Страница 42 из 90
Глава 15
В дверь постучали, но за порогом обнаружился не Коста, а его слуга — долговязый сухой старик с цепким взглядом темных глаз.
— Он что, решил переехать с прислугой? — поинтересовалась Реджина.
Солнце клонилось к закату, но пока что я могла видеть лишь легкую тень, в которой угадывались очертания женской фигуры.
— У нас нет больше свободных комнат, — сообщила я.
Еще не хватало, чтобы Коста весь свой белый замок сюда перетащил.
— Я не собираюсь останавливаться здесь, — успокоил меня старикан, однако в этом «здесь» мне почудилось пренебрежение. — Но должен проверить, готово ли помещение для эльена. Все ли соответствует уровню, к которому он привык.
В его тоне очевидно читалось — нет, ничего не соответствует, включая меня саму, и первым порывом было захлопнуть дверь перед длинным носом слуги. Из уважения к старости и в попытке избежать новой ссоры я себя пересилила. Посторонившись, дала ему пройти, а затем направилась наверх.
— Очень интересно, чья это инициатива, — прокомментировала Реджина.
— Вас Коста отправил? — спросила я, обернувшись.
На костлявое лицо слуги помимо блестящих очков было надето выражение тоскливого высокомерия. И весь он, в темном костюме с жилетом и золотой цепочкой часов, словно явился из другого мира, где хозяин никогда не утруждает себя тем, чтобы самолично открывать дверь гостю.
— Отнюдь, — ответил слуга. — Варден Лувий Коста эль Брао не привык заниматься бытовыми вопросами.
Я закатила глаза и пошла дальше, тем не менее коря себя за то, что не переоделась после прогулки.
— Он смотрит на тебя точно свекровь, — подтвердила мои ощущения Реджина. — Элис! А ведь у меня была свекровь! Тощая, длинная и точно так же неодобрительно поджимала губы.
Открыв дверь, я с удовлетворением отметила, что горничные уже убрали комнату после предыдущего жильца, от белья пахло свежестью, а в вазе на подоконнике благоухали розы из той охапки, что приволок Коста. Но слуга подошел к кровати, брезгливо пощупал простыню и посмотрел на меня в ужасе.
— Это что, хлопок? — ахнул он.
Я кивнула.
— Косте, вроде, и на шкуре нормально было, — заметила Реджина. — Хотя, вы же не спали…
Открыв шкаф, слуга пересчитал вешалки и покачал головой. Заглянул в ванную, и вскоре оттуда донеслось приглушенное бормотание, из которого я разобрала «неслыханно», «просто кошмар» и «приют для бедных».
— Только держи себя в руках, — тихо попросила я Реджину. — Даже не думай ставить ему подножки.
— Я не собиралась, — проворчала она. — Хотя старикан напрашивается.
Он вышел из ванной, раздувая ноздри от гнева, и направился вон, не сказав мне ни слова.
— Чудная комната, не правда ли? — не сдержалась я. — Эльен будет в восторге и не захочет возвращаться домой.
Старик развернулся ко мне и, прищурив глаза, заявил:
— Я вижу вас насквозь, госпожа Доксвелл.
— Элисьена эль Соль, — исправила его я. — Предпочитаю это имя.
— Тем не менее вы уже были в браке, — возразил он. — И больше не юная непорочная дева, которой хотите казаться.
— Ох-хо-хо, — вздохнула Реджина. — Еще не берешь свои слова назад насчет пинков? Давай спустим его с лестницы.
— Вы ошибаетесь, —сказала я. — Не в том, что я не юна и непорочна, а в том, что хотела бы создать о себе такое впечатление.
— Я очень редко ошибаюсь в людях, — возразил слуга. — И, увы, мое мнение о вас оказалось верным.
— И что же вы думаете обо мне? — спросила я.
Не то, чтобы мне было так уж интересно, но лучше узнать чужие карты. Реджина материализовалась из стены и одобрительно кивнула.
Во втором крыле хлопнула дверь, послышались легкие шаги, и я увидела Ники. Гувернантка наверняка снова уснула, укладывая его, а вот мой малыш решил, что может обойтись без дневного сна, и даже сам надел ботиночки для прогулки.
— Вы собираетесь облапошить моего господина, — слуга указал на меня пальцем, привлекая к себе внимание. — Он чист и наивен…
— Это Коста-то? — фыркнула Реджина.
— Обычно репутация эльена, воина света, отпугивает мошенников, но очевидно, вы не из трусливых.
— Что ж, благодарю, — ответила я.
— Это не комплимент, — отрезал он. — Я повидал столько женских уловок и пустого кокетства, — слуга покачал головой и, сняв очки, достал из кармана жилета фетровый платок. — Однако вы переплюнули всех. Влезть в окно… Посреди ночи… Признаю: дерзко, провокационно и интригующе!
— Это было недоразумение, — пробормотала я и, вспомнив отговорку, добавила: — Приступ лунатизма.
Слуга вложил в свой взгляд максимум иронии.
— Вы решили использовать его слабое место, — кивнул он, протирая стекла очков. — Манипулировать ребенком. Ловко вычислили, на что надавить. Конечно, Коста хотел бы продолжить род эль Брао, и вы посулили ему готового сына.
Никлас подбежал ко мне и, задрав подбородок, сердито уставился на слугу.
— Это он и есть? — равнодушно поинтересовался старикан, приподнимая очки повыше и придирчиво оценивая безупречную чистоту стекол. — Задумывались ли вы, какую травму можете нанести ребенку, подсовывая ему ложного отца? Какая мать так сделает?
В глубине души я и правда часто винила себя в том, что недостаточно хорошая мать: слишком молодая, неопытная, ничего не понимающая в детях. Но сейчас меня обидели несправедливо. А слуга тем временем равнодушно продолжил:
— В вашей глуши, вероятно, не знают, но существуют артефакты, которыми можно определить кровное родство. Так что я легко выведу вас на чистую воду, и все поймут, какая вы наглая и беспринципная обманщица.
Замахнувшись ножкой, Ники пнул слугу по голени новеньким ботинком. Старик, зашипев, согнулся и, выронив очки, обхватил ногу руками.
— Моя мама самая лучшая! — сердито выкрикнул Ник, сжимая кулачки.
— Никлас! Не надо бить дядю! — воскликнула я, подхватывая сына на руки. — Простите.
— Прямо по косточке, — просипел слуга.
— Может, приложить лед? — предложила я. — Хотите присесть?
— Обойдусь, — выдавил он.
— Никлас, нельзя так себя вести!
— Можно, — сердито буркнул сын и показал слуге язык.
Тот как раз поднял треснувшие очки и нацепил их на нос, и теперь уставился на Никласа с таким странным выражением лица, что я испугалась — не прихватило ли у бедняги сердце.
— Знаете, вы можете думать обо мне, что вам угодно, — сказала я. — Я не собираюсь ничего доказывать, но прошу вас больше не приходить. А если эльену не нравятся хлопковые простыни — пусть отправляется домой и спит на чем он там привык: на шелке, бархате или простынях, вытканных из волос белокурых девственниц.