула с себя сорочку, потом развязала пояс штанов. И снова приблизилась к зеркалу.