Лейк-Фроумский Кошмар

Бони внимательно вслушался, но нет — колокольчик молчал. Может, веревка порвалась и колокольчик упал или язычок залип. Без колокольчика отыскать утром верблюдов будет трудно. Не одеваясь, прямо в исподнем, прихватив на всякий случай запасной колокольчик, Бони пошел посмотреть на животных.

Ночь была темная и тихая. Скудный кустарник казался выше, чем днем. Осторожно всматриваясь в темноту, Бони бежал между деревьев в направлении, откуда слышал в последний раз звон колокольчика. Пробежав с полмили, он решил, что разминулся с верблюдами, и пошел по кругу. Проблуждав около часа, он отказался от дальнейших поисков и вернулся к лагерю, не сомневаясь, что с рассветом отыщет животных по следам.

Едва забрезжил рассвет, Бони был уже на ногах и успел даже выпить кружку чая. Как только немного развиднелось и стали различимы слабые следы, оставленные большими, округлыми верблюжьими ступнями, инспектор отправился на поиски. Он без труда нашел место, где вчера паслись и улеглись спать верблюды. Отчетливо виднелись плоские ямки, продавленные в песке тяжелыми животными. Но столь же отчетливы были и следы лубры, приблизившейся к верблюдам и заставившей их подняться. Ясно различимые на песке, отпечатки босых ног поясняли все случившееся.

Без сомнения, аборигенка забила колокольчик травой, чтобы он не звенел. Она сняла с верблюдов путы, села на одного из них и поехала в северном направлении. Два остальных потянулись за нею. То, что женщина уехала на верблюде, сомнений не вызывало: следов ее ступней больше на песке не было. Проехав около четырех миль, лубра спешилась, снова стреножила животных и вынула траву из колокольчика, после чего скрылась в восточном направлении. Бони внимательно прислушался. Дальше к северу слышалось слабое бряцанье колокольчика.

Верблюды паслись между двух поросших деревьями песчаных холмов в добрых пяти милях от лагеря. Столько же пришлось Бони отшагать с животными обратно. Лишь после этого он смог наконец позавтракать и приступить к работе.

Условия труда у Изгороди достаточно тяжелы даже и без десятимильного марша, которым начался день. Ни один нормальный австралийский рабочий за такую работу цепляться не станет. А тут еще эти аборигенские штучки. Не иначе как кто-то подбивает их на эти выходки. Хочет выжить его? Надеется, что еще несколько подобных гнусностей, и нежелательный фэнсер уберется подобру-поздорову — мало, что ли, в конце концов, иных свободных мест!

Но кому же все-таки он перешел дорогу? Кто подстрекает черных к враждебным действиям? Нуггет? Да нет — никаких видимых причин для возвращения именно на этот свой прежний участок Изгороди у него как будто не просматривается. И все же не исключено, что лубра, уведшая верблюдов, была той самой молодой женщиной, его родственницей, что работала вместе с Нуггетом у Изгороди. Может, у Нуггета действительно были для этого какие-то свои, неизвестные Бони причины? А Леввей, которому позарез нужны пастухи? Разве он не предлагал инспектору сменить работу? Вполне возможно, что он прибегнул к тактике булавочных уколов, чтобы склонить Бони расстаться с Изгородью и перейти работать к нему, на Лейк-Фроум-Стейшн. Бони прокручивал события и так, и этак, однако не продвигался вперед ни на шаг. Видимо, надо ждать, не последует ли каких новых фокусов — может, тогда что-либо прояснится.

Кошмар вел себя в этот день не лучшим образом. Он беспрестанно подозрительно оглядывался, пока у Бони не возникло ощущение, будто верблюд за чем-то наблюдает. Однако не заметил ничего, могущего подтвердить это ощущение. После обеда, сняв с Кошмара вьючное седло, он перегрузил все хозяйство на Старого Джорджа. Потом освободил Кошмара от повода и отпустил на волю. Временами верблюд отставал, однако всякий раз снова догонял караван, будто боясь окончательно прервать знакомство. Бони отчетливо понимал, что зверь волнуется — достаточно видеть, как он жует корм: грозные челюсти перемалывали его с прямо-таки яростной решимостью.

Но, несмотря на это, никаких эксцессов не происходило, и, когда Бони разбил наконец ночной лагерь, довольные верблюды пребывали в самом добром настроении. На закате дня Бони стреножил их и отпустил пастись. Готовя ужин, он внимательно прислушивался к звуку колокольчика. Совсем стемнело, но Бони точно запомнил место, где паслись верблюды.

Постель он устроил на некотором удалении от костра, однако спать не ложился, а сидел у догоравшего огня и курил. Теперь было время и подумать. Немного погодя колокольчик сообщил, что Старый Джордж отошел ко сну.

Бони взял повод и побрел к месту, где лежали верблюды. Вот оно, это место, и его тройка где-то здесь рядом. Бони лег на землю и увидел три горба, четко выделявшихся на фоне неба. Он подошел поближе и уселся на песок, прислонясь к дереву.

13

Дерево, к которому он привалился спиной, было капустной пальмой, в густой тени которой хорошо укрываться в знойный летний день от палящих лучей. По виду она напоминает яблоню. Листва густая, светло-зеленая, могучие ветви торчат из ствола параллельно земле. Бони сидел, вслушиваясь в темноту. Он ничего не услышал, но инстинкт предупредил его. Тот самый инстинкт, что заставляет пробудиться спящих кенгуру, когда несущий вахту сородич вдруг почует опасность. Бони улегся на землю и оглядел горизонт. Старый Джордж поднял голову, и колокольчик коротко брякнул.

На фоне неба возникла стройная фигура, и она двигалась к дереву Бони, быстро увеличиваясь в размерах. Инспектор осторожно поднялся и прижался потеснее к стволу. В слабом свете звезд он увидел, что кто-то хочет пройти мимо дерева. Неслышно, словно призрак, Бони навалился сзади на этого человека, схватил за горло и ковырнул большим пальцем в затылок. По запаху он определил аборигена. Черный издал крик ужаса. Колокольчик задребезжал, как в лихорадке, забряцали путы — это вскочили верблюды. Ночного покоя как не было.

Абориген крутился и вертелся, но большой палец Бони давил на нервные узлы затылка. Або пригнулся и тряхнул головой, пытаясь уклониться в сторону, однако нажим на затылок становился все сильнее, все сильнее и сильнее сдавливали горло чужие пальцы. Перекрывать парню кислород Бони, впрочем, не собирался — только сделать его уступчивее.

Громко лязгнули цепные путы, и огромный верблюд яростно принялся трамбовать подошвами землю. Дьявольский рев раздался в ночи. Абориген почувствовал, что нажим на его затылок резко ослабел.

— Живо лезь на дерево! — крикнул Бони. — Кошмар идет!

Або инстинктивно подпрыгнул, ухватился за сучок и подтянулся. Бони секунду поколебался, а затем тоже молниеносно вскарабкался на дерево. Он чувствовал, что Кошмар с широко разинутой пастью уже стоит прямо под ним. От волнения верблюд высунул далеко из пасти язык и заплевался отрыгнутым кормом.

Снова яростный рев чуть не порвал барабанные перепонки, перейдя затем в тоскливый пронзительный вопль. Дерево затряслось — полный гнева зверь набросился на ствол. Сук, в который вцепились Бони с аборигеном, закачался и опасно затрещал. Оба надеялись, что Кошмар прекратит наконец свои яростные атаки, не вырвав пальму с корнем. Но даже в темноте они отчетливо видели, что верблюд еще злее бьет ногами землю и с ревом мечется вокруг дерева.

— Это Лейк-Фроумский Кошмар, — пояснил Бони. — Теперь я понял, что он по праву носит это имя. Должно быть, это твое племя так замучило зверя, что он временами набрасывается на кого ни попадя. Мне ужасно хочется спихнуть тебя с ветки, чтобы ты оказался один на один с этой бестией. И, клянусь, я сделаю это, если ты не развяжешь язык. Как тебя зовут?

Он видел белые глазные яблоки або. Светились зубы на искаженном от страха лице. Кошмар стонал, но звучало это уже не так неистово. Однако место свое покидать он, похоже, пока не собирался.

— Ну, говори же! Как тебя зовут? — резко спросил Бони.

— Я черный рабочий из Квинамби. Босс сказать, я искать скот. Я домой идти.

— Ты врешь! Без коня хотел найти скот? Да еще к тому же — ночью! Так как же тебя все-таки зовут? Быстро отвечай, а то сброшу с ветки.