Страница 21 из 31
— Я очень постараюсь, Марина, — пообещал он серьезно. Прикусил камень, чертыхнулся, покосившись наверх: мурлыканье Ирвинса стало громче, — и проговорил шипяще: — Надо ос-с-становиться. Иначе слегка безмозглым и невменяемым сейчас стану я, а до отлета мало времени. И много дел.
— Очень много? — прошептала я ему в губы, и мы некоторое время увлеченно целовались — пока сверху не раздались поспешные удаляющиеся шаги. Кажется, мы сбили Ирвинсу песенный настрой.
Люк отстранился и потряс головой, глядя на меня потемневшими глазами.
— Дела, — напомнила я ему со всей строгостью.
— Дела, — согласился он хрипло. — Пойдем в мой кабинет, детка, я хочу тебе кое-что показать. Приличное.
— Боги, — пробормотала я восхищенно, первой начав подниматься, — неужели лорд Дармоншир задумался о приличиях?
За спиной раздался короткий смешок.
— Скорее о том, чтобы беднягу Ирвинса не хватил удар.
Мы прошли на четвертый этаж, к кабинету Люка. Я держала его за руку, а он то и дело поглядывал на меня, на серьги в моих ушах — но тут же отводил взгляд, словно напоминая себе, что нет времени. И молчал.
— Я заинтригована, — призналась я, закрывая за собой дверь кабинета и прижимаясь к ней спиной. Люк, коротко поцеловав меня, поспешно направился к столу, и я не стала его дразнить. — Может, расскажешь, в чем дело?
— В том, что твой супруг — болван, — едко ответил он, доставая из ящика стола большой ключ. Покрутил его в пальцах, показывая мне.
— Бывает, — согласилась я с нежностью. — Но я все еще тебя не понимаю.
— Я давно должен был дать тебе доступ в фамильную сокровищницу. — Люк подошел к стальной двери в сейфовую комнату, расположенную в стене меж книжных полок, вставил ключ в замочную скважину, подождал, пока я подойду, и набрал код. — Война продлится неизвестно сколько, деньги обесцениваются, тебе как хозяйке Вейна понадобится золото.
Дверь распахнулась, открыв еще одну: тяжелую, старую, в небольших подпалинах, сколах, царапинах, но все равно монолитную и несокрушимую. На ней не было замочной скважины, но в центре находился запирающий артефакт: темный след, будто кто-то прислонил к дереву раскаленную железную руку.
— Сюда за время существования Вейна пытались проникнуть и воры, и нечистые на руку слуги, — говорил Люк, прикладывая к следу свою ладонь. Она на мгновение окуталась голубоватым свечением — и дверь открылась. За ней в сокровищнице вспыхнули огни, освещая многочисленные полки. — Но доступ может дать только глава дома. Дед дал мне его, когда мне исполнилось шестнадцать. — Он взял мою ладонь, приложил к двери, прошептал несколько слов на староинляндском, и я почувствовала, как дверь отозвалась холодком. — Заходи, Марина. Теперь ты всегда сможешь открыть ее.
Я с любопытством шагнула внутрь. Комната была не больше моей гостиной, но широкие полки у стен все были заставлены сундуками, ящичками, футлярами и мешочками с драгоценностями, а также подставками, на которых ожерелья, браслеты и прочие украшения висели просто так, гроздьями. Несколько сундуков стояли и на полу.
Люк наблюдал за мной, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к двери. Я, усмехаясь его выдержке, открыла один из сундуков, невысокий — он был полон золотых монет, ходивших в Инляндии наравне с бумажными деньгами, — открыла второй, огромный, высотой со стол — он с горкой был наполнен мелким речным жемчугом.
— Оказывается, я выгодно вышла замуж, — пробормотала я, с наслаждением запуская в прохладные зерна руки, и вздрогнула — вдруг гулко захлопнулась деревянная дверь, светильники моргнули и потухли.
— Люк? — шепотом позвала я, поворачиваясь, — и не успела выдохнуть, когда в темноте он прижал меня к сундуку, и засмеялась, отвечая на терпкий, нетерпеливый поцелуй. — А как же дела? — поддразнила я, когда он скользнул губами к уху, к серьге с сапфиром.
— Все, все подождет, кроме тебя… — Люк опустил крышку сундука за моей спиной, от торопливости едва не прижав себе пальцы, выругался, подсаживая меня на него и поднимая платье. Темнота, его шумное дыхание, острые прикусывания кожи и нетерпение сделали свое дело, распалив и меня, и я забыла обо всем, что ждало нас снаружи, с жадностью отвечая на каждое движение, на каждый стон и вздох.
— Привести тебя к драгоценностям было изначально обреченной идеей, — проговорил он с хриплой иронией, когда мы пытались отдышаться, прижавшись друг к другу. Наша любовь в этот раз оказалась такой острой, горячей и быстрой, что у меня до сих пор бешено колотилось сердце и мелко подрагивало тело. Было так хорошо, что хотелось улыбаться и плакать одновременно.
— Отличной оказалось идеей, — возразила я расслабленно, целуя его в щеку. Глаза мужа, сияющие мягким белым светом, медленно тускнели.
Мы не спешили отпускать друг друга и обнимались там, в темноте, полной запахов старого дерева и нашей близости, прижимаясь друг к другу и прощаясь без слов поцелуями, ласками, прикосновениями. Он знал, что я буду ждать, я знала, что он сделает все, чтобы вернуться.
Люк улетел через час, успев пообщаться с Леймином по поводу нашей эвакуации на случай нового наступления врагов и поговорить с Энтери, написать письма для Таммингтона и Нории, попрощаться с леди Лоттой и Ритой. Мы провожали его с лужайки перед замком, и наши глаза были сухи — только когда свекровь крепко сжала его плечи и прошептала: «Только вернись, заклинаю, и сбереги брата», — я заморгала, останавливая слезы.
Он улетел, а мы постояли, глядя в небо, и тяжело побрели обратно к замку. Работать, жить и ждать.