Страница 78 из 90
— Что ты натворила? — сурово спросила я у Реджины.
— Не скажу, — невозмутимо заявила она. — Но передай Мадлюше, что мне немного стыдно, и больше этого не повторится. Тем более поставки острого перца отчего-то задерживаются.
Я покачала головой и принялась снимать с алого платья сияющие нити. Попробовала связать концы — но они таяли в руках. Бесполезно. Я никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной. Даже в памятную брачную ночь. Но тогда на весах судьбы была лишь моя жизнь, а теперь я отвечаю за сына. Я прикрыла глаза, пытаясь унять надвигающуюся панику. Я нашла выход в тот раз — найду и сейчас. Подвинув поближе ведро с серебряными ложками, потрепала по ушам щенка, сунувшего туда любопытный нос.
— Защита Косты, несмотря на внешнюю хрупкость, их не пускает, — заметила Реджина, выглядывая в окно. — Где же эльен, хотелось бы знать?
Если еще недавно я злилась на Косту и ждала, как он будет оправдываться, то сейчас хотела лишь одного — чтобы был жив. Ники принялся доставать ложки и вилки из ведра и выкладывать их в какую-то конструкцию.
— Это шалаш, — объявил он. — Папа сказал, что может построить такой из веток. А потом мы будем там жить.
— Прекрасно, — пробормотала я. — А мне туда можно?
— Конечно, — разрешил Ники. — Но мы там недолго будем жить. До ужина. Я хочу молока, мама.
Кивнув, я встала с медвежьей шкуры и покачнулась. Сперва решила — ноги задрожали, но нет, Курт тоже расставил ступни шире и слегка наклонил торс. Дом застонал, хрустальная люстра жалобно зазвенела и покачнулась. Шалаш развалился, и Ники, вскрикнув, расплакался, и я обняла его, схватив заодно и щенка. Дрожь нарастала, дом гудел, трещал, хлопал дверями, а по полу побежала трещина…
— Якорь мне в бухту, — выругался капитан и сгреб Мадлен свободной рукой, прижав к себе.
Он инстинктивно успел прикрыть девушку и развернуться к окнам спиной, когда те разом взорвались. Осколки брызнули во все стороны, и Реджина выросла перед нами, расставив руки в стороны. Стекла отлетели от нее, снесенные прочь словно порывом ветра, крошась в пыль.
— Целы? — хрипло спросила она.
Я ощупала Ники, осмотрела заплаканное личико — ни царапинки.
— Болит? — спросила я. — Где болит?
— Страшно, — пожаловался он.
— А ты не бойся, — быстро проговорила я, покачивая его в объятиях. — Вот Молния не боится. Хотя он куда меньше чем ты. Тебе целых три года, а ему три месяца. Представь, что ты броненосец. Хорошо? Как будто умеешь превращаться в бронированный шар.
Ники кивнул, а я чуть сама не разрыдалась. Знак, так старательно нарисованный Диером, потерял очертания: соль ссыпалась в трещины, стекло нарушило контуры. За окнами стремительно темнело, и по земле к черному дому стелился густой туман. Издали он казался розовым, но вблизи становились видны красноватые прожилки, как будто в молоке растекалась кровь.
— Эльена! — окликнул меня Диер и, обернувшись, я ахнула.
Курт первым бросился к лестнице и подхватил Руперта, который едва стоял на ногах, цепляясь за плечо старого слуги. Другой рукой Диер держал меч, и я проследила взглядом длинную белую царапину, изуродовавшую все ступени лестницы до самого верха. Ну, зато куда острее десертных вилочек, которыми я собиралась обороняться.
— Сабрина… Тутье… — слабо выдохнул Руперт, когда капитан сгрузил его к нам на медвежью шкуру. — Элис, это она… Я пытался остановить ее…
Сабрина Тутье? Безобидная старушка, которая играла с Ники и рассказывала бесконечные истории про обожаемого кота? Я не могла в это поверить! Сабрина жила в моем доме уже больше года, я привязалась к ней и считала почти членом семьи. Ее тихое присутствие было чем-то незыблемым и умиротворяющим. А еще она постоянно куда-то уходила и жгла в своей спальне кошачьи усы…
Но Реджина должна была почувствовать зло!
— Ничего не понимаю, — пробормотала она и жалобно добавила: — Руперт все такой же мутный, а Сабрина вовсе не была черной! Быть может, кошачьи усы, которые она вечно жгла, были чем-то вроде маскировки?
— Диер, — повернулась я к слуге. — Скажите, кошачьи усы используют в ритуалах?
— У нас только пес, — буркнул капитан. — С него разве что шерсти надрать…
Насупившись, Ники обнял Серую Молнию, явно не собираясь давать щенка в обиду.
— Кошки действительно считаются животными, которые способны заглядывать в потусторонний мир, — подтвердил мои смутные догадки Диер. — Так что, полагаю, они могут использоваться в ритуалах. Однако животные не несут в себе зла, напротив.
Я напряженно вспоминала, что вообще знаю о Сабрине, но выходило так, что куда лучше я знакома с ее почившим котом. Вот о нем она говорила часами. О своей же биографии предпочитала не распространяться и лишь изредка роняла какие-то крохи. За проживание в черном доме она платила вовремя и не скупясь, хотя я и предлагала снизить плату. Сабрина лишь отмахивалась и говорила, что раз ее сын не может дать ничего кроме денег, то возьмет она с него сполна.
Я повернулась к Руперту, который стонал на медвежьей шкуре.
— Что говорит алая дама? — поинтересовалась Мадлен, опустившись на шкуру рядом с ним. — Представляете, Руперт, у Элисьены и правда живет привидение.
Руперт умолк и вытаращил глаза, но выглядело это как-то ненатурально.
— Алая дама спрашивает, что конкретно произошло, — соврала я. — Неужели вас одолела старушка?
— Все это очень подозрительно, — согласился капитан.
— Она попросила меня достать корзинку с рукоделием, а потом подкралась сзади и ударила по голове чем-то тяжелым, — пожаловался Руперт. — Уж простите, на затылке у меня нет глаз.
— Я услышал стоны, — подтвердил его рассказ Диер. — И обнаружил господина Коперо на полу спальни. Госпожи Тутье не было.
— Она могла уйти по лестнице для прислуги, — выпалила Реджина. — Я проверю.
Подруга мелькнула и растаяла, а за окном сгустились сумерки, превращаясь в непроглядную ночь, и казалось, что тени за оградой слились, соединяясь в одну фигуру, черную и большую.
Капитан попытался ощупать затылок Руперта, но тот шикнул и дернулся в сторону.
— Я принесу холодный компресс? — без особой охоты предложила Мадлен. — Впрочем…
Она вынула из ведра ложку побольше и приложила к макушке Руперта, а я виновато отвела взгляд. Наверное, это я, как хозяйка дома, должна была позаботиться о пострадавшем. Но первой моей мыслью было, что мэр сейчас задымится от серебра. Но нет, никакого дыма, все тот же Руперт — несчастный, побитый и несправедливо обвиненный.
Коста ошибался: мэр ни при чем. Он жертва.
— Дядя Руперт, тебе больно? — жалостливо спросил Ники.