Страница 11 из 42
— Эта женщина, — продолжала Люси, положив на тарелку ломтик ветчины, — до недавнего времени выглядела, как самый нормальный человек в мире. У нее есть муж и ребенок. К счастью, она начала не с ребенка, иначе ей бы удалось. Однажды, когда муж вернулся со службы, она бросилась на него с кухонным ножом. Он сумел ее обезоружить, а сбежавшиеся на крик соседи вызвали врача. Ее привезли в сумасшедший дом со всеми признаками безумия. Вечером к ней вернулся рассудок. Она ничего не помнила и ничего не понимала. К ней допустили мужа, приняв, естественно, все меры предосторожности. Они очень любят друг друга и пришли в отчаяние. На следующий день приступ повторился: когда в палату вошел санитар, бросилась на него. Потом снова все прошло. Ее начали обследовать. Дело не прояснилось. Тогда она попала ко мне. По некоторым причинам я как раз искала такой случай. Мне казалось… — она прервала рассказ и снова прикоснулась к своей рубиновой подвеске. — Но не в этом дело. У нее на мозг давит небольшая доброкачественная опухоль. Еще двадцать лет назад она закончила бы жизнь в сумасшедшем доме. Опухоль возникла в месте, куда очень трудно добраться… Это симпатичная, милая женщина, у нее чудесная четырехлетняя дочь. Муж в полном отчаянии. Он хочет, чтобы у меня получилось… К сожалению, здесь может быть либо да, либо нет. Или операция удастся и она выздоровеет, или умрет на столе. Шансы примерно пятьдесят на пятьдесят. Эти люди мне верят. Муж подписал разрешение на операцию. Она хочет того же, невзирая на последствия. Я не удивляюсь этому. Должно быть ей страшно, когда так внезапно она теряет рассудок. К тому же опухоль постепенно привела бы к параличу, а затем и к смерти.
— Но почему доброкачественная? — спросила Сара. — Мне такое название кажется насмешкой по отношению к бедной женщине.
— Доброкачественная опухоль — это такая, которая после удаления не возрождается. Но хватит об этом.
— Хорошо, — рассмеялась Сара. — Я понимаю тебя. Ты думаешь так же, как и я, когда меня спрашивают: что вы чувствуете, играя леди Макбет, которая среди ночи вслушивается в крик жертвы. Иногда я думаю о пьесе, а иногда о новом платье, которое мне не успела сшить портниха. Для нас операция — это экзотика, чужой, потрясающий мир человеческого тела. А для тебя — как бы очень важный теннисный матч, где нужно полностью собраться и мобилизовывать все свои силы, чтобы победить.
— Ну, не совсем так… — Люси улыбнулась. — Но поскольку мы заговорили о теннисе, может, мы сыграем сегодня, если ты не устала? Ни один из троих мужчин, которых я считаю приятелями, не играет вообще.
— Я играю! — запротестовал Драммонд.
— Но у тебя никогда нет времени. Сыграем после ленча, Сара?
— Сразу после ленча нет, — Сара покачала головой. — Часок должна полежать. Можем сыграть в два часа, согласна?
— Договорились!
Подали кофе. Драммонд и Спарроу тихо беседовали. Из обрывков фраз Алекс понял, что речь идет об одном из последних испытаний. Филип прислушивался к разговору, но больше внимания уделял тому, о чем говорят женщины.
Наконец Сара встала.
— Айон, — спросила она, — после обеда ты опять пойдешь работать?
— Нет, — Драммонд покачал головой, — ты ведь знаешь, что я никогда не работаю во второй половине дня. Утром и с девяти вечера до полуночи. Зато Гарольд, — он показал на Спарроу, — будет мучиться над одной головоломкой, которую мы сами создали и пока не можем решить. После ужина я его сменю.
Молчавший Спарроу только согласно кивнул головой.
— Я останусь с вами. — Филип Дэвис придвинулся к нему. — Я немного думал над уравнением С и… — он понизил голос. Неожиданно внимательно слушавший Спарроу взял его под руку и, бросив коротко: — Извините, дела! — удалился вместе с ним.
— Я тоже должна просмотреть свою литературу, — сказала Люси. — Получила с утренней почтой целую кипу медицинских журналов и, если их сегодня не прочту, то пыль покроет их так же, как сто предыдущих. — Она положила ладонь на плечо Сары. — Идем, если ты действительно хочешь выиграть. Сегодня тебе это не удастся, клянусь!
— Посмотрим! — Сара сложила руки, как боксер перед выходом на ринге и потрясла ими над головой. — Буду драться, как львица за своих детенышей. — Помахала рукой мужчинам. — Через час найдете нас на корте, если будет охота.
Они вошли в дом. Алекс достал сигареты и угостил Драммонда. Оба закурили и медленно пошли к террасе над морем.
«Где этот американец?» — подумал Алекс и сказал:
— Твоя жена говорила мне, что у вас есть еще один гость.
— А-а, Гастингс! — Драммонд улыбнулся и показал рукой на море. — Поплыл на рыбалку со старым Мэлэчи. Взяли лодку и двинулись сразу после завтрака. Он приехал сюда с целым арсеналом различных американских снастей для убийства рыб, будто готовился к войне. Наш Мэлэчи только покачал головой, глядя на заморские чудеса. Потом они отправились в море, и Мэлэчи поймал пять прекрасных рыб, а Гастингс — ни одной! Нужно было видеть лицо Мэлэчи, когда они вернулись, — воплощение всех консервативных сил мира! Словно хотел сказать: «Ну, что я говорил! Самое лучшее — это старые, добрые методы предков». Мэлэчи взял с собой удочку, которую получил от моего деда, когда был еще мальчиком. Ловит на протухшее мясо, цепляя его на такие крюки, что, казалось бы, самая глупая рыба не наденет на них свою пасть. Но надевают!
Они подошли к балюстраде и остановились, глядя на море. По обе стороны Саншайн Мэнор линия берега изгибалась, образуя из почти отвесно возвышавшихся белых скал огромный полумесяц, в центре которого и располагалась усадьба. Далеко на горизонте виднелся дым плывшего на запад невидимого парохода. Ближе море было покрыто мелкими волнами. Сверху и с такого расстояния оно казалось огромным лугом, по которому мчались, потрясая белыми гривами, бесчисленные табуны лошадей.
— Это лодка? — спросил Алекс, указывая на ярко-красный парус, поднимавшийся и опадавший в водной ряби.
— Да! Это они. Уже возвращаются.
Лодка медленно приближалась к пристани, скрытой под скальным обрывом.
— Спустимся к ним, — сказал Драммонд, — посмотрим, как сегодня им повезло. Я хочу, чтобы наш гость хоть что-то поймал перед отъездом. Иначе весь его визит окажется бессмысленным. Он приехал только за крупной рыбой, но до сих пор не поймал ничего.
Они двинулись вдоль балюстрады. В конце ее за большим камнем, среди зарослей дикой розы, создавших второй естественный барьер, начинались узкие высеченные в камне ступеньки, зигзагом уходившие вниз, к морю.
— А кто он такой? — спросил Алекс. — Тоже химик? Ты не обижайся, но я совершенно не знаю знаменитостей в этой области, кроме тебя, естественно.
— Обо мне не говорим! — Не останавливаясь, Драммонд развел руками и стал похож на большую птицу на фоне далекого моря и ближних скал. — Чем больше работаю, тем меньше понимаю. На данный момент я определил и систематизировал те задачи, которые для меня абсолютно неразрешимы. И с каждым годом их становится все больше… Но обо мне не говорим! Роберт Гастингс — большой ученый. Я сказал бы, что он приехал сюда не только за крупной рыбой. Действительно. Он собирается познакомиться с нашей работой, но и это не самое главное. Прежде всего он хочет, чтобы мы все: Спарроу, я и даже молодой Дэвис — переехали в Америку и начали работать вместе с ним. Он сказал, что верит в нас. То есть американские промышленники понимают, что сейчас мы их немного опережаем Не могу сказать, что это меня огорчает. Их общество очень высокого мнения о себе и абсолютно убеждено, что весь прогресс должен зарождаться у них. За миллион фунтов я не согласился бы лишить себя удовольствия опередить их на несколько сантиметров.
Они преодолели уже половину спуска. Лодка приближалась. Можно было различить в ней двух человек: один сидел у руля, управляя парусом, а другой стоял на носу, покачиваясь на широко расставленных для равновесия ногах. Они направлялись к невидимой отсюда тихой пристани, примыкавшей к маленькому кусочку плоского пляжа. Алекс вспомнил, что во время отлива пляж многократно увеличивался и можно было по нему пройти несколько сот ярдов туда, где сейчас бушевали волны.