Куны не нужны

– Летим, командир. Поставил курс на автопилот. Можно отстёгиваться.

– Зачем ты вообще был нужен тогда? – поднял брови синекожий.

Линч подмигнул командиру и вышел из каюты. Ипкис остался у пульта управления и передал данные корабля в штаб Торреса.

– Отметим? – улыбнулся Джерард из своего угла.

Ипкис, не произнося ни слова, и напряжённо вглядываясь в даль, включил музыку, а Пи принёс лучшую провизию, девушки пересели к голографическому столу, над которым синей картиной загорелась карта с проложенным маршрутом. Путешествие началось.

После плотного обеда и танцев все разбрелись по кораблю. Капитан и второй пилот неспешно болтали у панели управления, Джерард отправился подремать в свою каюту, а Пи горделиво проводил экскурсию по кораблю для девушек. В общем то, они были здесь раньше и знали расположение комнат, но, улыбаясь, прохаживались с другом, чтобы доставить ему удовольствие насладиться фактом своей опытности и значимости.

Нана закончила свою экскурсию, оказавшись перед дверью своей каюты.

– Время позднее, ребята. Я, пожалуй, пойду.

Они кивнули ей головой.

– Я тоже уже хочу спать… – начала Ева и Пи, улыбнувшись, подал ей руку:

– Я провожу вас до каюты, госпожа учёная.

Девушка подала ему руку, и они проследовали за угол коридора, к белоснежной двери её каюты.

– Ты счастлива? – глаза персеянина буквально сияли.

– Конечно, Пи, – Ева обняла его, прижавшись щекой к груди, – спасибо тебе за всё. И прости, если чем-то обидела раньше.

На секунду воцарилось молчание. Пи улыбнулся.

– Можно я тебя поцелую?

Девушка медленно опустила руки.

– Зачем?

– Просто хочу, – персеянин наклонил к ней лицо, и, не дожидаясь ответа, обхватил её двумя руками, приблизил к себе и впился в её губы.

Она растерялась. Это был первый поцелуй в её жизни, первый раз, когда кто-то вторгся за границы дружеского общения. Было приятно и обидно одновременно. Она не давала согласия, так какого чёрта?..

Ева отпрянула.

– Пи, не надо.

Он тупо уставился в её лицо, помолчал, а потом отпустил и, резко развернувшись, зашагал по коридору. Девушка вздохнула и вошла в каюту. Она хотела подумать о том, что всё это значит и что с этим делать, но длинный удивительный день дал о себе знать: голова упала на подушку, а веки сомкнул сон.

Путешествие пошло своим ходом. Пи больше ни словом, ни делом не напоминал Еве о произошедшей неловкости, и девушка была ему за это очень признательна. Первые приятные дни сменились рутиной: за завтраком Линч каждый день рассказывал байки из прежних путешествий, Джерард глупо хихикал, поедая булочки, Ипкис же ел молча и сосредоточенно, то и дело кидая взгляд на приборы, Пи уже за завтраком раздавал указания на день, а Ева с Наной слушали всё это и ели свой паёк. Потом Линч с Ипкисом оставались в главном корпусе, иногда к ним присоединялся Джерард, чтобы поболтать. Пи ходил по кораблю, поглядывая в иллюминаторы, или копался в своём планшете. А Ева с Наной были предоставлены сами себе. За час до обеда мулатка выгоняла всех в небольшой уютный спортзал и следила за тем, чтобы все выполняли норматив. Чтобы было веселее Нана включала любимую музыку и пританцовывала. Беспрекословно её инструкции выполняли, кажется, только Пи и Ипкис. Механик постоянно ныл, что ему тяжело, а Линч пытался схитрить.

После обеда все разбредались отдыхать по каютам. Им полагалось спать, но на деле все эти взрослые люди решали для себя по-другому. Вот, Ева, например, рисовала на графическом планшете. Много, почти каждый день. Здесь и сейчас ей владело совершенно особое вдохновение, которое рождало замечательные портреты.

А вечером был сеанс связи с Персеей, планёрка и сдача анализов для тех, кого Нана подозревала в нездоровье.

Ну и дальше время текло медленно и тягуче.

И так день за днём, прошло три недели. Монотонность дней разбавила лишь поломка корабля несколько дней назад, когда наконец нашлась работа для Джерарда. Остановив корабль, почти вся команда, кроме пилотов, высыпала в открытый космос. Ева сосредоточенно рассматривала работу хоботоноса, а Пи закружил в танце Нану. Ева слышала по рации, что они смеялись. Это было славно, так как последние дни мулатка ходила понурой и, кажется, глубоко несчастной. Джерард работал ловко и сосредоточено, однако у него ушло три дня, чтобы заменить деталь. В это время на корабле царил полумрак и девушкам было немного жутко застрять в космосе.

Плохое настроение Наны Ева и Пи объясняли себе легко – новости с Персеи были ужасными. На второй день вынужденной стоянки сводки новостей передали, что суд над дерзким мужчиной состоялся. Главным обвинительным доказательством была память Эда – сделанные с неё скриншоты явно доказывали, что убийцей собственной матери был он. Конечно, сам момент убийства запечатлён не был – оно и понятно, ох уж эти хитрые мужчины! Но многочисленные скандальные ссоры с битьём посуды явно создавали мотив! Для него был вынесен редкий приговор – два месяца тюрьмы, а затем смертная казнь. Учёный мир активно накинулся на необыкновенное существо и почти каждый день заключения Эду приходилось сдавать анализы и пробы, проходить психологические экспертизы. Подбодрить подругу было нечем, а постоянные обсуждения произошедшего командой лишь усугубляли ситуацию. Хоботоносы и Пи считали, что Эд получил по заслугам, Ипкис всегда воздерживался от комментариев, а девушки краснели за свой род.

Но оказалось, что грусть Наны имела более веские причины. Шёл пятый день после починки. Мулатка пригласила Еву в свою каюту и долго по ней ходила от одной стены к другой, заламывая запястья, когда подруга не выдержала:

– Ну что?

– Ева, – голос дрожал, – послушай. Мы никогда не были близкими подругами, но мне сейчас очень нужна твоя помощь. Я в трудной ситуации.

– Хм. Возможно, я не была тебе близкой подругой, но у меня не было подруги, ближе тебя. Может, я подругофоб? – Ева хихикнула, но, увидев, серьёзный, взволнованный взгляд Наны, замолчала.

– В общем… мне нужно, чтобы ты сделала мне аборт. Я не могу это сделать сама, а ты тут единственная землянка.

Ева молча хлопала глазами. Не дождавшись её ответа, Нана продолжила:

– Я бы приняла таблетку, но срок уже вышел. Остается только так. Пожалуйста! – мулатка горячо схватила её за руки.

– Я даже не знаю, что тебе сказать.

– Ничего не говори. Я боюсь передумать. Боюсь, что ты одобришь мой поступок, и точно так же боюсь, что не одобришь. Ох, нет, поговори со мной.

Ева закусила нижнюю губу, слегка наморщив лоб:

– И ты уже точно решила?

– Нет, я просто не знаю, как быть. Это естественное зачатие. Отец – Эд. Мне так страшно хранить эту тайну одной, – на глазах мулатки заблестели слёзы.

Ева обняла подругу. Для них обеих это было больше, чем слова утешения. Нана благодарно положила свою кучерявую головку ей на плечо и уже через несколько минут подруга почувствовала жар её слёз сквозь блузку.

– Ну, ну, – она легонько похлопала мулатку по спине, – ничего. Ничего страшного. Может, ты ошиблась?

– Нет, это точно. Я так была увлечена подготовкой команды, что забывала делать свои анализы… да и вообще, не думала проверять хгч. Ну, это ведь нетипичная для Персеи ситуация. И вот, недавно… ох. Я не знаю, как мне быть. – Нана всхлипнула, – пока мы будем в экспедиции, плод разовьётся и попадёт под условия кодекса гуманности. А выживет ли он вообще после всех этих перегрузок? А чего я хочу на самом деле?.. Это же ребёнок… ребёнок убийцы. А вдруг это вообще мальчик? И как я объясню врачу эту ситуацию… чистокровный человек внутри моей утробы! А через процедуру оплодотворения то не проходила! Ох, Ева! – Нана разрыдалась сильнее прежнего, она уже не сдерживала рыданий.

Подруга прижимала её крепче к своей груди и растерянно гладила по голове и по спине, пытаясь утешить. Ей было так жалко мулатку, так беспомощно жалко, что в порыве чувств, она даже горячо поцеловала её макушку.

– Хочешь… чаю? – выдавила Ева из себя.