Страница 71 из 75
Опыт, не тот, что любил биться о мою голову непрошенной мигренью вместе с ворохом сообщений, а тот, что жизненный, привалившись спиной к стенкам здравого смысла, многозначительно молчал.
В его молчании было все и сразу. Он был убежден, что перед нами хорошо отрепетированное, испробованное годами представление.
Сначала в ход идут два устрашающих вида барана, а после является едва ли не живое воплощение вежливости и договороспособности.
— Кортик, который вы изволили сегодня купить...
— Не отдадим, — сразу отрезал я.
Кондратьич, будто готовый хоть сейчас пустить его в ход, взялся за рукоять. В старике, судя по его глазам, бились друг с дружкой не на жизнь, а на смерть два желания: отстоять мой подарок любой ценой и отдать его, дабы барину ничего не угрожало.
В отличие от меня, он хорошо знал, с кем мы имеем дело, а потому не желал связываться с ними лишний раз.
А я, даже если бы знал, все равно не желал им уступать.
— Не отдадите. — Хитрюга согласно кивнул. Мол, в самом деле, с чего вдруг должны-то? — Но позвольте прояснить ситуацию. Дело в том, что клинок вовсе не должен был попасть на прилавок, а уж тем более быть продан. Мы не знаем, что сподвигло продавца на столь опрометчивые действия — жадность или желание угодить клиенту. Но, уверяю вас, произошла чудовищная ошибка.
Он выдержал театральную паузу и набрал побольше воздуха в грудь.
— Этот клинок предназначался... одному очень влиятельному человеку.
— Если он настолько влиятелен, может, ему стоило встретиться со мной лично? Может, повлиял бы тогда.
Уголки рта доходяги дрогнули, но он все еще держал себя в самим же установленных рамках приличия.
— Поверьте, вы не желали бы увидеться с ним воочию.
Я бросил едва заметный взгляд через плечо на Ибрагима — лицо старика побледнело. А чувак-то, видать, и в самом деле важная шишка, раз уж старый вояка, даже не услышав его имени, заметно занервничал.
— Даже если так, кортик останется у нас. — Я стоял на своем. — И если вы желаете ссоры...
Хитрец выставил руки перед собой, будто желая меня успокоить.
— Никто здесь не желает ссоры. И наша просьба состоит не в том, чтобы вы отдали нам клинок. Продайте.
Я промолчал, а он воспринял это как свою победу, одухотворенно продолжил:
— Мы вернем вам затраченные средства. В знак извинения за... грубость моих друзей и за доставленные неудобства увеличим сумму на двадцать процентов. Я считаю, что это справедливая цена.
— На сорок процентов, — не моргнув и глазом потребовал я. Великаны переглянулись, глянули на своего главаря. Будто спрашивали: нам уже начинать бить его рыло или погодить?
Тот был уверен исключительно во втором.
— Что ж, наша ошибка, ваше право. Признаем за вами умение оценивать размер причиненных неудобств.
— Скажи, ты знаешь, кто я? — спросил у него. Он кивнул.
— Несомненно. Вы юный князь Рысев, первокурсник офицерского корпуса. С вами ваш верный слуга и бывший солдат...
— Да, ты прав, — перебив его, высказался. — Я юный князь Рысев. Просто мне почудилось, будто ты принял меня за мелкого торговца.
Мой собеседник изменился в лице. Старая, обкатанная схема не сработала. Наверняка в запасе у него были планы, как общаться с несговорчивыми, не прибегая к суете насилия, но по моему тону он быстро понял — не сработают.
— Барин... — Ибрагим таил тщетные надежды удержать меня от ошибок. Что ж, мечтать не вредно. Не слушая старика, я продолжил свою гневную тираду:
— Передайте вашему влиятельному человеку, что я считаю и его просьбу, и предложение оскорбительными. Рысевы не занимаются торговлей, поищите другой род, что специализируется на звоне монет. И пусть смирится с потерей: говорят, это полезно. Всех благ.
Я обошел их, словно волна скалы, а они не посмели меня остановить. Кондратьич шел за мной следом почти на ватных ногах. Словно не мог поверить во все то, что прямо сейчас и случилось.
— Он не любит принимать отказы. — На этот раз голос хитреца, раздавшийся за спиной, прозвучал как своевременное предупреждение.
— Ничем не могу помочь, — пожал плечами.
Через квартал к старику вернулись голос и силы.
Не знаю как, но он подскочил ко мне, схватил за грудки и хорошенько приложил спиной о прутья ближайшего железного забора.
Я даже не успел возмутиться.
Слова, готовые вырваться из него обличающим потоком, потонули в осознании только что сотворенного. Какое наказание положено слуге за то, что поднял руку на барина?
Я не знал, но прибегать бы к нему не стал, даже если бы меня обязывало само окружение.
— Барин... барин... барин… — В три отрывистых слова он умудрился вложить больше смысла, чем в многословную тираду. Вот уж в самом деле говорят, краткость — сестра таланта.
— Кто это были?
— Ты не знал, чьи это люди, но отказал им? Кортик... железка эта растреклятая. Ты хоть понимаешь, каких людей разозлил.
— Ну ты мне сейчас ведь расскажешь. — Я ничуть в этом не сомневался.
Кондратьич выпустил меня, выдохнул — я дал ему время собраться с мыслями. Просить прощения старик не собирался, да мне было и не нужно — как будто я на него обиделся.
Приятельски положил ему руку на плечо, давая понять, что не держу на него зла. Не знаю, успокоило ли это старика, но он, наконец, заговорил.
— Это были люди Старого Хвоста.
Имя мало о чем говорило. Разве что о том, что я перешел дорогу местным авторитетам. Кондратьич продолжил:
— Они весь Петербург держат в железной хватке. Белые Свистки с ними борются, но ты уж должон понимать, чай, не маленький — с деньжищами и властью, как у них, искать будут медленно и неохотно.
Я кивнул в знак того, что не понять этого мог бы разве что идиот. Времена идут, миры меняются, а человеческая сущность остается ровно такой, какой и была.
— Надо было отдать кортик. Железка, какой бы красивой она ни была, того не стоит. Они ведь... они ведь тебя убьют, барин. Не сдался он им больше в самый срам, этот клинок. На меня даже не плюнут, за тобой будут охотиться...
— Ну так пускай тогда приходят. В офицерском корпусе им устроят хороший прием.
— Хороший прием, — передразнил меня не унимающийся старик. — Да ты хоть ведаешь, что не всяку проблему они кулаком решают? У них энтот, как иво... аппарат большой! Ахдинистративный, вот! Ручонками своими тебе проблем иначе создадут...
Мне показалось, что еще чуть-чуть — и он голосом Егоровны заговорит, скажет, что люди не куклы.
Но ломаются...
— От них могут быть проблемы?
Ибрагим помрачнел сразу же после моего вопроса, будто был поражен в край моей непонятливостью.