Лейк-Фроумский Кошмар

— Не у Десятимильной, а у Пятимильной точки был я в ту ночь, — сокрушенно качая головой, проговорил он. — Ну, да ладно, а вот, хотелось бы мне знать, не собирался ли, часом, этот або с ружьем встретиться с угонщиками?

— Возможно, Каланча, но очень маловероятно. Ведь подстрели он по ошибке Мэйдстоуна, он бы тотчас возвратился к своим и сообщил о происшествии Мозесу или Чарли Бесноватому. Итак, мы снова приходим к выводу, что здесь скорее всего несчастный случай.

Каланча-Кент кивнул, достал из кармана трубку и набил ее сигаретным табаком.

— Ты, похоже, парень образованный, — утвердительно сказал он. — Так все аккуратно по полочкам разложил.

— Слишком аккуратно, Каланча. Мне не хотелось бы, чтобы ты болтал об этом с Ньютоном, Леввеем или еще с кем. Пускай полиция сама до этого докопается. В конце концов, им за это деньги платят. А потом, какого дьявола нам вмешиваться в это дело с угоном скота? Ни к чему нам это, верно?

— Ни в коем случае, Эд!

— Ты ведь только с Ньютоном об угонщиках-то говорил, и он заверил, что никому ни слова не скажет. Обещал по крайней мере, что не впутает тебя ни в какую историю.

«А ты, оказывается, вовсе не так уж глуп, дружище», — подумал Бони, когда Каланча спросил его, откуда он знает, что Мэйдстоун ночевал у «Колодца 9». Бони ответил, что хотел набрать воды и случайно обнаружил остатки большого костра. На этом же месте валялся пустой спичечный коробок, в Квинамби таких не было — там продавали спички другой фирмы.

— Не найди я этого коробка, можно было бы с таким же успехом предположить, что это старый костер Нуггета, — пояснил он. — Но помни, что это я только тебе говорю.

— Можешь на меня положиться, Эд. Надо же, как ты классно все продумал. Тебе бы в сыщики! Один мой кузен был в Мельбурне полицейским. До сержанта дослужился. Очень большие способности к этому делу имел.

Покуда Каланча рассказывал о своем кузене, Бони задумчиво разглядывал тощего парня. Он до сих пор так и не составил определенного мнения об этом чудаке, однако теперь многое виделось ему значительно яснее. Каланча давал разноречивые показания о месте ночевки в ночь на десятое июня. Видимо, чтобы запутать историю с угнанным скотом, не желая иметь дело с угонщиками.

Теперь ситуация прояснилась, известные факты выстроились в логическую взаимосвязь. Мэйдстоун добрался девятого июня до «Колодца 10» и решил ночью пофотографировать на озере. Каланча-Кент ночевал в пяти милях севернее ворот, а не в двух или даже в десяти милях, как говорил раньше. Около двух часов ночи, когда костер Каланчи уже погас, угонщики гнали мимо его лагеря стадо быков. Скоту надо было пройти пять миль до ворот и еще милю до озера. В шести милях южнее ворот останавливался Нуггет со своими людьми — если, конечно, верить Нуггету.

Это был очень большой вопрос — можно ли верить Нуггету? Выяснив, где находился в ту важнейшую для следствия ночь Каланча, инспектор теперь должен был решить — верить словам Нуггета или нет.

До сих пор дело выглядело так, будто речь идет о немотивированном преступлении. Поэтому и возникло большое искушение свести все к несчастному случаю на охоте. Бони знал, что случаи, когда в буше человека по ошибке принимали за кенгуру — особенно при плохой видимости, — не так уж редки. Даже на коллективной охоте, где каждый опасается, как бы не угодить в компаньона, случались такие досадные ошибки. А ведь здесь-то человека встретить никто, конечно, и не рассчитывал. Но попробуй угадай, кто этот незадачливый стрелок? Подозреваемых-то практически нет. А если все же умышленное убийство? Да нет! Учитель был всем здесь чужой, и ни у кого из тех немногих, что находились поблизости, убивать его не было никакой объяснимой причины. Может, угонщики скота? Нет, совершенно невероятно. Они-то как раз постарались бы этого избежать: привлекать к себе внимание совсем не в их интересах. Их операции должны выполняться тайно и быстро, как ночное ограбление банка.

Угонщики точно знали, что без помех могут добраться до «Колодца 10», а оттуда — к месту, где никакому фэнсеру быков уже не увидеть. Леввей должен был в тот день ехать в Квинамби, однако сказал Каланче, что не поедет, потому что собирается поработать немного западнее центральной усадьбы. Итак, получается, что он со своими людьми находился далеко от Изгороди, возле которой гнали похищенный скот. Расстояние это составляло примерно девяносто миль. Но ведь кто-то должен же был известить угонщиков, что в эту ночь воздух чист. Прежде всего об этом знал Каланча и, без сомнения, управляющий Квинамби, а кроме того, еще и Чарли Бесноватый, и вождь, и, наконец, Нуггет и его орава…

Мистер Кент закончил жизнеописание своего кузена, встал и налил воды в котелок, чтобы приготовить чай. Бони встряхнулся — слишком глубоко погрузился он в раздумья.

— Слушай, а ты не ведешь случайно дневник? — спросил он. — Как же ты узнаешь, когда подходит время ожидать здесь Леввея, чтобы вручить ему список заказов?

— Ну, это очень просто, Эд. Я читал как-то про одного человека, у которого не было календаря. Он обходился палкой, насекая на ней каждый день зарубку. Вот и я каждый вечер, перед тем как лечь спать, делаю зарубку на палке. Начинаю я всегда с того дня, как ухожу отсюда. Дважды забывал, и тогда мне приходилось самому топать в Квинамби за харчами.

— Значит, ты ходил по тропке, что идет мимо «Колодца 9». А далеко от этой тропки до «Колодца 6»?

— Когда находишься примерно в четырех милях от центральной усадьбы, отойди от тропы в сторону на семь миль — вот тебе и «Колодец 6».

— Ты уже бывал там? — продолжал допытываться Бони.

— Нет, не случалось как-то. А потом, там в основном кучкуются черные.

— Не знаешь, давно уже у Нуггета его «саваж»?

— Да вроде бы он купил его у разносчика, когда тот в последний раз приезжал в Квинамби. Дай-ка сообразить… Да, точно, примерно за месяц до убийства это было. А до того у него был винчестер, как и у меня.

Закипел чай. Бони и Каланча поужинали, расстелили одеяла и улеглись спать. А на следующее утро Бони возобновил разговор о ружье Нуггета.

— А куда Нуггет девал свой винчестер?

— Черт его знает, Эд. Возможно, продал черным. Они же со всеми ведут торговлю. Ей-Богу, смех один с этими або. Хлебом их не корми, дай только купить-продать что ни попадя. Купит штаны, а через неделю ходит уже в других. Точно так же и с ружьями. Купит кто себе ружье, а все остальные ребята пляшут вокруг него, пострелять просят.

— И один из них, значит, едва не уложил Нуггета?

— Да, чуть-чуть не поймал он тогда пулю в живот. Страшенно разволновался.

— Когда это было-то?

— Да незадолго до того, как Нуггет купил «саваж».

— А тебе не кажется, что Нуггет поостерегся бы после этого продавать черным винчестер? Не помню, Ньютон мне, что ли, рассказывал, как Нуггет слезно жаловался ему. «Вообще бы, — говорил, — надо запретить продавать черным оружие».

— Тогда у Нуггета винчестер вроде бы еще был. Но за точность я, как говорится, не ручаюсь. Дай-ка я заварю чай. Ну вот. А может, он отдал ружье Мэри. Я не знаю, известно ли тебе, что Мэри — сестра его жены. Красивая лубра, лет двадцати пяти. Случись мне встретиться с ней один на один, уж она бы у меня не увернулась.

— Она, чего доброго, и пристрелить тебя может.

— А то нет! Говорят, стреляет без промаха. — Каланча поразмыслил немного, потом рассмеялся: — И все же я бы рискнул! О, слышишь, мотор тарахтит? Похоже, Джек Леввей едет.

Грузовик из Лейк-Фроум-Стейшн проскочил через ворота и остановился в нескольких ярдах от лагеря. Каланча протянул Леввею список. Управляющий кивнул Бони. В кузове сидели три аборигена. Они не произнесли ни слова, но, пока машина не вырулила на тропу, ведущую в Квинамби, смотрели на Бони во все глаза.

11

До вечера было еще далеко, как вдруг как-то странно помрачнело. Уже несколько дней на небе не было ни облачка. Бони решил было, что наконец-то надвинулись тучи, и взглянул вверх. Однако солнце сияло как и прежде. И все же дневной свет заметно потускнел. Оттого, может быть, что открытая, поросшая голубоватым кустарником местность сменилась унылой серой равниной, покрытой высохшей травой, из которой лишь кое-где торчали пропыленные деревца.