Страница 33 из 74
Глава 11
— С наступающим Рождеством Господним! Ждите святого Николая в гости сегодня!
Крики с улицы были слышны даже через закрытые окна, за которыми крупными хлопьями падал снег. День перед Рождеством — время, когда любой становится немного счастливее, на время забываются распри и ссоры, а католики и протестанты, если не проводят святую ночь перед камином с семьей, то набиваются в таверны и празднуют, забыв о вражде и взаимных претензиях. Во всяком случае в Эрфурте.
— Хорошие дети получат подарки! Плохие получат по заслугам! Рождество на пороге!
Я попытался потянуться, но боль в ребрах заставила опустить руки. Пуля бандита из подворотни черканула по кости и оставила на память о себе косой шрам. После боя я все-таки впал в беспамятство, и Виктория почти на себе вынесла меня к людям, а там уже меня притащили к лекарю. Я пришел в себя и пришлось влить в меня две бутылки вина, чтобы без проблем зашить рану.
— После этого ты пытался отмахиваться от герра Бедельвайса одной рукой, приговаривая, что не можешь удовлетворить его желания потому как не по этому делу. Да и вообще влюбился и будешь верен только своей избраннице. Ты был тверд, но искренне извинялся за это. Дурман — страшная вещь. — со смехом рассказывала мне Виктория на следующий день.
Католический день святого Фомы я провел в беспамятстве, а после проснулся готовым на любые свершения, однако доктор строго-настрого запретил не то что геройствовать, а просто двигаться всех меры. Идиотом я не был и пришлось стать временным затворником, благо Виктория посещала меня каждый день. А большего я и не желал. Или желал?
Неделя перед Рождеством прекрасная пора. На улицах города появляются католические вертепы и ярмарки. Одна как раз расположилась в шаговой доступности от моего скромного жилища, и я третьи сутки вставал с выкриками о наступающей святой ночи. Но самым невыносимым был запах жаренных кровяных колбас и пряностей от глинтвейна и пунша. Слюна сама предательски наполняла рот и хотелось поскорее выйти из своей темницы. А больше всего хотелось прогуляться с прекрасной Викторией по праздничному городу.
— Ждите святого Николаса и его верного Руперта! Подарки получат только послушные дети! А плохих побьет Руперт! Колокольчики уже звенят! Приходит Святое Рождество!
В католических областях наших земель день святого Николая по своей популярности не уступает самому Рождеству. По римской традиции святой Николай, добродушный епископ с длинной седой бородой и золотым жезлом. Он ходит по городам и деревням, оказывается в домах богачей и бедняков, чтобы узнать у родителей о поведении детей, выясняет, знают ли дети молитвы и песнопения, одаривает послушных. Непослушных же посещал друг и помощник святого — кнехт Руперт. Он выглядит как человек с длинной бородой, одетый в мех или покрытый соломой. Кнехт Руперт иногда носит с собой длинный посох и мешок с пеплом, а на его одежде есть колокольчики, которые звенят, предвосхищая приход Рождества. Кнехт бьет розгами непослушных детей или отставляет им вместо хороших подарков уголь, пепел и камни. А если ребенок был очень плохим весь год, тогда его посетит Крампус, его роль — наказывать невероятно капризных детей. Рогатый злобный дух либо засовывает сорванца в свой мешок, чтобы отнести в свою пещеру и затем съесть в день Рождества. А вот если ребенок искренне раскаивался, просто мазал ему лицо сажей. Согласно другим легендам, Крампус, похищая детей, уносил их в свой замок, а после сбрасывал сорванцов в море с его вершины. Страх — хороший мотиватор.
А вот в протестантских же районах Германских герцогств на Рождество одаривание детей происходит обычно без появления самого святого с его спутниками и тайно. Родители оставляют сладости, деревянные игрушки и орехи в ночь на двадцать шестое декабря в условленном месте: на тарелке на подоконнике, у печной трубы, в подвешенных башмаках, носках или чулках. Сколько радости всегда доставлял детям поиск своих подарков.
Я улыбнулся свои мыслям.
Матушка обожала этот праздник и заставила даже сурового отца его полюбить. В ее родной Франции рождественских традиций было множество, для каждого региона они отличались. Если в Эльзасе к детям приходил уже знакомый святой Николай, то в регионе басков за подарки отвечал Оленцеро. Различались и традиционные блюда. В Бургундии предпочитали индейку с каштанами, в Шампани, родине матери, — запеченный гусь, в Бретани — суп с кровяной колбасой и лепешки со сметаной. Так что детство для меня — это рождественский пирог, гусь на огне, запеченный карп и горячий отвар из ягод. Рот наполнился слюной.
— С наступающим Рождеством! Счастья и исполнения желаний! Праздник к нам приходит!
Дверь в комнату широко распахнулась, затылок обдало сквозняком, а я после последних событий отскочил в сторону от двери, не смотря на боль.
— Себастьян фон Ронин, неужто я настолько ужасна, что ты отпрыгиваешь, как только я к тебе прихожу? — Виктория картинно уперла руки в бока.
Я улыбнулся, и скривившись от прострелившей ребра боли, осел на кровать.
— Только ты и бандиты так лихо могут вламываться в жилище. А если бы я был не одет? Или еще в каком неудобном положении?
— Я бы смогла пережить, увидев тебя голым. — ухмыльнулась девушка. — Тем более, что уже видела. Ха!
Я вытаращил глаза.
— Кааак? Ты что осталась с доктором во время операции?
— Конечно, а ты думаешь кто ему помогал? — девушка доставала из корзинки свертки в бумаге. — Он отпустил прислугу на Рождество домой, так что был совсем один. А твоих друзей я еще не знала.
Я со стоном завалился на подушки.
— Да не волнуйся ты так. Все у тебя отлично. — хохотнула Виктория. — Тебе легче?
— Сейчас я бы хотел оставаться в беспамятстве. — я невольно улыбнулся.
— И не видеть меня? — девушка махнула в мою сторону салфеткой. — Фон Ронин, вы меня расстраиваете. А расстроенная Виктория — это, знаете ли, опасно.
Мог себе представить.
— А вы меня продолжаете удивлять, фройляйн Айхен. — я сел на кровати. Удивительно, но с приходом девушки боль действительно утихла, а настроение значительно улучшилось.
— Я тебе кое-что принесла. — в корзине звякнуло. — Праздник уже близко. Встретим Рождество вместе, а то сидишь как сыч один. Скучно!
— Да я один потому что не могу выходить, — я хохотнул. — Твое спасение, дорогая, дорого мне сталось. — мой многозначительный взгляд указал на рассеченную кожу ребер.