Страница 34 из 94
Я требовала от Леймина сводки с фронта, я жадно ловила новости из Рудлога и других стран: так, я знала, что в Йеллоувине первого мая открылся портал и в битве погиб император Хань Ши, а битва идет до сих пор, что Мартин в составе сводной блакорийско-рудложско-бермонтской армии наступает на Блакорию. В Рудлоге враг подбирается к Центру, но ситуация разворачивается не в его пользу, и иные городки переходят из рук в руки, а инициация Таммингтона прошла удачно, и мой муж уже вернулся в армию, успев поучаствовать в спасении драконов из рушащегося Драконьего пика (я только-только три дня назад отправляла туда вещи и пропитание вместе с драконами Вейна, услышавшими Зов Нории).
А еще я заметила, что мой внутренний голос почти замолчал.
«Это потому, что ты наконец-то пришла к миру с самой собой», — тут же отзывался он, и я улыбалась.
Я действительно больше не ощущала себя неправильной сестрой, которую очень любят, но которая постоянно в чем-то виновата. Я оставалась третьей принцессой из дома Рудлог, но я была Мариной, герцогиней Дармоншир, медсестрой, невесткой, женой и будущей матерью, которая ни от кого не зависела, никому не подчинялась и ни перед кем не должна была держать ответ, кроме своей совести.
Со мной продолжали твориться странные вещи. Иногда с наступлением сумерек я видела в зеркалах змеиные тени.
— Почему вы приглядываете за мной? — спрашивала я с любопытством, но они только загадочно шипели и качали хвостами.
Мне не хотелось складывать два и два: вопрос Люка, не желаю ли я становиться королевой, и интерес змей-хранительниц Луциуса, но мысль, уже оформившись, меня не покидала. Поэтому я искренне желала Таммингтону удачи. Большой, всегосударственной удачи.
Иногда, когда я засыпала, мне казалось, что я парю над кроватью, но спалось мне так сладко, что меня ничуть это не пугало.
А еще я продолжала летать во сне. И это и стало моим секретом. Первый раз это случилось, когда я сходила с ума после смерти Люка и мне снилось, что я птицей летала к нему, чтобы обнять его. Потом, когда он воскрес, выяснилось, что это не было сном. А теперь оказалось, что способность неосознанно оборачиваться птицей осталась со мной.
Люк улетел двенадцать дней назад, и ночь после этого я спала тревожно, ворочаясь, просыпаясь, думая о том, что нам предстоит. А на следующую ночь от бессоницы не осталось и следа. Правда, утром я вспомнила свой полет над морем и лесами, вспомнила, как восхитительно ощущение крыльев, мощно бьющих по воздуху, скольжение в небесах, как грозно и в то же время совершенно выглядят сверху холмы и море. Я решила, что мне все приснилось — пока еще через ночь не очнулась в воздухе над фортами в птичьем обличье.
С тех пор я летала почти каждую ночь, иногда просыпаясь во время полета, иногда — нет, и тогда мне оставались лишь воспоминания.
Я вспоминала, как с башен замка, стоит мне вылететь из окна, срываются огнедухи и сопровождают меня так далеко, как могут (слава богам, что они часто так играли сами по себе и это не вызывало беспокойства охраны), а затем, чтобы не иссякнуть, прячутся ко мне под крылья. Как одна за другой поднимаются огнептицы, привязанные мною же к фортам, и летят поздороваться, а оставшиеся части гарнизонов выбегают во двор, чтобы посмотреть на вереницу играющих огней в небе.
— Течение стихий сейчас меняется, — объяснял вопрошающему Леймину наш маг Тиверс, — возможно, с этим связано поведение огнедухов. Чтобы сказать точнее, нужно наблюдать.
Жак морщился, хмурил брови, и я надеялась, что он не прикажет тщательнее просмотреть ночные записи с камер, направленных с леса на замок — иначе внимательный глаз может и заметить птицу, вылетающую из моих окон ночью и возвращающуюся к утру.
Мне было страшно, что я не могу контролировать свои обороты: днем после первого полета я попыталась обернуться, но полиморфия всегда давалась мне куда хуже, чем Полине, и получилось не сразу. Я вспорхнула на столик перед зеркалом, чтобы рассмотреть себя — маленькую соколицу с темно-красным оперением и замешательством во взгляде. А во сне же это происходило так естественно, будто я с рождения существовала в двух обликах.
Мне было страшно, что во время полета я наткнусь на раньяра (хотя ночами они практически не летали) или меня подстрелит кто-то из своих. Вечерами я уговаривала себя никуда не летать, напоминала о долге — но другая, свободная я раскрывала ночью крылья и вырывалась в окно. И летела к Маль-Серене, или за границу с Рудлогом, или к фортам и далеко за форты, глядя на следы войны, заглядывая в окна домиков, где каким-то чудом продолжали жить люди. Я летела по следу дармонширской армии, видела военные машины, орудия, отряды берманов, которые в обороте спали прямо на земле, эмиратские корабли в море. Я видела штаб нашей армии и узнала командующего Майлза, который отчего-то бодрствовал. Я видела Берни и майора Лариди. С каждой ночью я залетала все дальше и боялась, что однажды не успею вернуться к утру.
Но я успевала и утром была полна сил, а дети так активно толкались и щекотали, что понятно было — у них сил тоже достаточно. Мне было страшно, но я вспоминала, кто их отец, и успокаивала себя: возможно, эти полеты были нужны им, а не мне.
— Что со мной происходит? — спрашивала я у теней в зеркалах. — Как мне это контролировать?
— Красссные, — шипели в ответ, — вссссегда полны неосссжиданосссстей. Летайсссс, разсссс ветерсссс зоветсссс… а для контроляссс змеенышей всегда просссят вссспомнить сссвое имясссс… поссстарайся вссспомнитьссс в полетессс.
Разумом я понимала, что не стоит это держать в секрете, ведь случись что со мной — и меня даже не найдут. Но… меня всегда сопровождали огнедухи, а выносить еще одну волну заботы о моей безопасности я просто не желала.
Вчера нам принесли радиограмму, что Люк с лордом Робертом вернулись в расположение штаба армии. А сегодня, незадолго до обеда, сразу две. Первая — от Зеленого крыла Рудлога — что спасательная операция у Драконьего пика завершена, и все драконы Вейна сейчас летят в Истаил, помогать восстанавливать истощенных собратьев, но через несколько дней вернутся в замок. Мы, конечно, привыкли к помощи виталистов-драконов и теперь нам приходилось туговато. Благо раненых было немного — в основном те, кто находился на долечивании.