Царь Фёдор и машины Эдема

Александр Тюрин

Царь Фёдор и машины Эдема

1. На улице Разъезжей

В тот погожий майский денёк 2090 года, когда потрепанный служебный паромобиль подвез следователя Колокольцеву к подъезду дома на Разъезжей улице, она никак не могла ожидать, что встретит одного из самых примечательных людей Солнечной системы. Хотя человеком, глядя на металлическую вставку в его черепе, господина Дарькина можно было назвать с большой натяжкой.

Все деньки давно стали погожими, потому что купол из алмазной пленки закрывал центр города Питера и от обычного дождика, и от настоящего ненастья, а вместо скромного питерского солнца людям старательно светила солетта. Но если погода была хорошей по-настоящему, то с наступлением темноты, когда зажигались пестрые огоньки в питерских кафешках, каждый мог увидеть сквозь прозрачные небеса ожерелья огней – цепочки орбитальных станций и заводов, обвивавших Землю наподобие огромной рептилии и получивших в желтой прессе название Большой Змей.

Виртуальный привратник в ливрее, похоже, подхватил вирус – как раз шла эпидемия Субфилиса – и открыл скрипучую дверь, даже не спрашивая, кто идет. Из подъезда вылетели запахи зверей, птиц и котлет, вслед за ними на улицу выскочила фиолетовая крыса с васильковыми глазками, а за ней светящийся кот. Привратник-субфилитик громко, словно с обидой, захлопнул дверь и наступил полумрак.

В петербургских подъездах мало что изменилось за последние сто лет, особенно на улице Разъезжей. Если, конечно, не считать появления дронопауков, которые упорно карабкаясь по стенам, доставляют старичкам и старушкам еду и клизму последней модели, рекламных пузырей, способные проникнут хоть в ад, и надписей на стенах: «Здесь был Коля». Они, кстати, обрели способность переползать с места на место, так что не закрасишь. Ощутив аромат времени в прямом и переносном смысле, следователь Колокольцева назвала нехорошим словом сломавшийся лифт, который явно перетрудился за свою двухвековую жизнь. Она, конечно, могла приказать, чтобы модуль силовой поддержки, напоминающий мускулистую гориллу (и в просторечии именуемый Кинг-Конгом) отнес её наверх на своих могучих «руках» по щербатым ступеням давно уставшей лестницы. Но тогда б следователь выглядела совсем смешно – вдруг кто-то встретится, – так что пришлось топать пешком. А какой-то мальчик, прыгавший по ступенькам туда-сюда, почему-то догадался, куда она идет, и сказал, что дядя Федя делает что-то плохое вместе с тётей Веселиной с первого этажа.

Звонок на дверях у «дяди Феди» не работал, так что пришлось незамысловато стучать. Обитатель квартиры номер двадцать три на стук откликнулся оперативно, словно караулил у двери или добрался до нее одним прыжком.

По внешнему виду типичный отставник с инвалидностью. Искусственные вставки в районе лба – с тремя световыми индикаторами, на месте правого глаза – двухканальная камера, на месте левой кисти семичленный схват, вместо правой кисти – просто клешня, левая нога вроде копыта из серебристой металлорганики, впрочем, и правая явно не натуральная, нижняя челюсть странно вибрирует, а из-под пижамы торчит кабель электропитания, изрядно напоминая хвост чёрта. Свежая напечатанная на 4d-принтере кожа  довольно небрежно приделана дешевым биостеплером к левой половине лица, а на правой осталась прежняя – мятая и серая, как будто десятилетиями обходилась без солнечного света.

– Старший лейтенант Колокольцева, – представилась следователь. – А вы Дарькин Фёдор Петрович, две тысячи тридцатого года рождения.

– Точно так, на днях шесть десятков стукнуло. Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей…

– Не волк, но, похоже, не заяц, – вынужденно улыбнулась Колокольцева. – И что у вас приключилось?

– Может, сударыня, чайку сначала попьем? – предложил гражданин Дарькин сладким голосом. – Я в таком возрасте, что времени очень много, можно беспрепятственно кофе-чай гонять и на лавочке сидеть, но при этом его очень мало. Иной раз подумаешь, не стать ли бессмертным? А потом махнешь рукой – ну его. Все виды технического бессмертия не отменяют старения души. Не поможет ни омоложение с помощью плюрипотентных клеток, как у двухвекового Мафусаила де Ротшильда, ни постоянное уничтожение патологий с помощью интракорпоральных наноботов. Ни даже перенос всех биологических функций на технические носители, как у королевы Елизаветы III, которую фактически уничтожили шахиды с помощью булькибердога... Так, может, чашечку кофе?

– На работе не пью, – вяло отшутилась Колокольцева; не говорить же ему, что это строжайше запрещено. Попили несколько следователей в «гостях» чайку-кофейку, а в чашечке – диверсионные дисперсные системы; затем у них в организме третья сигнальная система образовалась, работающая на преступное сообщество.

Квартирка у отставника была небольшая захламлённая. Имелся аквариум, в нём рыбки с лапками по моде девонского периода, рядом в горшке гибридный куст с малиной и орехами, по которому сновали лягушки с прозрачной кожицей и пестрыми внутренностями, на диване лежал разобранный электроракетный двигатель. Стену по большей части занимала картина, писанная маслом и изображающая некую царствующую особу в мантии и короне, которой, правда, не хватило то ли краски, то ли умения художника, отчего она напоминала консервную банку. Однако соленый огурец в левой руке правителя и рюмка с крепким алкоголем в правой были исполнены весьма недурно, со знанием дела. Остаток стены украшали шпаги и сабли, от спортивных до настоящих – наследство бабушки-фехтовальщицы, как любезно пояснил хозяин квартиры. В целом, от квартиры возникало легкое ощущение помойки.

– Где произошло проникновение, Фёдор Петрович?

– Со стороны вытяжки на кухне.

Колокольцева осторожно заглянула на кухню, там всё было классическое, как у одинокого мужика. Мелкий роботёнок, похожий на гнома, без особого успеха елозил тряпкой по полу, где присутствовала убежавшая из кастрюли каша. Посудомоечная машина, наверное сломавшаяся, была забита грязной посудой. А стол заставлен коллекцией употребленных бутылок, где бросалась в глаз одна недопитая – в ней что-то бодро ползало, на этикетке значилось «Червивовка крепкая».

– Оно проникло через вытяжку и напоминало серебряный дождь. Смотрите, от него остались следы, такие потеки, – сказал отставник без особого воодушевления, видимо понимая, что звучит это достаточно бредово.

– Значит, к вам проник с преступными намерениями аэрозоль? – спросила, с трудом сдерживая улыбку, Колокольцева и подумала, что неплохо бы у «пациента» взять анализ крови на разные нехорошие вещества и энцефалограмму на наркотические нейроинтерфейсы. – И он у вас что-то украл или разрушил?

– Как вы думаете, что может украсть дьявол? – не без пафоса спросил мужчина.

– То есть, ущерба собственности или вашему здоровью не случилось?

– Тихо.

– Что вы себе позволяете? – возмутилась Колокольцева и хотела уточнить, чем таким плохим занимается Федор Петрович с соседкой Веселиной, учитывая, что в роли половой тряпки явно использовались женские трусы большого размера.

Но стена как будто поплыла. Колокольцева не заметила, как оказалась на полу, а над ней разорвала пространство черная молния. Дальнейшее происходило, как в режиме слоу-мо. Три фигуры непонятной геометрии, висящие в воздухе в разных частях комнаты, а потом ещё много фигур – наблюдаемое пространство расширилось до огромных пределов. Колокольцевой даже показалось, что видит поверхность Марса и спутники Юпитера. Но пространство вдруг съежилось, далекое стало близким, наехало друг на друга и пересеклось, максимально укоротив расстояния, так что различия исчезали, а подобное сливалось с подобным.

Она видела, как Федор Петрович в золотистых доспехах фехтует с этими фигурами, становясь то больше то меньше, резко удаляясь и мигом возвращаясь обратно. Как два клинка, ранее висевшие на стене, работают по разным направлениям, его тело крутится словно юла, и из врагов летят глянцево-черные потроха. Потом оказалось, что она, лежа у него на руках, несется вместе с ним по длинному тоннелю, проходящему через миры, которые из искры превращались в огромные светящиеся и ревущие, и стремительно скручивались в точку.